Начало.
— Да ты не любишь меня, никогда не любил. Вот мама, она любила, а ты нет!
Лида хлопнула дверью в своей комнате, бросилась на кровать и разрыдалась.
Ей так не хватало матери, особенно, последние полгода.
Разве думала она, пятнадцатилетняя девчонка с большими карими глазами и шикарными каштановыми волосами, что без матери будет так плохо. Сколько она мечтала избавиться от надзора родителей. И вот. Живи — не хочу. Нет. Не могла. И эти слёзы. Солёные капли, словно появляющиеся из ниоткуда, постоянно текли и хлюпали. В школе, на улице, в магазине. Прятать их было трудно, они возникали из ниоткуда и также пропадали.
С отцом было сложно. С матерью тоже, но с отцом вдвойне. Он не понимал многих простых вещей, которые женщине были понятны без слов.
Старая хрущёвка со старым ремонтом давила. С каждым годом Люде казалось, что стены сближаются. Кровать и стол в её комнате становились какими-то узкими, короткими. Стены, выкрашенные когда-то в голубой уже давно стали серыми.
Мать бегала после работы по своим подружкам, помогала за небольшую плату. Кому с уборкой, кому с ребёнком посидеть. Жили бедно. Отец пропадал на заводе. Платили мало, если даже и платили. Шли девяностые. Все жили плохо. Но жили. Лида тоже жила.
В большой комнате родителей стоял телевизор. Такой же старый, как квартира. Его привезли сюда в день новоселья, впрочем, как и диван, на котором и спали, и праздновали, и сидели, смотрели телевизор. На том самом диване не стало и матери.
— Всего скорее сердце, — отвернувшись от Лиды, сообщила отцу женщина в белом халате.
Приступ у матери случился рано утром, часа в четыре, она просто не проснулась. Лида стояла в комнате и хлопала глазами. Осознать, что произошло, было сложно. Особенно в тринадцать. После похорон легче не стало.
Жизнь потянулась дальше. Лида все реже видела отца, он приходил поздно, много работал. Обязанности по дому девочка взяла на себя, иного выхода не было. Отец пытался заработать на еду, одежду, нужно было платить за квартиру. Расходов было много. Дочь молча старалась выполнять то, что могла. А вот отношения дочь-отец совсем сошли на нет. Теперь они даже разговаривали мало. Отец часто приходил домой поздно и просто ложился спать.
В тот момент Лиде хотелось выть и скрести ногтями серую краску на стенах. Ей казалось, что она одна. Совсем одна.
Она и раньше общалась с родителями не так много и доверительно, а теперь, когда из близких остался рядом один отец, хотелось другого. Понимания, принятия и даже просто прижать к себе.
С родителями отца Лида в последний раз виделась перед школой, они всей семьёй ездили навестить бабушку и дедушку куда-то на Дальний Восток. Эту поездку Лида запомнила хорошо: было весело и счастливо, оттого, что все были вместе. Но больше связь с родителями отца не поддерживали. Звонили им иногда, посылали открытки на праздники, но писем не писали. Родители матери жили в деревне, их не стало ещё до ухода матери. Вот и получилось, что из по-настоящему близких людей остался у Лиды только отец. Была ещё тётя Марина, жившая в Москве, но с ней у девочки тоже не было особого контакта.
— Лида, перловку на меня больше не вари, мне лучше пюре, и курицу я не буду, жёсткая, — отец отодвинул от себя тарелку и взял со стола кружку с чаем.
— Опять? Чай нормальный? Или тоже не нравится?
Лида эту курицу с таким трудом достала, ездила за ней на другой конец города, пыхтела, разделывая эту синеватую тушку на четырнадцать частей, а оказалось, что зря. Это зря злило. Всегда. В последнее время всё, что готовила дочь, не нравилось отцу.
— Я не буду ужинать, только чай попью.
Попить чаю означало, что он будет макать в горячий сладкий чай куски хлеба и долго их обсасывать. Так он мог запросто съесть половину буханки и не моргнуть глазом.
Мать готовила отцу в последние три месяца отдельно. Перетирала всё через сито или толкла. Всё. Измельчала даже отварную курицу. "Отцу так нравится больше", — отвечала мать на вопросы дочери.
Лида не посчитала нужным возиться с тёркой или толкушкой. Её дело было сварить хоть что-то, чтобы была еда. И претензии отца стали восприниматься очень болезненно. Он не скупился на выражения, не считал нужным объяснить или попросить.
Последней точкой стало то, что как-то вечером отец не ужинал и оставил тарелку на столе, еда пропала, и он утром выкинул её в мусорное ведро.
— Я не буду на тебя готовить больше, — Лида скрестила руки на груди и отвернулась от отца, сгребающего остатки еды с тарелки.
— Не готовь, — спокойно ответил он.
— Ах так! Если тебе всё равно, мог сказать бы и раньше! Но ты даже поговорить со мной не считаешь нужным! — взорвалась дочь.
— Все наши разговоры — это твоя неадекватная реакция на повышенных тонах.
— Да, потому что ты меня раздражаешь. Вот это всё меня раздражает, ты не любишь меня и никогда не любил! — обвинениями у Лиды в последнее время заканчивались все разговоры с отцом. Её переходный возраст достигал пика.
Девятый класс Лида окончила без троек и перешла в десятый. Классная руководительница долго смотрела на девочку, прежде чем сказать то, что хотела, а потом просто подошла и прижала к себе. Лида разрыдалась. И взрослая женщина расплакалась.
— Ты только учись, Лидочка, сейчас без образования никуда, слышишь. Если что нужно, подходи, не стесняйся.
Лида кивала. В этом мельничном круговороте её юной жизни школа стала смыслом, интересным, наполненным. Учиться Лиде нравилось, кажется, это и спасло девочку. Спасло от дурной компании, от необдуманных поступков и наполнило существование смыслом.
В конце десятого класса отец неожиданно стал интересоваться дочерью. Спрашивал, куда она собирается поступать, предлагал даже несколько вариантов, в двух ВУЗах были знакомые. Но Лида пожимала плечами. Она не хотела делиться тем, что задумала. В её планах был совсем другой мир, другой ВУЗ и даже город.
Старшая сестра матери переехала жить в Москву в восемнадцать. Влюбилась в актёра, приезжавшего на гастроли их город, познакомилась с ним и уехала, даже вышла за него замуж. Но они быстро расстались, итогом развода Марина была довольна. У неё теперь имелась маленькая квартирка в тихом центре у метро и московская прописка соответственно. Марина узнала какую-то тайну своего супруга, и ему ничего не оставалось, как откупиться.
Лида позвонила тёте Марине в Москву и, справившись о том, как она там живёт, спросила прямо:
— Приеду поступать, пустите пожить?
— Конечно, милая, без вопросов. Приезжай.
Лида старалась как можно меньше попадаться отцу на глаза, говорила, что готовится к выпускным экзаменам, чтобы больше не обсуждать тему поступления. В выходные она подрабатывала и откладывала деньги на поездку.
Аттестат у Лиды был без единой тройки, да и четвёрок было всего пять. А это вселяло в девушку надежду поступить на бесплатное обучение.
На выпускной отец пришёл только на официальную часть, хлопал, когда вручали аттестат, даже встал со стула и улыбался. Дочь это увидела, смутилась. Он никогда не интересовался, как она учится, не спрашивал, какие у неё оценки, на собрания не ходил. Так ей казалось. Она не знала, что он частенько звонил классной руководительнице дочери и расспрашивал о ней.
Через неделю она незаметно собрала сумку и уехала на железнодорожный вокзал. Отец уже стоял на перроне у её вагона, сунув руки в карманы.
— Женька, это ты моему отцу сказала, что я уезжаю, — Лида даже остановилась и зло посмотрела на подругу.
— Он же тебе отец! Спросил — я сказала. Он думал, ты на отдых к кому-то собралась с сумкой.
— Лида! — позвал отец, увидев дочь. — Что же ты, дочка не сказала, — подбежал он и схватился за ручки сумки. Лида сжала пальцы сильнее, побоялась, что отберёт, а там билет сверху.
— Я донесу. Что же ты не сказала, что уезжаешь, — отец донёс сумку до подножки, поставил её и достал из кармана пиджака пакет.
— Тут тебе хватит, я копил всё это время.
Лида почему-то стала оборачиваться, словно пакет с деньгами предлагали взять кому-то ещё, а не ей. Отец заметил это смущение и сунул синий пакет в сумку.
— Удачи тебе, — отец хотел приобнять её, но Лида отстранилась.
— Скоро отправление, пока пап.
— Пока, — замахал он ей, заметно волнуясь.
Поезд вскоре тронулся, а отец так и стоял на перроне, махал дочери.
Марина ужасно обрадовалась приезду племянницы. В отличие от своей сестры, Марина была очень красива: точёная фигурка, копна каштановых волос, большие карие глаза.
Лида нажала кнопку звонка и стала переминаться с ноги на ногу. Дверь открылась почти сразу.
— Лидка! — тётя расплылась в улыбке. Она словно увидела свою копию. Поставь их рядом — мать с дочерью или точнее две сестры, в свои сорок два Марина выглядела потрясающе. — Как ты выросла. Да ты копия я, а не Ирка.
Марина кружила племянницу за руку и хлопала в ладоши.
— Вот мы вдвоём заживём! А то мне стало совсем скучно. Поедем в выходные за город, меня пригласили на дачу к одному очень хорошему знакомому.
— Мне к экзаменам нужно готовиться.
— Если поедешь со мной, считай, что в торговый уже поступила. Георгий Михайлович меня обожает.
Девочка теряет мать в подростковом возрасте, не может найти общий язык с отцом, пропадающим на работе, но находит себя в учёбе. Живётся им тяжело в девяностые годы, впрочем, как и всем. Отцу требуется перетёртая пища, но причину он дочери не говорит.
Лида решает уехать после школы к тёте в Москву, не сказав об этом отцу. И уезжает.
А что будет дальше, узнаете в следующей части.
Тем, кто любит читать рассказ от начала до конца, рекомендую заглянуть в субботу.