Это было раннее утро, когда еще туман лежал мягкой дымкой на влажной мощеной дороге из серого камня. Он обволакивал собой все, что было в пределах его досягаемости. Было тихо и одновременно громко. Возможно, тишина меня оглушила. Я сидел рядом с трупом и ждал когда приедут полисмены на гнедых лошадях. Я сидел рядом с трупом и не хотел верить в происходящее. Бог умер.
Меня зовут Гленн Тесли, и я - временной детектив. Я путешествую во времени и разгадываю загадки прошлого. И да, Атлантида действительно существовала, но это другая история.
А сейчас… что у нас тут? Какой сейчас год? И… век? Век 18? Порыв ветра швырнул мне в лицо мокрый лист газеты, будто устал выслушивать мои жалобы на чувство потерянности. Газета “Nowy Casnik”, датированная 1881 годом. Мда-а… на этот раз меня забросило в непростую эпоху… немецкий идеализм, конец эпохи Возрождения.
Сзади послышался хлопок. Это прибыл мой помощник и напарник. Товарищ Райли. Множество раз спасал мне жизнь и помогал в распутывании дел. Очень хороший компаньон.
- Мой юный друг, Вы опоздали.
- Межвременные пробки - пожал плечами Райли, - что у нас тут?
Я решил не терять времени на едкие замечания и приступил к изложению своего анализа ситуации:
- Начнем с того, что мы в Германии, в конце 19 века. Об этом говорит название газеты и язык, на котором она напечатана. Точка старта - смерть Бога.
- Смерть Бога? Разве он умер в конце 19 века? Разве он вообще может.. ну, умереть?
- Хорошо, я дам Вам больше информации, как только мы окажемся в тепле.
- Не будем ждать полисменов?
- Вы знаете немецкий?
- Besser als jeder andere
- Ох, ну хорошо, - я посильней укутался в шарф,- на заре христианской эры философия дремала…
- Философия? Наше дело связано с философией?
- Да, мой нетерпеливый друг. А теперь не перебивай меня и просто выслушай. Это дремотное состояние, в конце концов, породило философский сон, известный как схоластика. Схоластика – это европейская средневековая философия, представляющая собой синтез католического богословия и учения Аристотеля. Философия резко проснулась от того средневекового сна в 18 веке, когда явился Декарт сего известным «Мыслю, значит, существую». Началась эпоха Возрождения. Время борьбы эмпириков и рационалистов. Вскоре, эмпирики разрушили всякое подобие разумности, сведя философию к последовательности все дробных ощущений. Именно в это время был утвержден практический критерий истины, который лег в основу методологии естественных наук. Философии грозило погружение в новый сон. И тут в середине 18 столетия пробудился Кант. За ним проснулся Гегель и Шопенгауэр. Это разбудило и молодого Ницше, который громко провозгласил новую философию, надолго лишив всех сна.
- Хмм, и с чего начнем?- Райли пальцем поправил очки.
Я не успел ничего ответить. По мостовой легкой рысцой ехали полисмены на гнедых лошадях, звук стучащих копыт которых, разносился звонким цоканьем сквозь туман.
Пока Райли что-то говорил полисмену, а я притворялся глухонемым, на горизонте задребезжал рассвет.
- Знаешь, Райли, думаю, пора решить вопрос с языком – задумчиво сказал я, когда мы удалились с места преступления.
-Ты не поверишь, но я думал об этом все то время, пока выслушивал бредовые речи о пророчестве – он смачно наступил в лужу, оповестив нас об этом громким хлюпающим звуком,- Черт! Новые ботинки!
-Пророчество? – не обращая внимания на его сетования, поинтересовался я.
-Да. Он что-то говорил про пророчество. И все время повторял «так говорил Заратустра!» псих какой-то…
-Заратустра? Ну конечно! – кажется, меня осенило. Я ускорил шаг.
-Ну и что это значит, гений? Мы, конечно, можем многое, но мысли читать еще не научились. Куда мы идем? Гленн!
Я резко остановился, круто развернувшись. Райли почти налетел на меня. Я понимал его праведный гнев. Я часто не вдавался в разъяснения своих мыслей, и это иногда очень раздражало его. Он выжидающе смотрел на меня. Я обреченно выдохнул:
-Хорошо. Мы идем искать ночлег и приводить себя в порядок, а вечером мы идем к Фридриху Ницше. Потому что он – создатель произведения «Так говорил Заратустра», произведения, балансирующего между гранями философии, религии, поэзии и прозы. Фраза «Умер Бог» принадлежит Заратустре. Чтобы во всем разобраться, нужно найти Ницше.
-Ну так бы сразу и сказал – обижено просопел Райли.
-Слишком долго.
-Зато понятно.
Разместившись в гостинице, обсохнув и, наконец, позавтракав, я мог спокойно заняться проблемой языкового барьера. У путешественников во времени, как Вы знаете, всегда есть всеразличные гаджеты и приспособления для адаптации. Загрузив в мозг новый язык, я отправил Райли искать местонахождение философа.
Я должен был подумать. Что мне известно о Ницше? Хотя бы то, что он филолог. А еще он сумасшедший. И болен еще. Ах да, его жизнь на две части делится: почитание Шопенгауэра и дружба с Вагнером, и отрицание всего и построение своего учения наряду с разрывом с Вагнером. Его считают точкой старта немецкого фашизма и нацизма, но это неправда. Хотя бы потому, что идею об арийцах Гитлер почерпнул из работ мужа сестры Ницше, которая изменила работы своего брата и выдала их за подлинные. Само зло просто.
Философия его тоже делится на две части. В первой он думает над проблемами культуры, деля ее на «дионисийское» и «апполоновское». Во второй - сверхчеловек и мещанская мораль. Вообще, первая часть не так уж и интересна. Разделил культуру на утонченное и граненое; пересортировал виды искусств, обдумал и осмыслил значение культуры и эстетики. Скукотище. Но вот «Воля к власти» и, непосредственно, сверхчеловек – это уже интересно. Тут уже есть над чем подумать и о чем поспорить…
А еще - Бог умер. Вообще, смерть бога — недееспособность христианской системы ценностей, относительно современности, которая выразилась у Ницше в утверждении «Бог умер». А так как христианская система ценностей была, чуть ли не основой европейской цивилизации, то осознание того, что Бог таки умер, подорвало у многих веру в какие-либо моральные основы вообще, что привело к кризису европейской культуры. Сам Ницше, давая прогноз на будущее, ознаменовал два века нигилизма, тем самым предсказав наступление эпохи постмодерна.
Мои мысли прервал неожиданный приход Райли.
-Как-то это странно. Нас забросило не в ту страну… не понимаю почему, - задумчиво сказал он, протягивая мне билеты на паровоз.
-Ну, этого нам уж точно не познать. По крайней мере, сейчас.
Проведя бессонную ночь в поезде (не могу спать в поездах), я был очень рад тому, что мы, наконец, прибыли. Выпив по чашке ароматного кофе, мы отправились по адресу, записанному в блокноте Райли. Я не знал, где он достал адрес, да и не хотел этого знать. К тому же у меня снова возникла проблема с языком. Меня понимали и на немецком, но когда начинали перешептываться на своем родном, становилось неловко. Я всегда удивлялся «полиглотской» способности Райли: он мог загружать в себя бесконечное количество языков и не перегружаться с этого. Удивительный человек.
Сказать по правде, стоя перед дверью в дом Ницше, я растерялся. О чем с ним говорить? Что спрашивать? Я не знал. Я простоял минуты три с занесенной над дверным колокольчиком рукой, не шевелясь, пока Райли сам не дернул за веревку. Я вздрогнул.
-Кем бы вы ни были, убирайтесь! – послышалось из-за двери.
-Фридрих, у нас есть к Вам пара вопросов
-Уходите!
- Но это очень важно! – не унимался Райли.
-Фридрих Вильгельм Ницше, у меня есть лекарство от Вашей головной боли - спокойно и ровно сказал я, подойдя к двери вплотную.
Дверь распахнулась. На пороге стоял Ницше. Измученный, всклоченный, с фиолетовыми кругами под красными глазами.
-Разрешите войти. Мы хотим помочь Вам.
-Откуда вы знаете про боль? – хрипло спросил он.
-Позвольте, я Вам все объясню внутри.
Он отошел, пропуская нас в дом.
-Что за лекарство?
-«Нурофен», - я достал из кармана пальто пластинку и выдавил на ладонь две таблетки, - запейте водой.
Он молниеносно подчинился, будто до его кончины оставалось несколько секунд, и лишь мое лекарство могло его спасти. Жалкое зрелище. Фридрих шумно опустился в кресло.
-Что вам нужно? – спросил он, откинувшись назад.
-Поговорить.
-О чем?
-О смерти Бога.
-А-а-а, - он расплылся в улыбке, - Вы читали мои работы?
-Да. Позвольте задать Вам несколько вопросов.
-Nun ein risiko eingehen[3] (нем. ну рискни)
-Вы считаете себя сверхчеловеком?
-Нет, что вы. Я показал лишь: каким он должен быть. Кто я такой, чтобы объявлять себя сверхчеловеком?
-В своих работах Вы не так скромны.
Он вновь расплылся в улыбке:
-Ответьте мне на вопрос, прошу Вас. Вы хотите понять: КТО убил Бога, или же ПОЧЕМУ он мертв? Если Вы найдете убийцу, что это даст?
-Я не знаю. Возможно, справедливость.
-А может, чувство удовлетворения своего эго? Может, Вы просто хотите доказать себе что-то?
-Наверное…
-Позвольте спросить: что?
-Я просто хочу найти убийцу - выдохнул я.
-Церковь не признает смерти Бога, свяжет вам руки и ноги и сбросит вас в обрыв в распахнутые пасти с красными языками. Люди разорвут вас на части своей добродетелью, потому что они слишком слабы, чтобы надеяться на себя, слишком грешны, чтобы стать сверхчеловеком.
-Вы так не любите людей?
-Я не люблю толпу. Они слишком напуганы, чтобы принять истину. Напуганы тем, что не справятся, лишившись Бога. Тем, что им придется признаться себе в постыдной для них правде.
-Правде? Уж не про трусость ли Вы говорите?
-Может быть. В любом случае, пока они верят в живость Бога, они могут бесконечно раз себя оправдывать. Спросите себя: а кому есть дело до мертвого Бога? Кому есть дело до Бога вообще? Все заняты состраданием, - он скривился, а затем горестно вздохнул.
Повисла тишина. Я нарушил ее первым:
-Знаете, сколько бы Вы ни кричали, слушать вас не будут. Потому что смерть Бога разрушит их мир. К тому же, думаю, церковь не захочет мириться с утратой власти.
-Власти… все есть воля к власти… - отстраненно пробормотал Ницше, - но да, Вы правы. Я презираю церковь за их волю к власти. Презираю за ее отстаивание рабских ценностей и стремления растоптать всякое величие в человеке. Вообще, христианство – это религия сострадания, религия слабых и больных людей, христианство ведет к несвободе и несопротивлению человека.
-Хотите сказать, сострадая кому-то, человек сам слабеет?
-Да. Христианство возникло, чтобы облегчить жизнь человека, но сначала оно должно отяготить их жизнь сознанием греховности, чтобы потом иметь возможность облегчить их. Христианство проповедует греховность и презренность человека вообще, так что уже невозможно презирать других людей.
-Поэтому «мы все равны перед Богом»?
-Именно. Но мы не равны.
- Отсюда и сверхчеловек?
-Да.
-Вы гений, Фридрих. Но что есть воля к власти?
-Весьма польщен. Вы вскоре сами это узнаете, я уверен, - он потянувшись зевнул и сонно добавил: -только прошу Вас, liebe[4] (нем. дорогой), не путайте эту волю к власти с желанием славы и господства. Это будет в корне… не… верно…
Его голова упала на грудь и он мирно засопел. Скорее всего, головная боль его отпустила, и он смог, наконец-таки, заснуть после долгих бессонных ночей. Я отправил Райли, доселе молчавшего, за одеялом, а сам выдавил оставшиеся таблетки на стол.
Пока я писал записку с рекомендациями, из комнаты донесся грохочущий звук. Фридрих дернулся, но не проснулся. Ввалился Райли с одеялом в руках.
-Ты чего шумишь? – спросил я шепотом.
-Об швабру споткнулся, - пробурчал он.
Накрыв Ницше одеялом, мы удалились из дома.
Пройдя пару кварталов, Райли спросил:
-И что это, черт возьми, было?
-Что именно?
-Вот это вот самое. Антихристианская политика.
-Ну не любит он их. Считает, что христианская мораль – это долг, которому все должны беспрекословно подчиняться. Чтобы такое подчинение осуществилось, понадобилась идея Бога, как высшего нравственного идеала, который не только предписывает нравственные нормы, но и неустанно и скрупулезно следит за их исполнением. Страх перед божьим наказанием является основным мотивом морального поведения людей. Ницше думает, что христианство отрицает свободу духа, самостоятельность и ответственность человека, превращает несвободу в идеал, а смирение – в добродетель.
- А что думаешь ты?
-Я не знаю. Мне кажется логичным его негодование и его доводы. Более того, я с ними согласен. Но от идеи неравноправия меня корежит.
-Говоришь так, будто ты заядлый атеист.
-Я не могу отрицать существование неких высших сил, иначе как мы постоянно оказываемся в разных временных промежутках? – усмехнулся я.
Дальше мы шли молча.
Эту ночь я тоже почти не спал. Я полностью погрузился в размышления. Я брал одну мысль и развивал ее. Когда кончались разветвления одной мысли, я переходил на другую. Позже я понял, что это лучше записывать, но к тому моменту часть мыслей уже выветрилась из головы, поэтому не обессудь, мой читатель, за то, что далее будут изложены лишь основные концепции.
«Жизнь- это мир в аспекте его данности познающему субъекту; реальность, существующая исключительно для конкретного человека.
Перспективизм. Мир есть множество борющихся друг с другом картин мира (перспектив), исходящих из центров власти.
Иррационализм. Признание ведущей роли инстинкта, интуиции, слепой веры, которые играют решающую роль в познании и мировоззрении в противовес разуму и рассудку.
Философия жизни это не учение жизни, а стремление понять жизнь из нее самой, а не из каких-то абстрактных метафизических начал. Философствование должно быть подлинным и непосредственным выражением жизни в ее ценности и целостности.
Мораль господ и мораль рабов. Как и при рассмотрении многих других концептов Ницше, объяснение будет более действенным, если оговорить, как этот концепт понимать НЕ следует. Мораль господ и мораль рабов — это барина и холопа. Не стоит также при этом думать, что Ницше был социалистом, он был радикальным аристократом. Что же это значит? Все просто: наверху должен быть тот, кто действительно соответствует этому, благодаря своим выдающимся личностным качествам и трудолюбию, а не родительским связям, коррупции или оболваниванию электората.
Вечное возвращение. Если вселенная существует бесконечно, то все элементы вселенной в бесконечности складываются в одну и ту же вселенную бесконечное число раз, то есть мир, включая нас, бесконечно возвращается и становится таким, каким мы его знаем, поэтому все наши поступки уходят в бесконечность и бесконечное количество раз складываются снова. Психологический вывод: если поступаешь, как слабак, то ты вечный слабак, если как сильная личность, то ты вечно крут, это значит, что только и остаётся поступать, как нужно, несмотря на любые препятствия и трудности, которые преподносит судьба. Более того, Ницше советует относиться к трудностям с радостью и любить свою судьбу, так как она у тебя одна, хоть и вечная, как бы. Парадокс, в общем»
(из дневника Гленна Тесли)
Все это, конечно, интересно, но уснуть я не мог из-за одной единственной идеи: воли к власти. Воля к власти - это сама суть жизни, качество, присущее каждому человеку (в разной степени). Природа этого явления близка к инстинкту самосохранения, это внешнее проявление стремления к безопасности. Воля к власти становится побудительной силой многих поступков человека.
Любое чувство обращено к желанию власти. Если ты властвуешь, значит, ты существуешь. Если ты подчиняешь, значит, ты есть в жизни того, кто тебе подчиняется. Если ты подчиняешься, то властвуешь над собой.
Сильные волей должны как повелевать, так и повелеваться, ибо повиновение – это не отказ от собственной власти, а форма борьбы (так же как и приказ). Воля к власти проявляется, когда она находит сопротивление.
Чтобы не звучало слишком авторитарно, можно переводить этот концепт как «Стремление к могуществу». Это основная характеристика жизни, каждая частица которой стремится к усложнению, преодолению самой себя и к расширению себя в пространстве и времени. Это, прежде всего биологическая характеристика, которую Ницше сознательно переносит в этический контекст, в противовес христианской позиции святой слабости, ни в коем случае не оправдывая мировоззрение идиота, который стремится подчинить себе всё и вся. Ницше видел ценность в проявлении настоящей мощи Человека, именно с большой буквы, обладающего в первую очередь властью над собой и стремящегося к конструктивному развитию.
-Гленн? Гленн! Гленн, проснись!
Я открыл глаза и узрел обеспокоенное лицо Райли.
-Ты говорил во сне. Вставай, уже полдень.
-Я знаю.
-Ну, само собой, знаешь. Не надо быть умником, чтобы понять, что в комнате светло настолько, насколько это бывает в полдень.
-Нет, я знаю, кто убил Бога.
-И кто же?
-Нам надо идти.
Райли демонстративно закатил глаза и обреченно вздохнул, как он обычно делает, когда я ему не поясняю своих мыслей.
Поспешно собравшись, мы двинулись к центру города, на базарную площадь. Выбрав место повыше, я крикнул:
-Люди! Бог умер! Мы видели его труп на дороге! Отныне вы свободны! Вы больше не рабы Божьи! Отныне вас не ждет ни Рай, ни Ад! Вы свободны! Свободны от страха! Да здравствуют сверхлюди! Каждый из вас – сверхчеловек!
Толпа сперва молчала, но вдруг кто-то крикнул: «Я – Сверхчеловек!», и столкнул с прилавка товар. Изящные вазы разлетелись осколками по мощеной площади. Сие бунт подхватило еще несколько человек. И еще. И еще…
-Что же вы делаете?!- крикнул я
-Я – сверхчеловек! Я освобожден от рабства! - ответил кто-то.
Я кричал еще что-то, но меня уже не слушали. Все были заняты анархией. Я достал мегафон.
-Радуйтесь! Радуйтесь, вопиющие крысы! Но знайте, что Бога убили именно вы! Вы, рабы до мозга костей, не знающие ничего о свободе! Вы рождены для того, чтобы быть рабами! Вам никогда не стать сверхчеловеком!
Все замерли. Не потому, что я в руках держал инструмент заморский, а потому, что переваривали мои слова. Очень. Очень. Долго. Как бомба замедленного действия.
-Вы убили Бога! Из-за трусости своей убили! Добродетелью своей убили! Из-за сострадания своего к вам умер Бог!
Больше я ничего не успел сказать. Бомба рванула. Толпа яростной волной двинулась на нас с Райли. Я схватил его, и мы помчались прочь по улицам. Райли изнывал от паники и не прекращал сетовать.
Оторвавшись от смертоносной лавины и спрятавшись за углом, я достал маховик.
-Ну же! Работай! - нас заметили.
-Гленн! - вскрикнул Райли,- Гленн, мы пропали!
Маховик активировался за пару секунд до того, как нас проткнули вилами.
Мы оказались на той же площади, за несколько минут до моего выступления. Все было тихо и мирно.
-И что это, черт побери, было!? – вскрикнул Райли.
-А Вы как думаете?
-Нас чуть не убили из-за тебя!
-Идем отсюда и я тебе все объясню.
Оказавшись в кофейне, Райли, наконец, смог успокоиться и отойти от шока.
- Видите ли, мой дорогой Райли, сверхчеловек — основная ценность ницшеанской философии и смысл человечества, не меньше. Несмотря на это, Ницше не озаботился чётким и ясным разъяснением своей основной ценности. В связи с этим у 95% сверхчеловек ассоциируется с их собственным представлением о том, кем бы они были, не следуя своей рабской морали. Однако, если читать Ницше внимательнее, то внезапно сверхчеловек оказывается прежде всего благородной личностью, преодолевшей в себе ресентимент и всякую нигилистическую мораль, а также щедро одаривающей своими знаниями окружающих. Именно это я и пытался вам наглядно показать, мой друг.
-О да, у тебя получилось. Только в следующий раз, будь добр, предупреждай меня заранее!
-Слишком скучно.
Райли закатил глаза.
-Получается, Бога убили люди?
-Такую мощную идею как «Бог», убить очень сложно, если не невозможно.
-Но мы же видели труп… там, на дороге!
-Быть может, это был и вовсе не Бог, а какой-то бедняга. Я оказался здесь с уже заложенной мыслью в голове. Это неспроста.
-Так он мертв или нет? Скажи уже прямо! – кажется, терпение Райли на исходе.
-Нет, он не мертв. Он умрет лишь тогда, когда последний человек на земле перестанет в него верить.
-А сверхчеловек?
-Сверхчеловек стал главным конкурентом Бога. И я говорю не о личностях, а об идеях.
-А что ты думаешь о Ницше?
-Любая личная философия - одинокий крик в пустыне. Великий стилист, болезненно переживающий свою исключительность, непонятость, и несвоевременность. В литературе таких людей называли «лишними». Так или иначе, многие использовали идеи Ницше в своих интересах: фашисты цитировали его слова о превосходстве одних над другими, коммунисты использовали его антирелигиозную составляющую, а либералы вспоминали его ориентированность на свободу индивида. Хотя, в сущности, философия Ницше не попадает ни под одну политическую идеологию. Он отвергал консерватизм, национализм (и даже патриотизм), социализм, этатизм и демократию. Он был безумно одиноким человеком. Одиноким и гениальным.
-Как говорил Тесла: «В беспрерывном одиночестве ум становится все острее. Для того, чтобы думать и изобретать, не нужна большая лаборатория. Идеи рождаются в условиях отсутствия влияния на разум внешних условий. Секрет изобретательности в одиночестве. В одиночестве рождаются идеи»
-Absolut wahr, mein lieber Freund[5] (нем.абсолютно верно, мой дорогой друг). А теперь нам пора возвращаться домой, - сказал я, но Райли уже исчез. Я облегченно вздохнул и улыбнулся: дело раскрыто.
На столе в кофейне остались стоять две одинокие чашки и щедрые чаевые с запиской: «С наилучшими пожеланиями, Гленн Тесли».