- О чём ты говоришь Оль? Какой ребёнок? Мы не спим вместе почти полгода! Это твои новые миры, твой новый бзик? – Митя стоял совсем рядом, смотрел на жену. Вот сейчас она откроет глаза и не будет никого ребёнка –это видение, галлюцинация, она перечитала своих книг, двое маленьких детей круглосуточно с ней вот сознание и помутилось…
- Создатель творит чудеса, и на камнях растут и цветут цветы, если он обращает свой взор на несчастный клочок земли, - напевно промолвила Оля, глаза полны искренних слёз, любой бы поверил, но в данный момент муж готов её придушить.
- Какого чёрта, - схватил он её за предплечье, да так больно, жена наклонилась, застонала тихонечко. – С кем ты там загуляла?! Какой ребёнок? Ты решила из меня козла рогатого сделать? Кто он?! – тряхнул её хорошенько Митя и замахнулся, глаза налились кровью, дыхание жаркое, жаркое, он так напоминал Тихона.
- Это не имеет значения! – захныкала Оля.
Митя брезгливо оттолкнул её от себя, сел на стул, наклонился, схватился за голову, теперь он стонал, как подстреленный, но живой зверь.
- О-о-оля! Что ты натворила?! Уничтожила всё! Смешала с Dерьмом, сама опустилась до блуда, как ты могла?
- Это не блуд, это помощь другому послушнику общины, - растирая руку объясняла Оля, она ничего предосудительного в этом не видела –так сказал пастырь! – Женщина создана плодиться и размножаться, у неё в руках священный дар, - не унималась она.
- Между ног… а не в руках, так вам говорит ваш пастух? - усмехнулся Митя. Резко поднялся, заглянул в другую комнату, Стас задремал на диване, Таня спит в своей кроватке. Он закрыл дверь на кухне. Стоя в дверях, смотрел на Олю, она пятилась к окну, кулаки его сжимались всё сильнее. – Если ты сейчас не признаешься кто он, я выбью из тебя это «творение пастыря»!
- Не надо, - закрылась от него руками Оля, перед глазами первая брачная ночь с первым мужем, ремень, Митя даже шагу не сделал к ней, а у неё уже дыхание перехватило, вспомнила, всем телом ощутила боль.
– Говори!!! Это на ваших конгрессах, на сборищах, ты же с детьми ездила? Гадина, ты такая…
- Перестань, - жмурилась Оля и закрывалась руками, забившись в угол, - не надо! Ты обещал!
- А ты не обещала? Ты не клялась в верности?
- Я верна тебе до гробовой доски, это не измена! – вскрикнула Оля, - это обряд, так принимают в общину, а ребёнок как благословение…
- Dура, - сплюнул Митя на пол и шагнул к ней.
- Самый лучший здешний послушник и самый несчастный, его все женщины пожалели, - заплакала Оля.
Митя побледнел, в глазах потемнело, скулы заметно подёргивались на лице, зубы скрежетали.
- О-о-оля! Неужели ты… - закрыл он лицо ладонями, такого даже в самом страшном сне присниться не могло.
Она убрала руки, посмотрела на мужа, его очень жаль, он как будто ранен, но Создатель видит его страдания и принимает.
- Мить, это ничего не значит… Митя, это всего лишь обряд, - подползла к нему жена на коленях, хватала его за руки, целовала их. Он с отвращением убрал руки, попытался убрать её от себя, но она уже обнимала его ноги, молилась, плакала, умоляла о прощении.
- Как ты могла? Он же несчастный человек? Психически нездоровый… Зачем же вы его туда втянули? Юрка самый безобидный человек в округе. Какие вы поле этого верующие, твари вы безродные, - оттолкнул он её ногой, как грязную дворняжку. – Завтра же поедешь в город и очистишься от своей веры навсегда в женской консультации, хотя нет, я сам тебя отвезу, знаю я ваше змеиное гнездо!
Он вышел из кухни, а Оля так и осталась валяться на полу. Она не плакала, ей даже не обидно, просто пустота в груди, а внизу она наполнялась божественным естеством и женским началом. Она крепко зажала руками живот, свернулась калачиком, от одной мысли совершить такой грех у неё немели конечности. Она каждой клеткой пропиталась уставами общины, наставлениями светлейшего пастыря, молитвами и заговорами «Земного человечества» - она не согрешит. Пусть муж её возненавидит, ударит, презирает, только не убийство – за такой грех в Доме Молитвы тебя закидают камнями и навсегда изгонят из общины с позором.
- Оля! Оля! – кричал Митя из комнаты, - Оля иди сюда.
Она поднялась, вялой походкой пошла на зов мужа, она ожидала новой порции розог, но Митя стоял, низко нагнувшись над детской кроваткой, прислушивался к малюсенькой Танечке, личико ребёнка красно-синего цвета, дыхания не видно и не слышно, она…
- Что с ней? – испуганно посмотрел Митя на жену.
Оля подошла к кроватке, взяла дочку на руки, девочка не шевельнулась, глазки открыты но не реагируют на движения, голова запрокинулась на руке у мамы. Стас проснулся от громких разговоров, и сразу начал хныкать на диване, папа так страшно смотрел на маму. Он задавал и задавал вопросы, кричал на маму, тряс Таню у неё на руках, мама не отвечала, а только смотрела, на несчастное тельце, у себя на руках.
Митя выскочил из дома, побежал за медсестрой, он бежал быстро, дома мелькали у него перед глазами, но ему казалось, он стоит на месте, они просто вокруг него вертятся. Он бился в дверь, в окна, метался перед домом Олеси. Как же долго она включала свет, выходила в прихожую.
- Кто там? – спросила она из-за двери.
- Это я Митя, Тане плохо, она без сознания, она не просыпается, не дышит!
За дверью тишина минуты три, потом тихая возня, дверь открылась, Олеся в одном халате и домашних тапочках бежала вслед за Митей, придерживая свой чемоданчик с красным крестом, второй рукой Олеся придерживала халат, чтобы не распахнулся. Растрёпанная, примятая прическа, заспанные глаза. Они бежали, а во домах на лай собак включали свет, сонные жители посёлка выглядывали в открытые окна, пытаясь разглядеть, кто там бежит по улице, как ненормальный. Один дед вообще хотел спустить собаку с цепи, такой шум подняли эти двое.
Его не было минут пять-семь не больше. Он влетел в дом, а следом и медсестра на ходу, скидывая тапки на крыльце. Оля сидела на диване, качала Таню, что-то наговаривала над ней. Ребёнок вроде в сознании, глазками ели водит, но тельце по-прежнему безжизненное. Олеся попросила положить девочку на диван, развернула пелёнку, открыла распашонку, какая же она худенькая, смотреть страшно! Такие картинки даже бывалая медсестра видела только в книгах о войне и голоде.
- Оля, что вы ей давали? – слушала сердечко ребёнка медсестра через стетоскоп, - быстро отвечайте!
Стасик испуганный хныкал на диване, растирая сопли и слёзы по лицу.
- Это помогает ей крепко спать, это обычный отвар из трав.
- Скорую, срочно скорую! Дмитрий, бегите к нашему водителю, что хотите, с ним делайте, у него опять бензина нет, но девочку надо немедленно в больницу. Я в медпункт, позвоню в город вдруг они пришлют оттуда машину, хотя… - вздохнула Олеся. - Оля? Оля вы меня слышите? – пыталась достучаться до матери Олеся, - я вынуждена сообщить в милицию, здесь похоже на психотропные вещества, что вы давали ребёнку? Говорите! Митя, - повернулась она к несчастному папаше, - что же вы стоите? Я здесь, с девочкой ничего не случится.
Оля так и молчала, стоя рядом, качалась из стороны в сторону, она сама будто под веществами.
Через два часа ребёнок вместе с матерью были в больнице, у девочки взяли все необходимые анализы, положили под капельницу. Оля пыталась что-то возразить, дочь нельзя так лечить... но пожилой мужчина - детский доктор попросил вывести горе-мамашу из палаты.
Они пролежали в больнице три недели, Таня заметно поправилась, порозовела, более активно реагировала на окружающих, пару кило прибавила, но она по-прежнему очень слабенькая. В милицию обращаться оснований не нашлось, а вот опека впервые заинтересовалась многодетной семьёй. После выписки Олю и всю семью долго проверяли, наводили справки в школе и в садике, провели воспитательную беседу с родителями и уехали. Митя представить себе не мог, что когда-то его семья доживёт до такого позора. Мама его приехала, в самый ненужный, неприятный момент, старших внуков привезла. Органы опеки – это цветочки по сравнению с Анной Архиповной, она разнесла обоих родителей в дребезги, досталось не только бестолковой невестке, но и сыну.
- Ты распустил жену! Ты и никто другой виноват в том, что она связалась с этими сектантами, это хорошо, что вы здесь живёте, никто из знакомых и родственников, не видит, что происходит в вашем благородном семействе. Я тебе предупреждала, хлебнёшь ты с этой блаженной Олей, но ты же упёрся рогами…
Митю аж передёрнуло, он вспомнил - шестой на походе, нагулянный! Неужели мама догадалась? Драгоценное время потерянно и сделать уже ничего нельзя, да Оля и не стремилась. Она хоть и перестала нести религиозную ересь, но книги не позволила выкинуть из дома, кидалась на него, из рук выхватывала, припрятала где-то подальше.
Мама долго полоскала сына, снохе досталось, свекровь предупредила обоих: опеки дожидаться не будет – сама заберёт детей! Оля пообещала, прекратить общение с Настей, не будет ездить в город на молитвы и сходки, не будет таскать малышей по непонятным притонам. Много чего обещала Оля свекрови, только бы поскорее уехала она домой.
- Запомни дорогуша, - стучала свекруха кулаком по столу, старшие дети украдкой подсматривали на кухню за взрослыми: бабушка ругала маму, как она их иногда, вот бы ещё в угол поставила… А Наташе жалко маму. – Я буду приезжать без предупреждения! Ещё что-то подобное случиться, мужа и детей ты не увидишь! Забудешь дорогу к родителям, раз мозгов нет понять, что дети – это не игрушка.
Оля молча сносила обидные слова, оскорбления от свекрови, она считала себя жертвой – мученицей и принимала все испытания. Именно этому их учили в общине, предупреждали: "на пути к свету она не раз споткнется и усомнится в вере, но Создатель всё видит и не оставит своих детей". Оля перестала ходить к Ершовым, занималась домом и детьми – это было гораздо тяжелее, чем читать молитвы в доме пастыря и принимать новых членов общины. Там все друг другу помогают, абсолютно во всём, ты никогда не чувствуешь себя одиноким и обессиленным, но она обещала, поэтому терпела.
Митя полностью переехал в зал, спал на диване, осенью и весной на полу в детской спать прохладно. На работу вышел, ездил бесцельно, его уже не беспокоило, что зарплату задержат, всё равно рано или поздно выплатят. Но болтаться в посёлке, чтобы его видели, смеялись над ним. Он не мог отделаться от гнетущего ощущения, что в посёлке все знают! Бывшему своему приятелю и помощнику Юрику Митя хотел рёбра пересчитать, но встретив его однажды на улице только посочувствовал ему. Жалкий, худой, молчаливый, он больше не балаболил обо всём на свете, а благодарил Создателя, за то, что он даёт ему испытания и силы достойно всё переносить. В его доме поселилась большая и дружная семья из города. Юра врал всем - это дальние родственники его сбежавшей жены. О нём помнят, его не забыли – хвалился он соседям, односельчанам, всё потому, что уверовал, и ОН его за это отблагодарит и не забудет в предсмертный час.
Не было ему места в собственном доме, по выходным ещё больше "родственников" наезжало из города. Уходил Юра на конец улицы, там его принимали, кормили, заботились о нём, и работа ему всегда находилась. Уже не штакетник стоял у дома Ершовых, а забор из белого кирпича поднимался всё выше и выше, но калитка по-прежнему открыта для всех. Во дворе ещё одна постройка появилась, тоже благодаря Юрию и другим верующим. Люди сами несли деньги на стройматериалы, приходили делать вместе, а потом вместе же и молились. Муж Насти уже практически не уезжал из посёлка, здесь образовывалось своё маленькое братство и здесь надо было нести слово Земного человечества, весной ждали самого пастыря.
Ранней весной Оля родила девочку, очень слабенькую, раньше срока, и начались бесконечные мытарства по больницам. Три месяца их переправляли из одной больницы в другую: из детской в кардиологию, из района в область, потом опять к себе в детскую. Все домашние дела громадной каменной глыбой полностью свалились на хрупкие детские плечи Наташи. Спасибо большое тёте Вале, которая забирала к себе Таню, пока она была в школе, а Стасика взяли в детский сад, папа забирал их вечером, приезжал чуть пораньше и забирал ребят. Тётя Настя приходила со своими детьми несколько раз, но папа запретил их пускать, ходил к ним ругаться, стекла бил.
- Пап, а когда маму домой отпустят? – спрашивала Наташа, в глазах безнадёга, усталость, в дневнике давно уже отметки ниже среднего.
- Не могу сказать, Наташа, - гладил он дочку по голове. Он очень боялся возвращения супруги, к Ершовым не иссякали тропы паломников. Оля не устоит… вернётся к ним.
Коля помогал сестре, картошку чистил, бельё вешал на улице, он хотел быть как папа большим, а ещё больше он не хотел спрятаться дома. Слухи по посёлку быстро ползли! Их и ещё несколько ребят в открытую дразнили, обзывали – адвентистами, баптистами, хлыстами и прочими непонятными для детей словами, а ведь многие кто их оскорблял, вешал ярлыки, сами были из неблагополучных семей, одевались и учились гораздо хуже тех, кого обижали. Но за ними толпа, а за детьми из многодетных верующих семей только вера и смирение их родителей.
Мама вернулась домой другая. Строгая, желчная, всем недовольная и снова услышали соседи как Оля орёт на детей. Больше всех доставалось Наташе, хотя и Кольке перепадало, но там за дело, а вот со старшей дочки Оля спрашивала, как со взрослой и пощады ребёнку не было. Только когда папа возвращался с работы, в доме наступала хоть какая-то тишина. Но он всё чаще задерживался, до последней электрички, а когда приходил в доме все уже мирно спали.
продолжение ___________
Присоединяйтесь к моему каналу, буду рада видеть Вас в Телеграм
Моя книга У меня так никогда не будет на всех ресурсах:
Литрес Amazon WB Оzon . Печатная версия по предзаказу на Ридеро
