Политолог Владимир Гельман объясняет причины «Черного октября» 1993 года и его следствия для постсоветского пространства:
«В 1991 году, когда прежний политический режим перестал существовать, посткоммунистические страны оказались в ситуации, которую немецкий социолог Клаус Оффе назвал «дилеммой одновременности» <…>: необходимо было построить рыночную экономику и реформировать государственный аппарат за счет перехода к конкурентной демократии. Страны Восточной Европы решали эти проблемы одновременно, добившись позитивных изменений после нескольких лет масштабных реформ. <…>
Российские же политики были заняты рыночными реформами, а вот реализовывать масштабные демократические преобразования они отказались. <…> Политики должны были решить задачу финансовой стабилизации, поборов высокую инфляцию и сократив государственные расходы. Но эти предложения вызывали раздражение у обедневшего общества. Выяснилось, что отечественная политическая система с этими нагрузками справляется плохо <…>.
Кризис урегулировать не удалось: инфляция была высокая, цены росли, а население беднело. Парламент в лице Верховного Совета публично критиковал президента и его политический курс. Депутатов раздражало, что Ельцин пользовался своим правом издавать президентские указы в обход решений парламента.
<…> Политическая поляризация была выгодна Ельцину. Парламент был крайне непопулярным среди населения. Все, кто интересовался происходящим в стране, наблюдали на телеэкранах очень длинные и порою бессмысленные заседания. А ведь в те годы уровень жизни россиян активно падал. Среди депутатов не было ярких харизматичных лидеров с высокой общественной поддержкой. Тот же Хасбулатов уж точно популярностью у избирателя не отличался. <…> Уверен, Ельцин мог найти альтернативные пути решения, предполагающие тактический союз с Верховным Советом. Но возобладала другая логика — всю вину за экономические неудачи президент возлагал на оппозиционный ему парламент, который, в свою очередь, обвинял во всем президента. Итогом стала резкая поляризация в политике: «Либо ты за Ельцина, либо ты за Хасбулатова».
<…> Обычные граждане были индифферентны к происходящему. <…> Людей заботила экономическая нестабильность и, как следствие, постоянный рост цен. «Как заработать на кусок хлеба» — вот этот вопрос волновал, а не разборки между Ельциным и парламентом. <…> Широких общественных движений не было, зато популярность набрала формула «чума на оба ваших дома». <…>
Поворот России к авторитаризму — это не следствие одного события. <…> Были и другие точки бифуркации. Например, реформы 1991 года, когда политики сделали выбор в пользу экономических реформ, принеся в жертву политические <…>. Или 1996 год, когда на президентских выборах переизбирался Борис Ельцин. Тем не менее в 1993 году произошло несколько серьезных шагов в сторону авторитарных практик. Во-первых, конфликт был разрешен через грубую силу <…>. От этого выиграли силовые ведомства, сыгравшие особую роль в подавлении ельцинских оппонентов. Во-вторых, новая Конституция <…> заложила авторитарный потенциал в политике страны. Ельцин этим потенциалом не воспользовался, а вот Путин эти авторитарные начала развил. И, наконец, российский опыт экспортировали другие страны. В 1993 и в 1995 годах Назарбаев дважды принудил к роспуску казахстанский парламент. В 1996 году Лукашенко провел через референдум проект новой Конституции Беларуси, после чего распустил белорусский законодательный орган. На постсоветском пространстве данная политика усилила авторитарные начала не только в нашем государстве, но мы пережили этот травмоопасный опыт первыми».