Ключ никак не хочет попадать в замочную скважину. Слуцкий чертыхается, помогает себе второй рукой и, все-таки, открывает дверь. Входит в прихожую, прислушивается. Квартира встречает его полной тишиной. Роман Константинович скидывает обувь и шагает в направлении спальни. Заглянув туда и узрев пустую кровать, он идет в кухню. Здесь тоже никого, как и в гостиной. При переезде ведомство расщедрилось и выделила чете Слуцких сразу двухкомнатную квартиру, с расчётом на скорое пополнение семейства. Но прошло пять лет, а в семейной жизни ученого ничего не изменилось. Роман Константинович уже начал смиряться с тем, что детей у них с женой не будет, хоть всевозможные обследования и не выявили у супругов каких-либо отклонений. Слуцкий списывал все на генетическую несовместимость, и всю свою, нерастраченную, отцовскую любовь отдавал жене.
– Вера, ты в ванной? – громко спрашивает Роман Константинович. В окружающей тишине собственный голос кажется ему чужим и неприятным.
Ответа нет. Слуцкий возвращается в кухню, краем глаза замечая, что свет в ванной не горит. Ставит чайник на плиту, гадая, куда могла подеваться жена в половине девятого утра. Холодильник забит продуктами, в магазин идти не нужно, да и поспать Вера любит. Все женские вакансии в городке заняты, но Слуцкий зарабатывает достаточно, так что супруге не приходится ходить на работу ни свет, ни заря. А чтобы не сойти с ума от безделья, Вера пишет романы – непритязательное женское чтиво, от которого ломятся полки книжных магазинов и страницы сайтов самиздата. Роман Константинович, однако, отмечает у супруги неплохой слог и легкость повествования и не устает говорить ей о том, что ее книги с удовольствием примут в каком-нибудь крупном издательстве. Потом, когда работы на "Объекте 66" будут завершены, и они вернутся к цивилизации.
Чайник свистит, выбрасывая из носика тонкую струйку пара. Слуцкий насыпает в бокал две ложки растворимого кофе, заливает водой, размешивает. Щелкает замок входной двери. Роман Константинович ставит бокал на стол и спешит в прихожую. В полумраке ему не сразу удается разглядеть заплаканное лицо жены.
– Вера, привет, – говорит он.
Женщина не отвечает. Не разуваясь, идет в кухню. Слуцкий сторонится, пропуская ее. На кухне Вера открывает холодильник, достает оттуда бутылку ликера. Смотрит на этикетку невидящими глазами, убирает ликер на место и тянется за початым коньяком мужа. Берет из кухонного шкафчика рюмку, наливает до краев, опрокидывает в себя и опускается на стул, спрятав лицо в ладонях. Слуцкий застывает в дверном проеме, наблюдая за этим действом.
– Вера, что случилось?
Роман Константинович хочет подойти и обнять жену, но за долгие годы совместной жизни он научился тонко чувствовать ее настроение. Сейчас Вера закрылась в коконе, и разрушить этот кокон – себе дороже.
– Где ты была? – тихо спрашивает Слуцкий.
– В больнице, – всхлипывает Вера, не убирая рук от лица.
Роман Константинович молчит, не желая превращать эту ситуацию в допрос. Сейчас нужно просто ждать.
– Я беременна, Ром.
Вера опускает руки и глядит на мужа. Даже сейчас, с размазанной по щекам тушью и покрасневшими от слез глазами, она необычайно красива. У Слуцкого сжимается сердце. Неужели в их жизни наступила эпоха перемен?
– А какой срок? – чуть дрогнувшим голосом интересуется он.
– Пять недель, – жена смотрит на него, но в ее взгляде Слуцкий не видит и тени радости.
– Когда ты узнала? – спрашивает он.
– Две недели назад, – отвечает Вера. – На сегодня УЗИ назначили. Хотела сюрприз тебе сделать.
– Он удался, – Роман Константинович улыбается.
Жена на улыбку не отвечает. Наоборот – опускает голову и вновь заходится в рыданиях. Слуцкий бросается к ней, опускается на колени, пытается обнять.
– Вера, что с тобой?
– Беременность замерла, Рома! – кричит женщина. – Понимаешь?! Он мертв! Мертв! Завтра мне сделают чистку! Не будет у нас ребенка, не будет!
Она начинает биться в истерике, и Слуцкий крепче стискивает ее в своих объятиях. Вера пытается упереться ладонями ему в грудь, оттолкнуть, но вскоре сдается и обмякает, продолжая сотрясаться в беззвучных рыданиях.
– Это точно? – шепчет Слуцкий. – Врачебной ошибки быть не может?
– Не может, – шмыгает носом Вера.
Роман Константинович закрывает глаза. Перед его внутренним взором тут же предстает испытательная камера и заключенный с кровавой пеной на губах. Его бессмысленные разговоры о смерти и горе, когда бессильны деньги и наука. Все настолько в руку, что Слуцкий ловит себя на мысли – а не был ли контакт лишь плодом воспаленного воображения и галлюцинацией? Раньше Роман Константинович за собой никаких отклонений не замечал, но с его работой немудрено и тронуться рассудком. Он отстраняется от жены, смотрит в ее заплаканные глаза. И не видит в них ничего, кроме пустоты. Это взгляд человека, потерявшего смысл жизни. Слуцкий проводит пальцами по щеке Веры, чувствует влагу на подушечках. Думает о том, что жизнь несправедлива. Сможет ли жена принять свою потерю на фоне научных успехов мужа? Или это начало конца их семейной жизни? Пускать все на самотек и ждать развития событий сложа руки Роман Константинович не собирается.
– Знаешь что, – он улыбается Вере, мягко и добродушно. – Не расстраивайся раньше времени.
– Но ребенок….
– Давай допустим, что врач ошибся, – говорит Слуцкий. – Все люди ошибаются, и мне ли, как ученому, об этом не знать.
Лицо Веры чуть разглаживается, в глазах появляется живой блеск.
– Может, ты и прав, – соглашается она. – Нужно провериться еще раз.
– Обязательно. Но не в больнице.
Роман Константинович замолкает, и кухня на минуту погружается в тишину. Сейчас Слуцкий думает о том, как провести жену на один из самых охраняемых объектов в стране.
– Скажу тебе по секрету, – подмигивает он Вере. – У нас в лаборатории самое лучшее оборудование.
*****.
Машину бросает из стороны в сторону по раскисшей после ливня грунтовой дороге, и водитель чуть отпускает педаль газа. Полноприводный автомобиль всеми колесами цепляется за поверхность и выравнивает свою траекторию. Мощный турбированный дизельный мотор внедорожника едва ощущает тяжесть прицепа, который машина тащит за собой по грязи и слякоти. Внутри лежит небольшой, но очень увесистый груз, накрытый черным толстым брезентом. Мужчина выкручивает руль, бросая машину в очередной поворот, морщится от боли в обожженных ладонях. Думает о том, что надо было работать в перчатках и тут же ухмыляется этой дурацкой, абсурдной мысли. Зубы и губы его в крови, десны распухли, а лицо покрыто красными пятнами и волдырями. Он знает, что его время на исходе. Благо, долгий путь подходит к концу. Путь длиною во всю его жизнь. Мужчина улыбается еще шире, сильнее утапливая в пол педаль газа.
Он родился тридцать лет назад, здоровым и крепким ребенком. В крохотном городке, где жили его родители, и где работал отец. Ходил в местный детский сад, затем в местную же школу. Показывал блестящие результаты в учебе и спорте, был на отличном счету везде, где только можно. Уже в десять лет серьезно увлекся биологией, раз и навсегда определив для себя жизненный курс. Умный, смышленый мальчик – гордость родителей и учителей. Закончив школу, он оставил родной для себя городок и уехал поступать в столицу. До дня отъезда он никогда не видел слез отца.
– Не сворачивай с пути, – напутствовал его отец. – Ты лучшее, что у меня есть. И возвращайся, как сможешь.
Иван поступил на биологический факультет МГУ, который блестяще закончил экстерном всего за три года. Еще четыре понадобилось на аспирантуру, и к своим двадцати пяти годам юноша уже стал кандидатом наук. Успешно занимался спортом, не жаловался на здоровье, был популярен у сверстников и, тем более, сверстниц, водил дружбу со многими преподавателями. Жил полной, насыщенной жизнью. За исключением одного незначительного момента. Своего выдуманного друга. У подавляющего большинства людей бывают воображаемые товарищи и собеседники, но если это не проходит к подростковому возрасту, то начинает вызывать опасения. А если второе "Я" проявляет себя и во взрослой жизни, то само по себе напрашивается наблюдение у грамотного психиатра. Но парень, вопреки своему критическому и рациональному мышлению, быстро свыкся с обратной стороной своей личности. Более того – он ощущал незримую, но оттого не менее реальную, помощь и поддержку своего "друга".
Седой полковник появился в институте одной дождливой осенью. Молодой кандидат наук к тому времени уже преподавал на кафедре, полностью отдавшись любимому, как он думал, делу. Но то, что предложил ему человек в военной форме, заставило крепко задуматься. Парень прислушался к внутреннему голосу, и тот, в очередной раз, указал ему правильный путь. Молодой ученый уволился из института, и вскоре оказался в Сибирской тундре, в маленьком военном городке. Почти таком же, как и тот, где он провел свое детство. Местные называли городок Вьюжным, но из уст седого полковника парень слышал другое название – "Объект 101".
Работа кипела и четыре года спустя дала результат. О чем парень, ставший к тому времени научным руководителем проекта, с удовольствием отчитался дряхлеющему вояке. Тот выдавил из себя несколько банальностей, касающихся гражданского долга, защиты интересов государства и новых вершин науки, а через пару дней скончался от инфаркта. Ученый, который все больше и больше растворялся в той – второй своей – личности, лишь порадовался за полковника. Быстрая и безболезненная смерть. Старику очень повезло. Всем остальным повезет намного меньше.
"Объект 101" был засекреченной лабораторией по созданию биологического оружия. Многие светлые умы долгие годы бились здесь над самыми сложными загадками природы. Создавали новые штаммы болезней, изучали мутации вирусов, выводили виды микробов, способных выживать в самых экстремальных условиях. Но настоящий прорыв был за ним – за молодым ученым, который променял лоск Москвы на студеную Сибирь. Променял по совету своего второго "Я", которое, на поверку, оказалось первым.
Новый вирус передавался воздушно-капельным путем, имел беспрецедентную заразность и, практически, стопроцентную смертность. Работники объекта не рисковали зазря, вакцина была создана одновременно с вирусом. Научный руководитель проекта вколол себе одну дозу, перед тем как уничтожить остальные, и без того немногочисленные, запасы лекарства. А затем выпустил ужасную болезнь – свое детище – на свободу.
Карантинные меры не сработали. Двое военных, из числа тех, кто должны были охранять объект, дезертировали после первых же смертельных случаев. Через месяц уже вся огромная страна билась в агонии, следом болезнь начала свое победоносное шествие и по всему остальному миру. Государства в спешке закрывали границы, отменяли все авиарейсы, останавливали поезда, не пуская их в крупные города. Для нового вируса все эти полумеры не были особой преградой. Люди умирали миллионами, а вскоре счетчик перевалил и за миллиард. Оставшаяся в живых кучка политиков США, Китая и России от безысходности пошли на страшные меры – по их приказу атомными ударами были уничтожены многие мегаполисы, в надежде хоть как-то сдержать распространение вируса. Но ядерный пепел осел, болезнь никуда не делась и лишь продолжила свою кровавую жатву. В то же время научный руководитель "Объекта 101" покинул вымерший военный городок. Он направился на свою Родину, чтобы забрать то, что принадлежало ему по праву.
Мужчина улыбается своим воспоминаниям и утапливает педаль газа еще сильнее. Двигатель рычит, машина трясется на ухабах, гремит сцепное устройство прицепа. Наконец, из-за очередного поворота выплывают высокие глухие ворота. Мужчина останавливается перед ними, глушит двигатель и устало откидывается на сиденье. Обожженная спина огрызается острой болью, но ему уже все равно. Он смог. Он добрался. Дорога жизни подошла к концу, но от этого на душе только радостней.
Его зовут Иваном. А по документам – Слуцким Иваном Романовичем. Но теперь это имя для него не значит ровным счетом ничего. Ведь он помнит, как его называли там – дома, давным-давно. Аваддон. Один из вождей своего несчастного народа. Его мир начал погибать давно, много миллионов лет назад, и теперь доживает последний свой век. Их цивилизация – некогда великая, прекрасная и могущественная – лежит в руинах. Народ Аваддона утратил многие знания, но одна из древних технологий могла спасти тех, кто еще выжил. Но, чтобы эта технология сработала, требовалась уйма энергии, которой в прошлом у человечества не было. Да, попытки бегства из гибнущего мира, экспансии Земли, предпринимались родичами Аваддона и раньше, но только сейчас люди дали им то, что было нужно.
Иван открывает дверь и выбирается из машины, кривясь от боли. Медленно идет к прицепу, ноги предательски разъезжаются на мокрой глине. Мужчина развязывает углы брезента, откидывает его. Полумрак пасмурного вечера тут же озаряется всеми цветами радуги. Кристалл дышит и, будто бы, пульсирует в нетерпении. Иван прикладывает к нему ладонь. Боль растекается по телу. Скоро он умрет, но много времени ему и не нужно. Аваддон преодолел долгий путь от "Объекта 101" до "Объекта 66" ради кристалла, ради этой последней надежды. Постаревший Роман Константинович и несколько его подчиненных выжили в пандемии, запершись в лаборатории. И когда Аваддон пришел, Слуцкий без лишних вопросов пустил сына внутрь. Позже, поняв цель его визита, Роман Константинович умолял не трогать кристалл, просил оставить все как есть. Но тщетно. Аваддон убил ученых быстро и милостиво, на прощание поблагодарив отца за то, что даровал ему свободу.
Иван вновь улыбается от этих воспоминаний, нежно поглаживая гладкую и холодную поверхность кристалла. Ученые "Объекта 66" были уверены, что совершили великое открытие. Нашли передатчик, ретранслятор из другого мира. Но они ошибались. Кристалл не был передатчиком, он был вратами. И сегодня Аваддон откроет их и спасет свой народ. Его запомнят как Созидателя, истинного спасителя. Да, он умрет. Да, будет непросто построить цивилизацию практически с нуля. Да, люди не отдадут свою планету без боя. Но вирус сделает свое дело. А в те отдаленные уголки Земли, куда не доберется болезнь, – долетят ракеты, благо человечество запасло их впрок. И народ Аваддона воспрянет, хоть сам Созидатель этого уже и не увидит.
Мужчина поворачивает голову, смотрит на высокие ворота. Там, за глухим забором, в шахтах замерли «Сарматы» и «Тополя». Вестники апокалипсиса на боевом дежурстве. Авадонну с лихвой хватит и одной ракеты. Семь с половиной мегатонн энергии, которые впитает в себя кристалл, откроют врата, а Созидатель примет смерть в атомном пламени. Придет последний день людей и первый день его народа. Аваддон верит. Верит в спасение. И в то, что вскоре Земля – этот лучший из миров – станет для них новым домом.