- Я тебе почищу селёдку.
Сказал он и посмотрел на неё уставшими голубыми глазами. А она сидела напротив, и ей было приятно, эти простые слова так задели её и взволновали, что она даже немного опешила. Сидела и думала, почему же так всё происходит, зачем я всю свою жизнь бежала вперёд, стремилась к чему-то, училась, поддерживала отношения с разными людьми, искала что-то или кого-то? А тут сидит напротив нормальный мужик. Которому совершенно всё равно до моей интеллектуальности и продвинутости развития в сфере образования, и вообще он кажется не знает ничего про тонкие материи и чайные церемонии, по крайней мере по нему так и не скажешь. Живёт он обыкновенной жизнью, у него большие, крупные и сильные пальцы, открытый взгляд, честно смотрящий на неё как на женщину.
И в нём есть та самая нежность, та большая мужская нежность, который она не встречала у мужчин присутствующих или бывших в её жизни. Они были очень мягкими или слишком умными, и даже чрезмерно влюблёнными, но ни кто не сказал ей:
- Давай я тебе почищу селёдку.
Все эти мужчины, они считали селедку едой простых, не отягощённых знаниями людей. А тут на тебе раз и "хочешь я тебя почищу селёдку" и он почистил, и так это ловко сделал своими большими и казалось на первый взгляд неуклюжими пальцами. И вытащил косточки, снял кожицу, порезал удивительно правильными квадратными маленькими кусочками на тарелке. Сказал, угощайся, потом взял варёную картошку в мундире и так же ловко разломал её на пополам. Дымящиеся половинки должны был обжигать его пальцы, а он не почувствовал, просто взял и разломил пополам. Как фокусник. Положил на тарелку, раздавил вилкой и положил сверху кусочек сливочного масло. Ухаживал за ней, как маленькой девочкой. Она даже не знала, как давно, она хотела именно этого, что за ней так просто и нежно ухаживали за столом. Пахло селёдкой, свежесваренной картошкой и сливочным маслом.
Он снова посмотрел на неё пристально и внимательно, как бы спрашивая о чем-то, но она не знала о чём. Сказал:
- Ну, угощайся.
Она вдохнула аромат и подумала, а почему я всё время избегала общения с такими людьми, с большими, сильными, грубыми, они же манили меня всегда. Вот он сидит напротив большой, сильный пахнущий, настоящим и чем-то таким непонятным. Борода необычайно косматая, она не видела никогда рядом такой бороды, что росла сама по себе, росла в разные стороны, бороды, что была похожа на большую тучу.
Она видела стриженые бороды, ухоженные бороды, даже крашеные бороды она видела, но это были игрушечные бороды, не настоящие, это была игра в человека с бородой, борода была частью замысла выделится, деталью продуманного образа. И она это оказывается всегда чувствовала, но только сейчас себе в этом призналась. А вот такую дикую бороду, из которой торчали опилки и прилипла косточка от селёдки, она не видела. Ей даже непреодолимо захотелось потрогать эту бороду, запустить в её свои длинные тонкие пальцы, и кажется даже прижаться к ней. Это желание её смутило, а он, кажется, заметил это и улыбнулся, порода шевельнулась и опилки упали на футболку.
Растянутый ворот на футболке. Всяких заявок на актуальность и на бренд, просто футболка, просто чёрная футболка, просто чёрная давным-давно футболка, с маленькими дырочками. Она доела селедку.
Он сидел и смотрел на неё. Потом спросил:
- Чаю тебе налить.
Она случайно оказалась в его доме. Очень даже случайно. Она ехала домой, и увидела, что строится еще один дом на её улице, а перед домом лежат доски, а ей нужны были опилки, буквально горсть, для редкого домашнего растения и зашла спросить. А он сидел и обедал. Большой мужчина, возраста непонятного, весь широкий и даже издалека кажется теплый.
И он позвал её к столу. И дом был еще совсем не достроен, просто коробка, и вокруг всё пахло деревом. И чем-то таким из детства. Она почему-то вспомнила дедушку, которого она видела еще маленькой всего несколько раз. Потому что её мама не хотела, чтобы она общалась с дедушкой. А дед был весёлый, разговорчивый и улыбался, и от него пахло незнакомо, так ни от кого не пахло в её семье, она уже взрослой узнала этот запах, запах застарелого алкоголя. И она всегда помнила взгляд деда, прямой, честный, добрый, с прищуром лукавым.
И тут он:
- Давай я почищу тебе селёдку.
И сразу на "ты" без всяких долгих приветствий и рассуждений.
- Я тут сел перекусить, а ты будешь?
Поставил на стол картошку, селёдку и хлеб. Она ответила:
- А я не люблю селёдку.
Он спросил:
- Почему?
- Я не умею чистить.
- Давай я почищу тебе селёдку.
И в этом столько откровения, доброты, заботы, сколько она не встречала за всю свою интеллигентную жизнь.
Посуда была у него старая и тарелка была такая с голубеньким, потёртым краем и чуть-чуть треснутая. И картошка на столе в кастрюльке, на которой отбитая эмаль изображала черных бабочек. Кружка тоже была не из новых. Всё было не новое, но чистое и кажется уютное, милое, доверчивое. Вот кружка, её может выбросить, если бы кружка была у неё дома на кухне, а тут нет, он налил чаю. Просто чаю, просто из чайника, заварил в заварнике чай, заварник с отколотым немножко носиком и крышкой от другого чайника. И всё без рассказов про какой хороший и редкий чай был заварен сейчас. В её жизни всегда каждый момент происходил значимо, с рассказами, про хороший чай, про хлеб ручной работы, про посуду от известного мастера. Она так устала от всего этого, от пустых и лишних разговоров.
Он положил ей мёда в чай, из обычной, немного липкой банки, она никогда не пила чай с мёдом. Мёд всегда был как лекарство, а тут в чай мёд большой ложкой размешал и пододвинул поближе к ней кружку, пододвинул по столу, сколоченному из досок, похожих, что лежали на улице.
Хлеб чёрный кусками на тарелке, снял с неё кухонное полотенце, старенькое застиранное и смотрит на неё, улыбается.
Она улыбнулась в ответ, сказала:
- Я не есть пришла, я пришла спросить, про опилки, у вас есть опилки, мне много не надо.
- Дам тебе опилок.
Она доела селёдку, доела картошку, выпила чай. А он сидел напротив, улыбался и смотрел на неё и рассматривал.
- Спасибо, за селёдку и за опилки.
Она встала, вышла, на улицу, дунул ветер, с досок полетели мелкие опилки, она мгновенье постояла и вернулась.
- Можно я завтра к вам снова зайду.
Потом подумала и добавила:
- К тебе зайду.
Села в машину, и чувствовала запах селедки, хлеба и опилок, и было тепло и уютно, и немного печально, что в её жизни не было такой простого мужского внимания и доброты.