Глеб надевал кроссовки в прихожей, собираясь на тренировку, когда я спросила, кого из одноклассников он пригласил бы на свой День рождения. Не отрываясь от завязывания шнурков, он сразу стал перечислять имена: Анюту, Лэйлу, Катюху, Ильдара, Андрея…
«Подожди-ка! – прервала его я, - а Митю, к которому ты пару недель назад сам ходил на именины? Мы ещё подарок выбирали битых два часа?!».
«Он что-то странно ведёт себя в последнее время, не хочу его приглашать», - сказал сын, как отрезал, и с силой потянул на себя шнурки, чтобы сделать петлю.
«Он учительнице сказал, что она не имеет право». И, вместо того, чтобы продолжить мысль, он продолжил сосредоточенно завязывать верёвочки.
«Ничего себе, какие слова знает этот Митя в третьем классе», - подумала я. И решила, что Глеб всё-таки чересчур принципиален в выборе участника праздника по одной фразе. Ну, подумаешь, человек умеет чётко обозначать границы дозволенного – у такого стоит поучиться самодостаточности.
Но, на всякий случай, вслух спросила: «Он что ли отказался сдавать учительнице телефон перед занятиями?». А, надо сказать, у них в классе, с разрешения родителей, такое практикуется, чтобы дети были сосредоточены на уроке. Но самые капризные иной раз бунтуют против расставания с любимой игрушкой, а то и вовсе устраивают истерики.
«Нет, Митя просто ел хлеб, который сам испёк», - произнёс Глеб будничным голосом. Распрямился и выдохнул, разделавшись, наконец, со шнурками.
У меня тем временем чуть глаза из орбит не вылезли: «Мальчик сам испёк хлеб?!».
«Ага, и принёс его с собой, даже нас угостил», - как ни в чём не бывало отозвался сын и потянулся за курткой, висевшей на крючке. «Он вообще часто приносит что-то испечённое. Как-то угощал таким же хлебом, только с сахаром, и говорил, что это кекс», - затараторил сын, засовывая руки в рукава.
«Смотри, какой он молодец, сам печёт хлеб, ещё и вас угощает! Чем же он тебе не угодил?» - не сдавалась я, думая о том, что мне уже 34 года, а я до сих пор не умею печь ни хлеб ни кекс...
«Он насыпал много соли», - ответил Глеб, застегивая молнию на курточке. «И хлеб оказался пересоленным?» - допытывалась я. «Нет, наоборот. Поэтому в столовой он откусил хлеб, взял солонку и стал насыпать соль прямо себе в рот», - пояснил Глеб, достал с полки шапку и натянул её по самую шею.
«Ну а учительница-то причём?» - в нетерпении воскликнула я. «Она увидела, что он сыпет соль в рот, отняла у него солонку и заругала, мол, что ты делаешь! А он и крикнул: «Это не Ваша солонка, Вы не имеете право!»» - с напускным возмущением отчеканил Глеб.
…Пока я смеялась, он надел на плечи сумку со сменной обувью и засунул в карман руки, чтобы достать перчатки. Ликуя, вытащил на свет кулёчек, в который во много раз был завёрнут кусочек белого хлебного мякиша с тонкой, румяной, зажаристой корочкой. С возгласом «Мама, вот этот Митин хлебушек, попробуй!» - подал его мне, и я с любопытством надкусила краюшку. Заулыбалась: «И правда, подсолить не мешает...». А Митю на праздник мы всё-таки пригласили.