Шел 1988 год. До окончания военного училища оставалось чуть больше двух месяцев. Еще немного, еще чуть-чуть и на каждый погон лягут по две лейтенантские звезды. А дальше отпуск и путь к новому месту службы. Куда, пока никто из нас не знает. За спиной четыре года учебы, три из которых – полёты. Позади четыре года службы за забором. Ты не принадлежишь сам себе. Женатые курсанты не исключение, даже те, у кого есть дети. За нарушение предполетного режима, не говоря об употреблении спиртного, следует строгое наказание вплоть до исключения из училища, если, конечно, попадёшься.
Захотел бы я сейчас повторить этот путь? Можно сказать и да, и нет.
Первый год обучения проходил на основной базе, в городе Сызрань. Четырехэтажная казарма из белого кирпича. Батальон состоял из четырёх рот, каждая занимала свой этаж. В роте более ста человек. Двухъярусные кровати, прикроватные тумбочки, одна на двоих, у каждого стул. Стул служит для того, чтобы сидеть или сидя спать на нем. Прилечь на кровать днём запрещено. Сидя спали почти все курсанты в перерывы, если это удавалось. После отбоя на стул аккуратно складывается обмундирование. Если не аккуратно, то ответственный офицер поднимет и заставит сделать, как учили. Пространство под стулом имеет так же свое предназначение: это место для обуви, которую носит курсант. Сапоги у нас были юфтевые, они тяжелее кирзовых. Голенища их обматывались портянками, которые таким образом за ночь высыхали. Сто с небольшим пар обуви наполняли помещение неповторимым ароматом. Кто служил,- знает. Душ заменял шланг, надетый на сосок крана холодной воды. Горячая вода и душ в нормальном понимании курсантам неположены. Многое из нашего тогдашнего быта показалось бы неправдоподобным гражданскому человеку, но это так, всего не опишешь.
Летать мы начали со второго курса, на вертолётах Ми-2. В осенне-зимний период изучали теорию на основной базе, а с началом лётной практики, переходили в подчинение командира полка. Здесь было интереснее, жили в лётной среде, в деревянных казармах ПГТ Безенчук Куйбышевской области. На третьем курсе продолжили летать в г. Кузнецке Пензенской области.
Романтической представляется дальнейшая жизнь. Как сложится лётная судьба? Ещё идет война в Афганистане. Удастся ли повоевать? Не думалось только о том, сколько наших пацанов останется в живых через год после выпуска, через два, через пять лет.
Весь четвертый курс мы проходили службу в городе Пугачёве Саратовской области. Училище готовило лётчиков на вертолётах Ми-8, Ми-24, и морскую авиацию на Ка-27(на основной базе). С самого начала я попал в первую эскадрилью, поэтому и летал на МИ-8.
Рустэм Шемет, с первого курса был в нашей эскадрилье, позже перевёлся на МИ-24.
В тот день я был в наряде, в патруле по городу. Жара под 40 градусов. Не очень-то уютно чувствуешь себя в парадной форме и сапогах. Рубашка мокрая насквозь, пропитан и китель, особенно на спине. Портянки хоть выжимай. Из-под фуражки по лицу и шее стекают капли пота. Форма одежды без кителя не была предусмотрена Уставом. Погоны на рубашку, почему-то так же не были придуманы. Когда летаешь в такую погоду, то бывает и жарче, плюс ко всему еще и думать надо. А здесь, ходи себе патрулируй…
Вернувшись с маршрута, мы были ошарашены известием о катастрофе Ми-24. Рустэма так и не нашли.
Разгар дня, самое пекло. Летает эскадрилья МИ-24. На полевом аэродроме в степи, от солнца спрятаться негде. Спасает только вагончик для подготовки курсантов к очередному вылету. Точнее - тень от него. Внутри душно. Тень медленно движется по часовой стрелке, и курсанты, в ожидании вылета, тоже передвигаются вместе с тенью. От палящего солнца в это время даже суслики не свистят, они прячутся в свои норки. Кругом степь жёлтая, выжженная. Горячий ветерок слегка колышет ковыль. Ковыль никого мимо не пропустит. Каждому старается вогнать в штанину высохший стебелек, похожий на маленькое копьё-иглу.
Примерно в километре лесополоса, сразу за ней река Иргиз. Широкая и глубокая.
Рустэм выполнял очередной контрольный полет с инструктором. Он запросил посадку на заправку. Произвёл посадку в ворота, обозначенные красными флажками. Как всегда после выключения двигателей, курсант обращается к летчику-инструктору.
- Товарищ капитан, разрешите получить замечание?
- Хорошо, Шемет. Особых замечаний нет. Полетишь самостоятельно, учти, что у земли попутная тяга, ветерок поддувает сзади, слева. Поэтому при заходе на посадку скорость гаси как в штиль. Если ветер не усилится, то старт не перебьют, условия останутся теми же. Понял?
- Понял, товарищ капитан.
- Жарко сегодня. Двигателям нужна дополнительная мощность, для этого требуется больше времени. А борта эти, сам знаешь, из Афганистана. Так что шаг-газ тяни медленнее. Резко потянешь, перетяжелишь несущий винт, а движки мощность положенную ещё не успеют набрать. Вот тебе и падение оборотов. Сам понимаешь, опасно. Так что, тянешь шаг-газ, следи за оборотами. «Лучше потерять любимую девушку, чем обороты несущего винта». Слыхал такую поговорку?
-Так точно, товарищ капитан.
– Да, на посадочном стайку птиц заметил?
- Нет.
- Я так и думал. Будь повнимательнее. Ну, вот тебе и все замечания, иди, готовься к вылету.
После заправки и осмотра вертолета, курсанты заняли свои места. Рустэм - в задней командирской кабине. Место летчика-оператора в передней кабине – однокурсник из его летной группы Виталик Лысуха.
- 730-й, запуск на заправочной, - запросил Рустэм.
- 730-й, запускайте.
Раздался свист АИ-9-го, вспомогательного двигателя, и, с интервалом в минуту поочередно правого и левого двигателей. Борттехник осмотрел вертолет, закрытие лючков, дверь командира экипажа, фонарь летчика-оператора и заскочил в грузовую кабину, захлопнув за собой двухстворчатую дверь.
- 730-й карту выполнил к взлету готов.
- 730-й, взлетайте.
-730-й понял.
Рустэм плавно потянул вверх ручку шаг-газа. Вертолет, покачиваясь, медленно и неохотно, стал отрывать колеса от земли. После заправки, как после обеда. Ему было так лениво начинать работу с полным брюхом, в две с лишним тонны керосина. Он все же пересилил себя и завис на высоте два-три метра. Рустэм потянул еще шаг-газ, отдал ручку управления от себя, правую педаль чуть вперед и тринадцатитонная машина, опустив нос, нехотя подалась вперед, набирая скорость. С самого взлёта всё пошло не так, как должно быть. Летят секунды. Пора бы уже переводить вертолёт в набор высоты и убирать шасси, но машина поначалу шла в горизонтальном полёте, затем стала снижаться. Руководитель полетов запросил:
-730-й?
-730-й на взлете. Падают обороты.
- Выполняйте посадку.
Но посадку выполнять было уже поздно. Впереди лесополоса, а за ней река. Вертолет продолжал снижаться. До противоположного берега не дотянуть. На разворот не хватит высоты. Чуть не задели верхушки деревьев. Рустэм довернул и направил машину вдоль реки. До воды несколько метров. Скорость небольшая, поэтому требуется большая мощность двигателей, а ее нет. Обороты несущего винта не увеличиваются, а продолжают падать.
Три, два, один метр. Поднялась водяная пыль. Ещё немного, и всё могло быть иначе. Вихрь, поднятый винтом, охладил раскалённый воздух вокруг вертолёта. Ещё чуть-чуть и двигатели набрали бы необходимую мощность. Но этого чуть-чуть как раз и не хватило. Сначала появились брызги на остеклении кабины, затем ее стало заливать, как из ведра.
- Прыгайте, прыгайте, держу, - крикнул Рустэм по СПУ.
Но куда там прыгать, вот-вот эта махина рухнет и накроет всех. Летчик-оператор, отстегнул парашют и ремень безопасности. На это ушло несколько секунд. У Рустэма не было и этой возможности.
На какое-то время Рустэм потерял пространственную ориентировку. Передняя стойка шасси вспорола водную гладь. Лопасти, резанув по поверхности, с треском обломались и разлетелись в разные стороны. Вертолёт, вращаясь и заваливаясь на правый бок, стал зарываться в толщу реки.
Летчик-оператор рванул ручку аварийного сброса, фонарь его кабины чуть тронулся с места, в щели стала поступать вода. Фонарь не открывался, его как будто придавили снаружи. Пришлось упереться в него ногами и выдавить. Бурлящий поток хлынул внутрь, до этого сдерживаемый системой герметизации кабины, шланги которой проходят по периметру дверей и фонаря. Он руками оттолкнулся от пола кабины и выплыл из погружающегося вертолёта. Уже в воде стянул с головы шлемофон и освободился от планшета. Грудь давило от нехватки кислорода. Мешали ботинки, в один миг, превратившиеся в пудовые гири. Хорошо, что ремешки на них, по собственному разгильдяйству не были застёгнуты. Их без особого труда удалось скинуть. Каждое лишнее движение - это драгоценные секунды, от которых зависит жизнь. Невыносимо хотелось вдохнуть. Казалось, что глаза вот-вот полопаются, но сквозь водную толщу, там вверху, он видел свет. Он карабкался по пути к нему. Намокший комбинезон, как металлический панцирь, сковывал движения и тянул вниз. Бороться с ним, не хватало тех самых секунд. Хотя бы один глоток свежего воздуха, и можно ещё какое-то время пожить. Глотнул он раньше, чем вынырнул. Вместо воздуха, в лёгких оказалась вода. В таких случаях человеческий организм защищает себя кашлем, выталкивая воду из лёгких, после чего тут же идёт очередной вдох. И опять вместо воздуха вода. Происходит удушье. Он барахтался на поверхности воды, кашлял и отплёвывался, погружался и опять выныривал, хватая воздух. С трудом удалось стащить с себя куртку комбинезона. Сработал инстинкт самосохранения. Он повернулся на спину, так было легче откашливаться и держаться на воде. Обессиленный, он, в конце концов, добрался до берега.
Борттехник тоже выплыл. Откашливаясь и отплевываясь, они ожидали, что вот-вот появится Рустэм. Но его не было. Только круги по воде и большое масляное пятно, медленно уносимое течением. Больше ничего. Вода все поглотила.
Что произошло там, на глубине, как молодой парень боролся за жизнь, остаётся только догадываться.
От СКП (стартовый командный пункт), в сторону падающего вертолёта рванула санитарная, а за ней и пожарная машины. Курсанты, запрыгивали в дежурную машину, некоторые не дожидаясь машины - бегом. На берегу скидывали с себя комбинезоны и плыли к месту образования масленого пятна. Ныряли, и вновь появляясь из воды, отплёвывались. Нет, не достать, слишком глубоко.
Шли минуты. Человек не может столько времени находиться под водой и оставаться в живых. На берегу стояли офицеры, курсанты, солдаты. Рустэм близко, в полусотне метров. Как помочь выбраться?
Тогда ещё не было МЧС. Спасение было предусмотрено силами пожарного расчёта и скорой помощи в составе водителя санитарного УАЗика и дежурного фельдшера. На земле ещё можно помочь, но в воде…?
Водолазы прибыли лишь на следующий день. Дело своё они сделали. Зацепили тросами вертолёт и двумя тракторами выволокли его на берег. Нашли и Рустэма, он всё же смог выбраться из кабины, но запутался в стропах раскрывшегося спасательного парашюта.
Построение полка на аэродроме. Перед строем гроб с телом Рустэма. Рядом с ним мать и брат – второкурсник. Он тоже в нашем училище. Здесь также представители из горкома партии. Траурная речь командира полка больше напоминает разбор полётов. Он говорит чётко, громко, делая паузы, - так легче бороться с комом, подкатывающим к горлу. До сих пор помнятся его слова: « Нужны нечеловеческие усилия, чтобы вырвать шланги герметизации кабины».
По прошествии стольких лет, эти слова наводят на мысль, что многие существенные детали, приведшие к этой катастрофе, осталось «за кадром». Почему Рустэму пришлось вырывать шланги герметизации, если дверь кабины должна была открыться с помощью ручки аварийного сброса?
Слово брали все, кто хотел сказать об этом парне, которому не исполнилось ещё и двадцати одного года. Убитая горем мать, опустив голову, тихонько плакала. Брат стиснул зубы, пытаясь сдержать себя. Над траурной церемонией, над всеми нами, в воздухе, в кажущейся тишине, как будто нависло что-то звенящее, зловещее, готовое вот-вот взорваться. Хотелось что-то изменить. Хотелось вырвать страницу настоящего момента и заменить её новой, ну хотя бы без смертельного исхода. Но жизнь диктует свои правила.
Построение было не долгим. Гроб подхватили на руки и так несли до вертолёта. Весь полк медленно двигался следом. Было тихо. И только где-то там, в вышине пели птицы, не ведающие людского горя. Траурная процессия медленно и тихо продолжала свой скорбный путь, как вдруг послышался шум двигателей. Рёв всё нарастал, приближался. Понятно было – это вертолёт и не один. Но где? Мы искали их взглядом где-то вверху, а они шли низко над землёй, на предельно малой высоте. Они приближались к нам. Ещё несколько секунд и пара двадцатьчетвёрок пронеслась над нашими головами. Она сделала круг и вновь выполнила проход над траурной процессией. Так они и кружили как птицы над выпавшим из гнезда птенцом, не желая верить в то, что он уже никогда не вернётся в их шумную стаю.
На вертолётной площадке, рядом с Ми-8, уже стоял деревянный ящик. Ох уж эти предписания. Такой груз должен перевозиться именно так. Последнее прощание с Рустэмом и гроб закрыли. Опустили его в ящик, накинули крышку и здесь же стали забивать её гвоздями. Так положено. Мать смотрела, потом медленно стала оседать. Сын успел её подхватить. Ей стало плохо. Подбежал фельдшер, это тоже было предусмотрено.
А пара двадцатьчетвёрок всё кружила, провожая в последний путь одного из нас.
Ящик с гробом занесли в вертолёт, следом зашла мать, брат и двое сопровождающих.
Ми-8 взлетел и взял курс на один из аэродромов, откуда самолётом Рустэма и сопровождающих его должны были доставить на родину.