Бывают ли в жизни случайности?
«… Заповедавших нам недостойным молитися о них помилуй по велицей Твоей милости.»
(Из вечерней молитвы)
Чем старше становлюсь, тем больше себе удивляюсь, люди стремятся к общению, а я от него ухожу. Человек стремится к цивилизации, а я избегаю ее, меня тянет в глушь, в тишину. Наш дачный участок находится на самом краю садового товарищества, здесь нет электричества, кругом лес и болото. Мне не бывает скучно одному; весь день занят работой. Мои предки из оренбургского казачества и я крестьянин по натуре, а не военный. Для себя это я выяснил совсем недавно.
Мне нравится сельский труд. Ландшафтный дизайн сродни ему. Он подчеркивает красоту местности. В ноябре 2008 году мы завершали работы по планировке сада. Участок заказчика находился за городом Жуков, Калужской области. Всю неделю жили там же. Работали 12 -14 часов в день, старались успеть до морозов.
Как обычно в пятницу я возвращался в Москву заполночь. Крутить баранку после трудовой недели было тяжеловато, глаза закрывались.
Вдруг в свете фар на обочине дороги я заметил необычного путника. Это был монах. Уверенной походкой он двигался в своем направлении. Я решил его подвезти и остановился. Открыв дверь, он произнес:
-Здравствуй, отец! Далеко ли путь держишь?
- Здравствуйте, батюшка, я в Москву, а Вы?
- До Москвы возьмешь? – ответил он вопросом на вопрос.
- Возьму. Садитесь.
Он затащил в кабину увесистый рюкзак. Мы тронулись.
Небольшого роста, крепкий, на вид лет около сорока. Под рясой что-то поддето.
- Не холодно без куртки, батюшка? – спросил я.
- Нет, я тепло одет. Была куртка лётная, проснулся – нету. Кто взял, тому значит нужнее.
Он поворачивался ко мне, в полутемной кабине в свете мелькающих фонарей я мог разглядеть его. Ничем не примечательная внешность: худощавое лицо, небольшие круглые глаза, чуть оттопыренные уши, прямые светлые брови, жидкая юношеская бородка и усы. Из-под монашеской остроугольной шапки, виднелся пучок длинных вьющихся волос, конец его прятался под ворот рясы. Он видимо был простужен, часто шмыгал носом и улыбался. Этот монах напоминал ребенка, который в разговоре изучал меня.
- А вы в Москву к празднику идете? – поинтересовался я.
- Нет, я иду в Иркутск к духовному отцу.
Я почувствовал, что чего-то не понимаю. Как это пешком идти в Иркутск в 21-м веке?
- А откуда идете?
Он назвал город в Западной Украине.
- И что, вот оттуда и идете пешком!?
- На сколько хватило денег, – ехал, а потом вот иду.
- И сколько идете?
- Почти три месяца. Я вышел в августе.
- А что случилось?
- В скиту мы жили, пятеро нас было. А здесь пришли католики и выгнали нас.
Он говорил это просто и спокойно, как о чем-то будничном. Его невозмутимый тон был мне непонятен. Возмущала ситуация, сложившаяся на Украине в тот период.
Каким-то образом он связался со своим духовным отцом, и тот благословил идти к нему в Иркутск. В напутствие сказал: «В пути встретятся добрые люди и помогут. С Божьей помощью доберешься».
Мне казалось, раз монахи не живут в миру, то и паспортов у них нет.
- А как пересекли границу? – спросил я.
- По паспорту. У меня есть паспорт. Еще с советских времен.
- Так ведь он недействителен…
- Как это, недействительный? Ведь паспорт есть паспорт. Я и пограничникам так говорил. А они говорят, что он выдан в 1988 году и просрочен, и надо было поменять, на украинский. А какая разница? Фамилия-то моя и фотография моя!
- Ну и пропустили?
- А как же, это же я.
Он отвечал только на поставленные вопросы, приходилось задавать их вновь и вновь. Сон как рукой сняло. Было много непонятного, необычного. «Он шел к духовному отцу, а почему не к родственникам?» - рассуждал я по-мирскому. Хотелось разобраться во всем этом.
- А родители ваши живы? – поинтересовался я.
- Я сирота. Нашли меня на пороге детдома. Имя и фамилию там и дали. А за свою мать я молюсь, - сказал он просто.
Видимо, не желая продолжать затронутую тему, он спросил:
- Отец, а ты работаешь на машине?
- Работаю на себя, а вообще-то я на пенсии.
- Военный?
-Да.
- Какие войска?
- Армейская авиация.
- Ми-8? - быстро спросил он.
Сон напрочь отлетел от меня.
- Да, а почему сразу Ми-8?
- Я служил в Афганистане.
- Срочную?
- Нет, срочную я проходил в Союзе, а после окончания медицинской академии попал в Афганистан.
- А как попали в академию?
- Я, после интерната, закончил медицинское училище, солдатом был на должности фельдшера. Отслужил год. Не знаю как сейчас, а тогда была возможность из армии поступать в военные училища. И наш начальник медслужбы помог поступить. Дал возможность готовиться, подсказал все, что нужно.
Он продолжал говорить, а я пытался определить его возраст. По моим подсчётам оказалось, что ему сорок восемь лет. Значит, после окончания академии предположительно в 1984-м году, он молодым лейтенантом попал в самое пекло.
- Сопровождал груз «200» из Афгана в Союз. Родителям в глаза смотрел. Они даже представить не могли, что там, в гробах. Гробы-то цинковые, а там… иногда просто части тел вперемешку…
- После ранения и контузии меня комиссовали. Ушел из армии капитаном.
Назначили пенсию. Я от нее отказался. Сказал им, что ребят не вернете.
Некоторое время мы ехали молча.
- Батюшка, вы после этого ушли в монахи?
- Нет, у меня была девушка. Встречались во время моих отпусков. Мы любили друг друга. Хотели пожениться. И вот я приехал к ней. Меня встретила ее мать. Она сказала, что ее нет, ее похоронили. Она не выдержала и не смогла жить. Её изнасиловали. Она повесилась.
Я и за нее молюсь.
Тогда меня уже ничто не связывало с мирской жизнью. Да и жить было негде. Если жить, то надо делать это как-то иначе. Я пошел в церковь. Потом в монастырь.
О себе он рассказывал просто, без эмоций и жестов.
Опять наступило молчание. Он думал о чем-то. Задумался и я. Бывали тяжёлые моменты в жизни. Иногда казалось, жить так дальше невыносимо, сам сходишь с ума или окружающие тебя уже сошли. А посмотришь на других людей, ведь у них больше твоего, а они терпят, и силы им даются. Принял как должное, выдержал, и стал сильнее, как этот монах.
Вспомнилась служба. Потом госпиталь, где и списали меня с летной работы. От наземной должности я отказался. Выслуги лет для ухода из армии хватало. В свои тридцать лет я уже получал пенсию. На войне я не был, но было что-то свое, как у каждого человека. Ничего особенного в жизни не достиг. Вот уже три года с небольшими перерывами живу на даче, и в Москву меня не тянет. Там же кругом шум, толпы народа, суета. Зимой снега белого не увидишь. Не иметь удовлетворения от работы, возможности реализовать себя и ждать выходных – это каторга. Прожигать свою жизнь ради зарабатывания денег – глупо. Особенно, когда ставится цель накопить на очередную покупку. Как будто других целей в жизни нет. Совсем иначе, если в работу вкладываешь душу.
С людьми я плохо уживаюсь. Терпения не хватает. Каждый человек живет в своем внутреннем мире, чаще всего без системы, без анализа происходящего вокруг. Большинство людей просто живет. Почему же я не могу жить так же? Почему мне все нужно разложить по полочкам, во всем видеть смысл? Почему у меня ощущение, что я всегда что-то должен? Я хочу просто жить и делать то, к чему лежит душа.
Если не уживаюсь с людьми, так может быть лучше освободить их от своего присутствия и необходимости меня терпеть? А может это болезнь?
Я поведал монаху свои мысли. Он ответил сразу:
- Если стремишься к уединению, то может стоить подумать о монашеской жизни?
- Нет, батюшка, я ведь женат, да и повенчаны мы, возразил я. - Не готов я к такому шагу.
- Душу свою каждый сам спасает, - продолжил он. – Придет смерть, и оставишь все земное, только благие дела, угодные Господу да грехи нераскаянные возьмешь с собой. Поначалу люди будут вспоминать тебя по делам твоим, а потом и вовсе забудут. Человек стремится познать истину. Истина – это Бог. Мир в душе должен быть, а его нет. Вот и бросает человека то в одну, то в другую сторону. А познает Бога, заповеди Его к жизни своей примерит и обретет душевный покой. А там, глядишь, и выздоравливать начнет.
Монах задумчиво смотрел куда-то вдаль, на дорогу. Речь его была спокойна и размеренна. Он обращался не ко мне, а куда-то в пространство. Отвечал ли он на мой вопрос, произносил ли свои рассуждения вслух, было непонятно. Он говорил, ничем не задевая меня и не поучая. Может быть, он слышал это в проповедях, и через себя пропустил пережитое, находясь столько лет в монастыре, ведь туда он тоже пришел больной после нашего общества и этой войны.
До московской кольцевой оставалось несколько километров.
- Батюшка, а где Вас высадить?
- А где тебе удобно, только покажи мне дорогу, которая идет до Иркутска. Я по ней и пойду.
- Я так не могу, нужно смотреть по карте.
Похоже, было, что он имел смутное представление о сегодняшней Москве. Он говорил так, как будто живет несколькими столетиями раньше. Для него все было просто: вышел на дорогу, прочитал на указателе название города и все. Что тут думать-то? Он так и говорил:
- Чего тут думать-то?
Конечно, можно было посмотреть по карте с какого шоссе выезд в направлении Иркутска, проехать через всю Москву и высадить человека ночью на незнакомую дорогу. Но кто так делает?
- А вы давно в Москве-то бывали, - поинтересовался я.
- В восемьдесят шестом году. Я раньше часто здесь бывал.
Я достал телефон и позвонил жене.
- Привет, ты далеко? – спросила она.
- Подъезжаю к МКАДу, я не один, со мной монах, он переночует у нас.
- Да, конечно, приезжайте быстрее, я сейчас что-нибудь приготовлю.
Услышав этот разговор, батюшка весь встрепенулся.
- Это матушка твоя?
- Да, жена.
Он как-то испуганно по-детски стал просить, чтобы, я не вез его домой:
- Нет, не надо, я лучше здесь выйду, - умолял он.
- Да куда же Вы пойдете, время-то третий час ночи. Сейчас приедем, поужинаем, переночуете, а завтра решите, как Вам быть.
- Я не могу ночевать.
- Почему?
- Не положено монаху, когда в доме женщина.
Он был похож на ребенка, которого привели к врачу. Мы продолжали ехать в направлении дома. Пришлось переменить тему, чтобы отвлечь его, как отвлекают детей. За разговором он немного успокоился и на какое-то время оставил свои переживания. Машина катила по МКАДу.
- А где Москва-то, - спросил он.
- А вот она.
- Там? – показал он в сторону центра.
- И там и здесь, везде Москва.
Он повернулся к окну и долго рассматривал заливающийся огнями город. То, что было непонятно, спрашивал. Потом вдруг вспоминал, куда мы едем, опять просил высадить его и показать дорогу. Я не знал, как правильно поступить, только высадить его не мог. На улице Лескова я свернул к ночному магазину автозапчастей.
-Сейчас, батюшка, масло для машины нужно купить, я скоро, выходя из «Баргузина» объяснил я. Он молча кивнул головой и остался в кабине.
Я не был уверен, что поступаю правильно. Большую часть пути эта мысль не покидала меня. Поэтому, находясь в магазине, я подумал, ведь каждый человек имеет право выбора. Времени монаху достаточно, чтобы уйти или остаться. Пусть сам решит.
- Купил? – послышался голос из темной кабины, когда я открыл дверь.
- Купил. Ну, что, поехали?
- Поехали, спокойно произнес он. А дома-то у тебя карта есть?
- Есть, батюшка, есть.
В дверях квартиры нас встретила жена.
- Мир дому вашему, - с небольшим поклоном произнес монах.
- Здравствуйте, - так же поклонившись, ответила супруга.
- Это Ольга, - представил я свою половину, - А это…, -я запнулся, ведь мы с ним так и не познакомились.
- Инок Пантелеимон, - представился он.
- А меня зовут Сергей.
- Ну, проходите, сейчас будем ужинать, - Ольга показала жестом в сторону кухни.
Мы прошли к столу. Он оглядывал стены и что-то искал.
- Иконы- то у вас где? Как же, в трапезной и, ни одного образа?
- В комнате, батюшка,- я провел его в комнату.
Он встал у икон, перекрестился и начал читать молитвы.
Поужинал он быстро. От печенья отказался, с чаем доел кусок хлеба.
- Ты мне карту покажи,- отодвигая в сторону тарелку, попросил он.
Оля принесла карту Москвы. Монах посмотрел масштаб, попросил линейку, что-то мерил, считал. Потом произнес:
- Здесь, около сорока километров. За пять-шесть часов дойду. Как раз к утру.
Он был так устремлен, что наши уговоры не подействовали и в очередной раз.
От предложенной верхней одежды он отказался, бегло взглянув на то, что висело в шкафу. Вместо этого подошел к Ольге и как-то просяще-требовательно произнёс:
- А ты, поставь за меня свечу в церкви.
Ольга собрала ему в дорогу продуктов. Взял он с собой только хлеб и овощи, остальное, поблагодарив, отодвинул.
Монах опять пошел в комнату. Некоторое время стоял около образов, читал молитвы. Крестился и делал поклоны. Уже в дверях, когда уходил вдруг обернулся и попросил:
- Помолитесь за раба Божьего Пантелеимона.
Он ушёл. Два года прошло с тех пор, а он как будто рядом.
Первые дни своей жизни он встретил на пороге детдома. «Яко отец мой и мати моя остависта мя, Господь же восприять мя».* Затем интернат, армия. Он не сломался, а нашёл в себе силы уйти от этого мира. Он предпочёл служить одному Господину. «…и приходи и следуй за Мною».** Поэтому он свободен, он встал и пошёл.
Это была случайная встреча, но она подтвердила, что образ жизни на даче без электричества, заборов и сторожевых собак, нормален для человека, который хочет жить и заниматься крестьянским трудом, читать утреннее и вечернее правило, обращаться к святым, чувствовать их помощь. Мир сегодняшний насаждает нам то, без чего можно было бы и обойтись.
*Псалом-26.
**Глава-19. Евангелие от Матфея.
Гринев С. Декабрь 2010 г.