Этот поезд в огне, и нам не на что больше жать. А он всё идёт по кругу, от станции Мост к станции Мост, соединяя единым маршрутом все умершие и погребённые под снегом континенты. Единственный повторяющийся цикл на Земле, больше не знающей иных времён года, кроме бесконечно долгой зимы. Но внутри стальной змеи бурлит жизнь, низы больше не могут, а до верхов далеко, как до царя небесного; и если гора не идёт к Магомету, значит, быть революции. Новый миропорядок перераспределил человеческие ресурсы согласно купленным билетам, и теперь, уязвлённый недосягаемым благополучием аристократов, плебс из последних вагонов требует уже не хлеба и зрелищ, но курицу и экскурсию по поезду. Утопичная идея о равенстве и братстве удивительно живуча в умах слабых мира сего; а лидер повстанцев получает занятные послания, похожие на игровые подсказки, мол, верным путём идёте, товарищи. Исторически верным, ибо когда-то именно так орды воинственных варваров разорили упокоившийся на лаврах Рим; ибо в обществе, как и в природе, всё чертовски циклично, а при строительстве нового мира почему-то принято стирать до основания старый.
Introitus
Постапокалиптическая антиутопия — сочетание не то, чтобы частое, ведь бесприютная анархия постапокалиптических сюжетов плохо вяжется с ранжированным порядком антиутопического строя. Однако Пон Чжун Хо соединил несоединимое с изяществом исполнителя экзотических танцев: идейная революционность логично перетекает в хаос всеразрушения, который оказывается лишь элементом чьего-то гениального замысла. Крестовый поход за справедливостью сулит множество открытий чудных, и чем дальше герои от родных грязных стен, тем ярче и прекраснее становится всё вокруг. Блаженны алчущие правды, ибо они насытятся; но постепенно в кроваво-терпком букете бытия начинает преобладать тонкая нотка высшего равновесия и горечь предопределённости. Режиссёр очень хитро сводит вместе нацистскую идеологию кастового неравенства, непреложно кощунственную и противную человеческой природе, — с тем природным, что даже выше человеческого, понятием сбалансированной экосистемы. В которой искусная сегрегация — только метод, но благодаря ему этот мир, в поезде, ещё жив, а тот, за окном, давно и безвозвратно погиб.
Kyrie eleison
Где-то здесь мысль о том, что тоталитарный режим — едва ли не самая гармонично скроенная общественная модель, уже не кажется крамольной. И загадочный Уилфорд, человек и паровоз, не зря возведён в ранг то ли героя, то ли бога, о коем слагают легенды в лучших библейских традициях. Словно Ной на своём ковчеге, он везёт по безбрежному океану льда остатки человеческого рода, этакий апокалиптический зоопарк, со своими сбившимися в стадо овцами и одинокими хищниками, получающими от процесса резни почти животное удовольствие. Что может быть веселее искусственного отбора в замкнутом пространстве железной клетки, хотя порой и кажется, что безумный селекционер переборщил, скрещивая бойцовых псов с очень рогатыми антилопами, пусть даже только в схватке. Однако игра в прикладную биологию — процесс вынужденный, альтернатива которому — широкий выбор между каннибализмом и смертью от голода. Потому как самый страшный зверь в этом поезде — сам поезд, будто огромный кишечник без остатка переваривающий всех, кого он проглотил. И к концу пути от тебя остаётся уже так мало тебя, что забываешь, за чем шёл.
Sequentia
Великая революция Кёртиса так и просится быть записанной в очередную Книгу Судного дня (снова снятую корейцем и снова о психологических аспектах глобальной катастрофы). Вот только исследователь тайников человеческой души Пон Чжун Хо не просто не даёт прямых ответов, он и уклончивые умело заворачивает в нескончаемый кокон трактовок и смыслов. В этой многослойной мешанине можно откопать аллюзии практически на всё, от классических книжных Оруэлла и Хаксли до современных киношных «Элизиума» и «Пандорума», от философских трудов до компьютерных квестов. Правда, у этой игры странные правила: чем больше ты прошёл и собрал подсказок, тем сложнее понять, куда плывёт этот ледокол Титаник — за недостижимый горизонт бесконечного или уже ко дну. Кто более прав, отец, ради эфемерного спасения дочери способный пустить под откос весь состав, или розовощёкая учительница, автоматными очередями косящая инакомыслие и угрозу всеобщему благополучию; антагонист или протагонист — эта живая иллюстрация бердяевских доброго зла и злого добра. Но при свете молний становится ясно: у каждого руки в крови.
Offertorium
Нет ничего опаснее благих намерений, особенно, если у врага они такие же. Мораль разрывается между бездушным, но разумным созиданием для всех и разрушительной силой искренней заботы о конкретном ближнем; однако и то, и другое — лишь два полюса одного явления. Победителей нет, зато есть проклятая Матрица, система настолько самодостаточная, что, по сути, бал правит она. Неважно, кто формально стоит у штурвала, неважно и то, в вагонах какого класса ты обитаешь — ты внутри, а, значит, ты часть механизма, в котором даже тараканам отведена своя роль. Ницше встречается с Макиавелли, Нео с Архитектором, Мефистофель с Фаустом, но основная проблема в том, что, убивая дракона, топя в далайне многорукого бога, ты должен занять его место: природа не терпит пустоты. Поворот, за которым познание было дорогой к правде, остался позади, а искушение абсолютной властью не всегда выдержит и сверхчеловек (даже рискуя оказаться рабом лампы). Кто был никем, может стать всем — не об этом ли мечтали революционеры всех времён? Разрушим мир насилья, а на обломках возведём дивный новый мир, а не выйдет — так хоть погреемся на горящих развалинах.
Agnus Dei
Безусловно, «Сквозь снег» — это кино о нашей жизни, с её серой моралью и невозможностью решить уравнение абсолютной истины при таком количестве переменных; с порочной политикой и гибкой идеологией, с буйной силою слабых и декадентскими слабостями сильных. Но метафора гораздо шире: поезд — символ всей, такой предсказуемой в своих ошибках и заблуждениях, человеческой цивилизации. Что постоянно совершает один и тот же путь от восхода к закату, перерождаясь в новые формы, чтобы всё с той же цикличностью вновь и вновь обращаться в прах. Все этапы — от первобытной жажды обладания, через сытую стабильность до пресыщенной красоты упадничества и кровавых оргий переходных периодов — всё это везёт в себе поезд, объединяя вместе начало и конец. Вездесущий Уроборос, замыкающий ледяную реальность Рагнарёка тёплыми стальными объятьями. Так и человек, аки маятник, колеблется между упорядоченностью тирании и жестоким пылом революции, стадным благополучием и хищным одиночеством. Строит и разрушает, распинает Христа, а потом веками ему поклоняется. Вот она, сила, что вечно хочет блага, но вечно совершает зло.
Communio
Этот поезд в огне, и нам некуда больше бежать. Или всё-таки есть?..