Сразу после восстания Николаем I был учрежден следственный комитет по делу декабристов. После передачи дел в суд летом 1826 по заданию Николая секретарь комитета Александр Дмитриевич Боровков обработал архивы следствия в так называемый «Алфавит Боровкова» — первый биографический словарь декабристов.
Всего в «Алфавит» включено 579 человек, в том числе 121 человек — осуждены судом, 57 — наказаны во внесудебном порядке. 290 человек — подследственные, признанные невиновными, а также «прикосновенные» лица, вовсе не привлекавшиеся к следствию; остальные — вымышленные имена, упомянутые в показаниях подследственных.
На страницах «Алфавита» есть такая запись: «РАИЧ. Сочинитель. По показанию Бурцова и Никиты Муравьева, Раич был членом Союза Благоденствия, но уклонился и не участвовал в тайных обществах, возникших с 1821 года. Высочайше повелено оставить без внимания».
Речь в этой записи идёт о моём прапрапрадедушке Семёне Егоровиче Раиче.
В Союз Благоденствия Раич вступил в 1818 году. Его не могли не привлечь человеколюбивые и образовательные цели, объявленные законоположением Союза. Будущие декабристы стремились «воспитать в юношестве любовь ко всему добродетельному, полезному и изящному и презрение ко всему порочному и низкому». Сходился с челами Союза Раич и в том, что «истинно изящное есть все то, что возбуждает в нас высокие и к добру увлекающие чувства», что «истинное красноречие состоит не в пышном облечении незначащей мысли громкими словами, а в приличном выражении полезных, высоких, живо ощущаемых», что «сила и прелесть стихотворений не состоит в созвучии слов, ни в высокопарности мыслей, ни в непонятности изложения, но в живости писаний, в приличии выражений, а более всего в непритворном изложении чувств высоких и к добру увлекающих».
Уже после прекращения деятельности Союза и создания его активными членами тайных обществ Раич в своей диссертации «Рассуждение о дидактической поэме» изложит просветительские идеи, сблизившие его с теми, кто вскоре вышел на Сенатскую площадь: «…Счастливы поэты, действующие на благо общественное, счастливы народы, имеющие таких поэтов!… Пусть каждый стих ваш будет – или чувство, или мысль, или образ, или картина, или музыка. Действуя на ум и сердце, в одно и то же время, вы поддержите внимание читателя и нечувствительно перельете в душу его истины даже самые отвлеченные…».
Но и до вступления в Союз благоденствия Раич выполнял миссию достойного воспитания юношества, служа домашним учителем. Его воспитанницы Пелагия и Анастасия Шереметевы впоследствии вышли замуж за его единомышленников: Пелагея - за Ивана Якушкина, а Анастасия - за Михаила Муравьева. И Якушкин, и Муравьев - участники войны 1812 года, оба состояли в Союзе спасения и Союзе благоденствия. Но Михаил Муравьев, как и Раич, в 1821 году отошел от движения, а Иван Якушкин, наоборот, был самым активным его членом до конца. В результате Муравьев был арестован, но, пробыв под следствием полгода, оправдан, а Якушкин получил 20 лет каторги.
Раич был знаком с Пушкиным, и преданность друзьям юности – декабристам - для них была общей чертой.
В одном из самых поздних своих произведений поэме «Арета. Сказание из времен Марка Аврелия» Раич, описывая становление христианства, проводит явную параллель между гонениями на последователей Христа и судьбой декабристов. К тому же в поэме много лирических отступлений о России. Вот одно из них об отношении к временам правления Александра I:
Мы живо помним век златой,
И не забыть того нам века!
Над Александровой главой,
Как над главой Мельхиседека,
Почила благодать небес
И, над страной его сияя,
Светила нам оградой рая, -
И век тот – веком был чудес.
Теперь стареющее племя
Мы смотрим с грустию назад.
О, как жилося нам в то время!
У нас, как пышный вертоград,
Цвели науки и искусства.
Тогда возвышенные чувства
Наследьем многих были душ;
Сам царь, по сердцу Божью муж,
Сам Александр Благословенный,
От неба щедро наделенный
Дарами сердца и ума,
Меж нами просвещенье сеял,
Таланты нежил и лелеял, -
Казалось, благость с ним сама
В отчизне царствовала нашей;
И с каждым днем все краше, краше
Цвела лелеемая Русь, -
И не было счастливей края…
И я, о прошлом вспоминая,
Им и любуюсь и горжусь.
А проведенная в следующем отрывке параллель между Римом и николаевской Россией вполне может быть продолжена до нашего совсем недавнего прошлого:
Арета, продолжая путь,
Проходит города и села,
И редко, редко взор веселый
Покоит в них на чем-нибудь…
На чем покоить? Вступит в город
Там сердца и ума разврат,
За злато брата режет брат;
Войдет в село, - там рыщет голод,
Заржавел серп и дремлет плуг.
Упал во всех сословьях дух,
И в царственных владеньях Рима
Лишь бедность с суетностью зрима.