Почему-то пока все не стало совсем плохо, никто не воспринимал ее дочь всерьез. За это она так и не смогла простить медиков.
«Возраст такой» — говорили вначале все врачи. Докторов мать навидалась больше десятка за те два с половиной месяца. «Четырнадцать лет девочке, они бывают в этом возрасте очень чувствительны, очень капризны. А вы, мама, ведетесь на ее жажду внимания, и вот нас, врачей, зачем-то вызвали на температурку 38. Ну простуда у девочки, напоите ее морсом, дайте ей жаропонижающее, и дело с концом! Мы ведь не возим волшебный чемоданчик с особыми таблетками, которых не достать в аптеке…»
Все это, наверное, так, думала мама. И температура-то у нее поднялась меньше чем на сутки, а потом вернулась к норме. Но что-то не то было с ее дочерью, как-то не так все шло, как бывает при обычной «простудке».
Во-первых, она жаловалась на сильную головную боль. Во-вторых, почти сразу заболела у нее шея. В-третьих, она все время спала, ничего не ела, почти не пила, а если добудиться, начинала плакать, словно младенец, которого вытащили из теплой постельки на холодный пеленальный стол, и слушать ничего не хотела про несколько глотков бульона или морса… Говорят, грипп бывает таким тяжелым. Может быть, может быть. Но маме было все равно неспокойно.
Пришел участковый врач, послушал, посмотрел, померил температуру. Сказал «отставить тревожиться», пневмонии нет, про менингит и думать нечего; температура снижается, пусть ребенок спит, набирается сил.
На следующий день мама вызвала скорую. Те вкололи жаропонижающее, высказали ту самую тираду про волшебный чемоданчик, отсалютовали и были таковы. К вечеру тревога матери превратилась в сирену, что выла где-то в груди, вибрировала плохим предчувствием. Она снова вызвала скорую. Врач осмотрел девочку — сыпи не было, померил температуру — 37,5, посмотрел горло — красное, но что ж с того? Услышав про боль в шее, проверил симптомы менингита. Те были отрицательные. «Просто вирусная инфекция, пройдет» — обнадежил врач. Прописал пить морс, брызгать в горло антисептик и отбыл.
А наутро она не смогла накормить дочь. Та поперхивалась, когда пила воду, начинала кашлять. Скорая приехала быстро, девочку посмотрели, однако долго думать не стали и повезли в больницу: «Понятно, что ничего не понятно».
На МРТ головы не нашли ничего определенного. Сделали люмбальную пункцию — вдруг все же менингит? Но признаков менингита не нашли. В анализах также не было каких-то серьезных зацепок, которые могли бы навести на мысли об инфекции.
Время шло. А «простуда» и не думала проходить. Девочке становилось только хуже. На следующий день ее не смогли разбудить, ушла в кому. «Разъехались» в разные стороны глаза. Ослабели левая рука с ногой. Тут уж и анализов никаких не требовалось: понятно, что поражен ствол мозга. Очень опасное состояние.
Снова МРТ, анализы, пункция… Питание через зонд, реанимация… И никакой определенности в анализах и обследованиях. На МРТ — признаки поражения ствола мозга, то ли инсульт у ребенка случился, то ли энцефалит. В крови — повышены лейкоциты, то ли «прощальный привет» от перенесенной простуды, то ли новенькая реакция организма на инсульт.
Мама пытала врачей: что с дочерью? Отчего инсульт? И точно ли это он? Врачи отводили глаза. Они не знали наверняка. О чем прямо говорили: «Знаем только, что задело ствол мозга. А что за причина, будем выяснять».
Один раз маму пустили в реанимацию. Дочь лежала под простыней, бледная, истаявшая. Что-то лилось ей в вену из капельницы. Трубка зонда, который нужен был для кормления, криво приклеена пластырем к щеке. Пахло в реанимации чистотой и страхом. Дочь не просыпалась. Мать погладила ее по руке. Потом она смутно помнит события того дня. Сказали, ей стало плохо, отпаивали ее водой и успокоительными, больше к дочке ходить не разрешили. Все равно динамики никакой.
Так прошел день, неделя, месяц. Ее девочка была в коме двадцать восемь дней. Дни летели, словно хроника киноленты без сюжета: черно-белые, безмолвные, одинаковые кадры. Врачи говорили, что в спинномозговой жидкости так ничего и не нашли. Но и диагноз «инсульт» отвергли — слишком уж непохоже на эту болезнь было симметричное поражение таламусов, ножек мозга, полушарий мозжечка.
В крови обнаружили антитела к недавно подхваченному цитомегаловирусу. И остановились на том, что это был вирусный менингоэнцефалит.
Который на мягких лапах беззвучно проник в организм, поначалу не дал знать о себе ничем, кроме головной боли, боли в шее и коротким эпизодом повышения температуры. А потом вирус без объявления войны начал разрушать ствол мозга — поэтому нарушились глотание, зрение, ослабели рука с ногой, и ребенок погрузился в кому.
Цитомегаловирус — штука довольно распространенная. Сделайте анализ десятку случайных человек с улицы — у половины найдут антитела, которые расскажут о давнем (или не очень) контакте с инфекцией. Однако менингит, а уж тем более менингоэнцефалит, бывает от этого вируса крайне редко. Должны совпасть многие неблагоприятные условия: восприимчивость организма, снижение иммунитета…
Потом девочке стало немного лучше. Она быстро уставала и много плакала, все время была в состоянии дремоты, не приносящей новых сил, и все-таки с ней можно было разговаривать! Наконец-то убрали зонд, и она начала понемногу есть сама. Ненужным стал и мочевой катетер. По шажочку, по капельке ей становилось лучше. Так прошел еще один месяц.
Потом уже девочку смотрел психолог. Обнадежил: мышление и память не пострадали, хоть управлять эмоциями ей сложновато, а усталость наваливается буквально через несколько минут умственного напряжения. Наросла сила в руке и ноге, впрочем, до нормы было еще далеко.
Мама потом спрашивала врачей: «Изменилось бы что-то, если бы дочь раньше попала в поле зрения врачей? Если бы от нее не отмахивались, как от капризной принцессы, а приняли ее жалобы всерьез?»
Врачи туманно отвечали, что есть в подлунном мире вещи, что нельзя спрогнозировать. Или оценить ретроспективно, когда все давно случилось, консилиумы проведены и подписи под протоколами поставлены. Что означало: «Ничего бы не изменилось, милая женщина. Менингоэнцефалит без симптомов — как тот суслик, которого не видно, а он есть. Радуйтесь, что ваша девочка жива. Потому как к концу первого месяца болезни она была на границе небытия, но что-то все же помогло ей вернуться назад. Какая теперь разница, что это было?..»
Вирусный менингоэнцефалит — такая болезнь, что не всегда бывает замечена, определена и подтверждена.
Это бактерии, как слон в посудной лавке, оставляют за собой заметные следы в анализе крови и спинномозговой жидкости. Вирусы же действуют тоньше и изысканнее, хоть и оставляют порой не меньшие разрушения в нервной системе.
Да и вообще, не всякая болезнь течет как по учебнику. Виноваты ли врачи, что не забили тревогу при отсутствии типичных симптомов серьезной болезни? Вопрос этот не так прост, дорогие читатели…