Так получилось, что в нашей деревенской компании мы с Митькой были самыми мелкими. И разница в возрасте со старшими была значительной. Ну что может быть общего у пятнадцати-шестнадцатилетних ребят и девчонок, и нас шестилеток? По этой причине нас частенько шпыняли. Точнее, не нас, а Митьку. Это он стремился душой и телом к старшакам, а я не очень хотела водиться с ними.
Верховодила в компании Алка. Шестнадцатилетняя девица, похожая и внешне и по манерам на цыганку. Темно-карие глаза, темные волосы, смуглая кожа, на шее цепочка золотая и в ушах огромные кольца-серёжки. Её семья была очень богатой, на выходные к ним родственники приезжали аж на трёх машинах. Вела себя Алла соответствующе, как хозяйка всех и вся.
Был возле Алкиного дома сарайчик, там дрова хранились и всякое старьё. А по двум стенам стояли лавочки, на которых умещалась вся честная компания. И по вечерам, или в плохую погоду все собирались в этом сарайчике, играли в карты, рассказывали страшные истории или просто дурачились.
Начиналось всё обычно с хитрого Алкиного вопроса:
- А вы знаете, чем мы будем сейчас заниматься? Мы будем играть в карты. Я новую игру узнала, мне дядя правила рассказал. Называется... - Алка хитро прищуривалась, в темноте её глаза как-то особенно начинали блестеть, - Ша-ла-дан! - и девчонка, тасуя в руках карты, принималась объяснять какие-то запутанные, нелепые правила.
Даже мне было понятно, что и правила, и игру, и даже, может быть, дядю она только что выдумала. Но "Ша-ла-дан" в её устах звучало как-то слишком неприлично, но при этом заманчиво, как любой запретный плод.
Андрюха, самый старший из парней, развалившись на лавочке, закуривал, выпуская клубы серого дыма под потолок.
Мне эта атмосфера была совсем не по душе, и я, улучив момент, незаметно выскальзывала на улицу. Через полминуты за мной выбегал Митька, догонял меня около мостика через ручей.
- Лан! Ну ты чего?
- Ничего! Не хочу я с ними!
- Почему?
- Мне не нравится там.
- Ну, Лан... - Митька топтался на месте, его раздирали прямопротивоположные желания: остаться со мной, или вернуться в этот злосчастный сарай в непонятный шаладан играть.
Я невозмутимо разворачивалась и твердым шагом шла домой.
- Лан! - кричал мне в спину Митька, - ты только бабушке не говори! Хорошо?
- Вот ещё, - я бормотала себе под нос. Да, я была очень правильная, но не стукачка!
На друга я совсем не обижалась. Если ему хочется, то пусть. А я не хочу. И Алка мне совсем не нравится, слишком уж развязная.
И всё было бы ничего, если бы у наших старшаков не случилась "лав стори". Как говорится "любовь не чай, она нагрянет", вот и Андрюха вдруг решил, что испытывает самое что ни на есть сильное и светлое чувство к Алле. С этого и началась эта смешная и нелепая история.
В одно прекрасное утро Митька сидел на лавочке с таким видом, что казалось его просто разорвёт прямо сейчас, если не расскажет какую-то новость. Я сжалилась над другом и вышла к нему.
- Ты не представляешь! - взмахнул руками Митька, - Я тебе сейчас такое покажу! - и помахал перед моим лицом какой-то бумажкой.
- Что это?
- Записка! От Алки. Любовная...
- Чего?!
- Свидание она Андрюхе назначает.
Пока я стояла с открытым ртом, Митька разгладил на лавочке записку.
"Дорогой Андрюшенька, жду тебя сегодня на нашем месте в 10 часов" и отпечаток пухлых Алкиных губ жирно намазанных красной помадой.
- Андрюшенька? - залилась я смехом, - этот лоб здоровенный - Андрюшенька?
Митька тоже захихикал.
- А почему эта записка у тебя?
- А я её Андрюхе должен был отдать.
- А почему не отдал?
- Ха! Щаас! Фиг им, а не свидание!
- А...
Митька мне договорить не дал, он знал, что я опять буду возмущаться и морали читать. А он задумал маленькую месть, раз уж подвернулся такой особый случай.
- А ты знаешь, что Андрюха две недели назад меня на пруду топил? Знаешь? Им весело было, а вот мне не очень, я реально мог утонуть.
- Так не ходил бы с ними.
- Ты не понимаешь! А ещё я ему проспорил десять щелбанов. Он мне такой говорит: "Спорим, я спички об воду зажигал?" Ну такого же не может быть! Я и поспорил. А он мне: " Зажигал, зажигал, да не зажёг!" Но я же проспорил... Лоб три дня болел. А Алка тоже хороша, мы вчера в карты на желание играли, так мне пришлось двадцать пять курней крапивы рвать голыми руками! А эта ещё следила, не прихватываю ли я рукавом, - Митька с болью в глазах сжал ладонь, - о, уже пальцы хоть что-то чувствуют. Короче, будет им свидание!
- Да, - неожиданно согласилась я, - мне тоже из-за Андрюхи прошлый год попало.
- Попало?
- Они меня попросили показать, где у нас в саду самая сладкая яблоня и все яблоки ободрали. Дедушка потом та-ак ругался.
- Дела... Ну за это точно надо отомстить.
- А что это у них за место?
- Баня Алкина.
Кажется в тот самый момент мы научились читать мысли друг друга, потому что на наших лицах расползлись такие хитрые улыбки.
Бани стояли рядком на узком мысике на запруде. С двух сторон вода, с третьей болото и извилистая тропка от домов. А на болоте совершенно точно живёт всякая нечисть. Это даже сама Алка рассказывала, как банного дурня видела. Что-то типа домового, только который в бане живёт, а дурень - потому что угоревший вечно. Любит выть и кряхтеть по вечерам, пугать гостей незваных, что в нетопленную баню пожалуют. Было у меня подозрение, что это Алка тоже неспроста сочинила. Теперь понятно стало зачем. Чтобы их с Андреем никто случайно не засёк, когда они... Ой! Даже думать не хочу.
- Мить, - коварно улыбнулась я, - ты всё-таки записку отдай. Пусть они идут на своё свидание...
- А мы там заранее...
- Спрячемся...
- И напугаем их...
- До чёртиков...
- Ага. Сами, как банные дурни вылетят оттуда...
- О, да...
До чего же сладким бывает предвкушение мести.
Митька сбегал к Андрюхе, отдал записку.
А мы еле дождались вечера. Баня конечно была заперта на замок, но сверху располагались сушилы для веников, и эта дверка была гостеприимно приоткрыта. Только вот залезать туда без лестницы оказалось крайне неудобно.
На сушилах лежало старое сено, оно пахло мышами и дымом, кололось и щекотало в носу, но я мужественно терпела. А вот Митька возился, кряхтел, ну точно как потусторонний обитатель бани.
Ждать пришлось очень долго. Сквозь щели в потолке мы видели предбанник, разноцветные половички, скамейку, стопку полотенец на этажерке. На улице уже темнело и нехитрое убранство предбанника потихоньку тонуло в сумерках.
- Мы так вообще ничего не увидим, - фырчал Митька.
- Ой, на что ты там смотреть собрался?
- На взрослую жизнь.
Я демонстративно закатила глаза.
Через некоторое время Митька снова начал возиться, да так громко, что я рассердившись повернулась к нему... А он лежал совершенно неподвижно и только во все глаза смотрел на меня. А возился кто-то другой, совсем рядом...
Кряхтел, стонал, шоркал об стены. Нас так и парализовало от страха. Банный дурень точно пришёл нас искать. Значит, правда он существует.
- Лежи тихо, он сам уйдёт, - прошептал мне Митька.
Я судорожно покивала, очень хотелось мне верить Митьке, но я видела, что он и сам не уверен в своих словах.
Прислушавшись, мы поняли, что этот "кто-то" ходит вокруг бани, тяжело вздыхает, с треском мнет сухую траву, наверное ищет нас по запаху. Затаились, как мышки, даже дышать перестали.
Митька, видимо для пущей незаметности, уткнулся носом в сено, но не рассчитал, вдохнул резко и вдруг зажмурился. И я поняла, что он сейчас чихнет. Дружок мой старался, крепился, но жжение в носу было невыносимым. От того, что он сдерживался и зажимал нос, его чих получился не очень громким, но каким-то странным, даже жутким.
- Хыы-а-аа! - получилось у Митьки.
И тут же тот, кто ворочался под срубом бани громко охнул и мы услышали торопливо удаляющиеся шаги. Да наверное, Митькин чих в сумерках на болоте был очень страшен, даже для банного дурня, или ещё кого-нибудь. Нам стало неудержимо весело и мы хихикали ещё минут пять. Так бывает, вроде успокоишься, но посмотришь на товарища, что до слёз смеётся, и сам продолжаешь с новой силой.
- Ну ты герой, - сквозь смех я ещё пыталась говорить, - банного дурня чихом прогнал.
- Да, - держась за живот, отвечал Митька, - слышала, как он охнул? Поди, с кирпичами в штанах теперь ходит...
Каждая новая реплика вызывала у нас новый приступ хохота.
Успокоились мы только, услышав новые шаги. Лёгкие, быстрые, прямо к двери бани. Ещё секунда и на пороге появилась Алка. Вся расфуфыренная, так что приторный запах духов добрался и до нас. Митька, уже наученный горьким опытом, зажал нос рукой.
Алка быстро убрала с глаз полотенца, покрасивее расставила свои тюбики и баночки на полке и, закинув ногу на ногу, уселась ждать Андрюху.
Мы его тоже ждали со смесью веселого озорства и трепета. А я ещё и с некоторым отвращением. Ну как они увлекутся процессом и на наши пугания никакого внимания не обратят? И что нам тогда, смотреть на всё это?
Митьку, по ходу дела, эти вопросы вообще не волновали.
Наконец мы услышали и Андрюху. Точнее даже почуяли. Тут уж и я зажала нос, потому что такой коктейль из дешёвых духов и дезодорантов бил в нос, не хуже чем Джеки Чан или Ван Дам какой-нибудь.
Тем временем, эти двое внизу принялись целоваться, гладя друг дружку по плечам и не только. Но "не только", к моему счастью, нам видно не было.
Я толкнула в бок Митьку, что пора бы и начать их пугать, но его увлёк процесс.
Вот здесь надо бы остановиться и немного объяснить ситуацию. На тот момент мы конечно понятия не имели, что именно в этот чудесный вечер, Алкина бабка - тётя Дуся, едва дождавшись, когда спадёт изнуряющее пекло, отправилась на болото к баням, чтобы нарвать бузины, для борьбы с тараканами и прочей живностью, пытавшейся атаковать кухню. Тётя Дуся, охая и вздыхая, в огромных тяжёлых сапогах топталась рядом с баней, аккуратно собирая в корзинку гроздья с мелкими красными ягодками, когда вдруг услышала жуткое Митькино "Хыа-а-а!". Конечно, суеверная старушка испугалась и бросилась обратно в деревню. Пожаловалась мужу, дяде Пете и вместе они отправились смотреть, кто это там в бане хулиганит.
Пока старички брели до бани, подбадривая друг друга, Митьке надоело пялиться на эту взрослую жизнь. Он глубоко вздохнул и заунывно, тоскливо и жутко протянул: - У-у-у-у!!!
Даже у меня мороз по коже прошёлся. Но я решила подыграть и тоже затянула, только потоньше: - У-у-у!
Парочка внизу застыла.
- Это ещё что такое? - испуганно прошептала Алка.
- Не знаю, - Андрюха настороженно оглянулся на дверь.
Мы замолчали.
- Ладно, это птица какая-нибудь, давай дальше, - Андрюху не так-то просто испугать и свернуть с пути.
- Какая ещё птица?! - возмутилась Алла. Её романтический настрой полностью испарился, к заметному огорчению Андрея.
- Болотная. Выпь так жутко кричит. Особенно по вечерам.
- Никакая это не выпь!
Тут уж мы оба, хором завыли, с чувством, с толком, высокохудожественно!
- А-а-а!!! - закричала Алка и бросилась наружу из бани.
- Вот чёрт! - выругался тоже слегка побледневший Андрюха и выскочил следом.
Романтики наши попались с поличным прямо бабке с дедом. А у деда Пети был очень суровый нрав.
- Ах вы охальники!!! Ах вы окаянные!!! Да где ж это видано! Вот позорище! - причитала баба Дуся, крепко держа вырывающуюся Алку за руку. А дед Пётр тряс палкой вслед улепетывающему Андрею:
- Вот попались мне! Отхожу так, что как звать забудешь.
- Мы в карты играли, - пыталась оправдываться Алла.
- Рассказывай мне сказки-то! - рявкнул на неё дедушка.
Когда звуки ругани и жалких Алкиных вслипываний совсем стихли, мы выбрались с сушил наружу.
Конечно, ребят за издевательства над нами стоило проучить, но не так. Нам было немного совестно. Хотя с другой стороны, мы почти и не виноваты, виной всему стечение обстоятельств и жуткий Митькин чих.
Над болотами слоями расползался туман. В белесой пелене проступали неясными очертаниями силуэты кустов, напоминая невиданных исполинских существ, что притаились, поджидая нас. Громко и тревожно стрекотали кузнечики.
- Ну её, эту взрослую жизнь. Ничего в ней интересного нет, - буркнул Митька.
- И никаких банных дурней не бывает, - добавила я.
И тут же, позади нас, за баней, кто-то шарахнулся и, с треском ломая траву и шурша осокой, бухнулся в воду.
Зажав рты руками, мы дали стрекача к деревне.
Только у дома отдышались.
- Эт-то ещё что т-такое было? - заикаясь, спросила я.
- Очень надеюсь, что просто бобёр, - прошептал Митька.
Все получили по заслугам в тот вечер. А мы с Митькой поняли, что в жизни всё возвращается бумерангом, даже если она ещё не совсем взрослая.