Повесть случайного попутчика.
- Кстати, работа, - Николай продолжил свой рассказ, - и в самом деле оказалась неплохой и интересной. Так что, кажется, я впервые за столь долгое время относился к ней с большой любовью и трепетом. За эти недели я неплохо «наварился», если учитывать, что на Северах в последнее время у меня вообще не было постоянной работы. Местные «ленинградцы» на такую работу не подвязывались. Оно и понятно: в Северной столице расценки на подобное занятие гораздо ниже, нежели в Мурманске, сам знаешь, что такое «полярки». А так как нормальной и постоянной работы по моей специальности на Северах уже днём с огнём не сыскать, то «питерская» тема была для меня вполне удачной. Как говорится у рыбаков: «На безрыбье и сам раком станешь». Так что в той ситуации я ощущал себя тем самым Бальзаминовым, которому всё барыш, что ни дай. И я по-настоящему радовался, что мне удалось заполучить приличную работу по специальности, пускай и на непродолжительный срок! А ещё было радостно обнаружить себя в свободной холостяцкой жизни, без нервотрёпок и выноса мозга, без переживаний – как там дома и что там делается. Единственное, что немного отравляло хорошее расположение духа, так это невыполненное обещание, данное Виктории. Ранее я ведь побожился, что по прилёту сразу же отзвонюсь ей или дам телеграмму, что со мной всё в порядке, что скучаю, ну и прочее - в том же духе.
Но ничего из этого не вышло. В аэропорту Пулково меня с радостью встретили двое моих новых товарища и коллеги по моей свежей работе. Накануне мы созвонились и теперь они приехали встретить меня на белой «семёрке», слегка подёрнутой изящной паутинкой из ржавчинки на дверях. Ведь я прилетел, так сказать, врасплох и не ориентировался на местности. Не знал - с какого вокзала мне нужно добираться до нового места работы, и не имел ни малейшего представления, как самому с большим баулом плутать по бесконечным тоннелям метро. Мужики оказались то, что надо. Правда, слегка с сильного будунца. Вчера один из них удачно сдал экзамен в ГАИ и до утра они обмывали пяточки новорожденного шофера! Так что мы наскоро загрузились в машину и под опохмелочное пиво "Степан Разин", кое было обнаружено в багажнике в количестве одного пластикового ящика, с весёлыми разговорами, с шутками да прибаутками, и не въезжая в Питер, прямиком поехали на Ладогу в неведанный мне доселе прибрежный посёлок.
Всю дорогу, болтая с новыми коллегами, я мысленно уговаривал себя в том, что не было никакого особого смысла столь ранним утром тревожить Вику своими депешами – ведь не было ещё и шести утра, когда шасси самолёта коснулись питерской земли. Она сейчас в объятиях Андрюши в тёплой постельке и полностью поглощена им… А может быть, не полностью? Но к чему теперь такие спекуляции?
И всё же! Что же это было – в Мурманском аэропорту? Её глаза в толпе? Это на самом деле или же - всего лишь болезненное воображение, секундная слабость и нерешительность? И не совершил ли я сейчас ошибку, не сообщив Вике о своём прибытии к новому месту работы? Не расценит ли она это за элементарную трусость и примитивный обман? Ведь мы договорились гораздо ранее, что я периодически буду сообщать ей, как я устроился на новом месте, и как протекают мои дела, и какие здесь имеются перспективы для нас обоих... И сейчас я размышлял: "Для нас? Обоих? и какие-то перспективы? А есть ли они - те самые перспективы для нас после того самого прощального интима - в постели, да с телефонной трубкой в обнимку?"
В конце концов я смог убедить самого себя, что мой отказ позвонить Вике никак нельзя было принять на за трусость, ни за необязательность или безответственность, ни, тем более, за ошибку! Наша прощальная интимная встреча была сопряжена с некоторыми «непонятками», неприличиями, а потому – возмутительными для меня - пошлыми особенностями, которые мне были очень неприятны, и которые я не смогу ни позабыть, ни принять, ни простить. Так что, в какой-то степени оправдывая нас обоих, я просто взял необходимую паузу, чтобы остановиться, перевести дух, оглянуться и, перекрестившись, не спеша пойти далее - вперёд. Но уже - одному! Да! Я так решил!
Дорога к побережью Ладожского озера была не очень долгой, весёлой и интересной. Ну ещё бы – под свежее холодное пивко, да под разговоры, с чего бы ей быть скучной. Находясь в лёгкой пространственной экзальтации от всего увиденного, глаза постепенно отвыкали от мурманских пейзажей волнистых сопок, покрытых лёгким невысоким, и поэтому кажущимся таким нежным и пушистым, лесом. С непривычки я наслаждался высокими деревьями с толстыми стволами и густой листвой, широкими местами бескрайними полями и весёлыми перелесками, мелькавшими за окном трясущейся на разбитом асфальте старенькой семёрки. А в душе радостной песней в ушах звенело ощущение того, что сейчас мы едем не на работу, а в самый классный в жизни и чертовски приятный холостяцкий летний отпуск. Блестевшие от солнца дорожные указатели с названиями, сменявшими один населённый пункт другим, лишь усиливали это ощущение. Проехали несколько деревень, опушенных весёлыми посадками. Вот и уютный городок Всеволожск, утопающий в зелени, на берегу не то пруда, не то озера в окружении ароматного бора из корабельных сосен. Настоящий мачтовый лес! За переездом, немного поелозив по нешироким улочкам, мы взлетели на небольшой песчаный холм мимо недавно отстроенной церкви, и помчались мимо полей уже по знаменитой «Дороге Жизни», километровые столбы которого выполнены в виде небольших памятных монументов с указанием расстояния до Санкт-Петербурга.
И опять среди широких полей и густых лесов замелькали деревни и посёлки, дачи и жилые массивы. Среди этого веселья запомнился один дорожный указатель «Борисова грива». И я тут же вспомнил эпический сериал «Сибириада». Помнишь? Там Устюжанин-старший в одиночку рубил лес и строил дорогу на звезду, которая вела в гиблое место – на Чёртову гриву. Вот тогда невольно мне и подумалось, а не пустился ли я в фатальную авантюру? Хотя каждый борется со скукой и депрессией в меру своей фантазии.
А мужики мне рассказывали о местных достопримечательностях и особенностях «тутошней» жизни. Чистый воздух! Огромное озеро! Рыбалка, охота! Грибов – немерено, ягод, а особенно клюквы на бескрайних местных болотах хоть пОпом ешь! Признаться, такой расклад для меня как раз и нужен! Проехали монумент «Разорванное кольцо», впечатляющий своими размерами и особенностями композиции.
Свернув по Дороге Жизни налево, мы вскоре въехали в безымянный посёлок, расположенный прямо на берегу Ладожского озера. Приятный такой и уютненький посёлочек оказался. С одной стороны - огромное озеро с широким песчаным пляжем, с другой - мохнатый лес, совсем не такой, как у нас на Севере. У нас он - прозрачный и невысокий, а тут – густой, темный и высокий. А озеро! Оно такое огромное и голубое, как море... и даже с настоящими волнами и шумящим прибоем! Всамделишное! Но не свинцовое и колючее, как наше Баренцево, и не серебряно-ледяное, как Белое, а нежное и в меру тёплое.
Но озеро я заметил не сразу. Несколько погодя. Меня удивил сам посёлок. Он состоял лишь из одно- и двухэтажных частных домов. Ни одной высотки. Этакая лубочная провинция с лёгким шармом первозданности. Как удивительно! От Питера всего несколько десятков километров, а здешняя жизнь ощущается совсем по-другому! Особо остро чувствуется удалённость от суетливой цивилизации с минимумом необходимой инфраструктуры. Мои товарищи, заметив замешательство будущего коллеги, тут же успокоили, что в поселке есть всё необходимое: и торговые палатки, и почтовое отделение со случайным расписанием работы и даже пивнушка с кафешкой. На вопрос, а как же можно самостоятельно добраться до цивилизации, они объяснили, что совсем близко – прямо на противоположном краю посёлка находится конечная станция, которая так и называется «Ладожское озеро». Вот с неё на электричке легко можно добраться до Финляндского вокзала - прямо в самое сердце Санкт-Петербурга.
И всё равно, на душе было несколько тревожно. Что за работа меня ждёт? Где она находится и как там всё устроено? Не вляпался ли я в очередную неудачную авантюру? Но когда за высокими деревьями я заметил близкую сердцу красно-белую полосатую башенку Осиновецкого маяка, с обшарпанными стенами, словно изрытыми оспой, в душе наступил покой и уверенность в правильности ранее принятого решения. Раз есть маяк, значит – поблизости обязательно есть вода. Раз есть вода, то обязательно найдутся и причалы со стоящими возле них судами, катерами и лодками. А раз есть плавсредства, то значит - есть работа для меня.
Мы оставили машину, и друзья повели меня по широкой песчаной тропе на первую экскурсию к воде. Лёгкий бриз игриво шумел густыми кронами деревьев, невысокая лесная шелковистая трава слегка пригибалась к земле. Сквозь стволы деревьев уже пробивалась голубизна водной глади, дразнящаяся мириадами солнечных зайчиков. Но воздух был совсем не морской, не пропитанный йодом и солью. Это немного смущало. Но выйдя на песчаный пляж, я не выдержал и, скинув с себя одежду, прямо в семейных труселях усмешки новых товарищей, бросился в освежающие объятия Ладожского озера. Правда, не сразу. Пришлось, как дурному сайгаку еще пробежать по песчаному мелководью с полсотни метров, чтобы вода наконец достигла пояса, и нырнул. Не вглубь, чтобы не воткнуться головой в дно, а как морской скат - вдоль дна и замер там надолго - пока хватало дыхания. С закрытыми глазами я ощущал невероятную сладость и распирающую грудь невесомость. Вот оно счастье! Такое счастье, что аж захотелось заорать прямо под водой! И я вынырнул, жмурясь на солнце и отфыркиваясь, как дельфин-шизофреник. В отличие от прежних купаний в море, вода оказалась вовсе не солёной, а пресной, что тут же привело к лёгкому короткому замыканию в голове – и вправду непривычно. Непривычно было осознавать, что огромное Ладожское озеро, уходящее за горизонт, как «настоящее» море, имело пресную воду. От этого на глаза аж слёзы умиления навернулись!
Прибыв к новому месту, я целиком и полностью погрузился в работу, с головой окунулся в новую жизнь, которая мне очень нравилась и о которой я даже не подозревал. Кажется, мне тогда впервые в жизни было настолько приятно отдаваться любимой работе, абсолютно позабыв про всё. Я жил с огромной любовью ко всему! И это было невероятно приятно. Время полетело со скоростью курьерского поезда! Я даже и не заметил, как пролетел первый месяц. И вот где-то в середине июля, под вечер возвратившись «с морей» обратно к причалу у ставшего таким родным обшарпанного маяка, я вдруг вспомнил, что сегодня у Вики день рождения.
Не поздравить с таким праздником свою пассию, пускай даже и бывшую, было бы верхом неприличия и даже чёрной неблагодарностью. Сойдя на берег, я, проигнорировав уговоры своих друзей отметить наше удачное возвращение в местном кабачке, выскочил на трассу чтобы поймать попутку до Питера, ибо электричка в город в такой поздний час ходила редко и преступно медленно. Мне повезло, и меня подобрал один из местных на своём «Жигулёнке», мчавшийся в нужном мне направлении. Несмотря на высокую скорость, которую позволяла развить извилистая «бетонка», до цивилизации мы добрались лишь глубоким вечером, когда все основные почтовые отделения, откуда можно было бы дозвониться по межгороду, были закрыты. Но добрый водитель-шофёр подал мне замечательную идею: добраться на метро до Главпочтамта, который работает круглосуточно и оттуда уже дозвониться «куда угодно».
Выйдя «на Гостинке» я пошёл в сторону горящего золотом адмиралтейского шпиля по Невскому проспекту, залитому теплым оранжевым солнечным светом угасающего дня, чтобы насладиться особой атмосферой этого легендарного города. Совсем скоро, осоловевший от обрушившейся на меня цивилизации, я окончательно влюбился в этот мегаполис и принял для себя окончательное решение навсегда покинуть Север и перебраться в город на Неве. За такими размышлениями в состоянии необычной культурно-экскурсионной экзальтации я наконец-то нашёл задние Главпочтамта, которое, говоря откровенно, уже и искал-то без особого энтузиазма. Это ведь так замечательно – всего менее, чем за час, на попутке, попасть в такую красоту и бесцельно бродить по улицам, восхищаясь всем увиденным и ощущать всеми фибрами души необычный ритм города и едва уловимое дыхание моря. Солнце уже клонилось к горизонту, когда я наконец вошёл вовнутрь здания «главпочты».
Выполнив все необходимые технические процедуры, я зашёл в кабинку и поднял трубку. Вика сразу же подняла трубку, и это означало, что она была уже в постели – ведь телефонный аппарат висел прямо в изголовье на стене. На том конце провода я услышал голос Вики, слегка усталый и, конечно же, печальный. Услышав мой голос, Вика всё также - без эмоций и совсем сухо ответила, что да, узнаёт меня. Что удивлена тому, что я позвонил. Что благодарна за поздравления, и что очень сожалеет по несдержанному мной обещанию. Разговор у нас не клеился. Он был протокольным и формально холодным: теперь мы стали абсолютно чужими. Пока мы с ней так переговаривались, я услышал рядом негромкий шёпот Андрея, который поинтересовался - кто говорит. Услышав его голос, я в ответ лишь усмехнулся, и решил тут же прекратить наш бестолковый и ненужный разговор только одной прощальной фразой:
- Я слышу, что Андрюша рядом с тобой лежит. Как когда-то и я лежал – в тот самый последний раз. Так что передавай ему большой привет от меня, и счастья вам обоим.
С этими словами не дожидаясь ответа я бросил трубку. В тот момент я не испытывал ни досады, ни разочарования или обиды, ни, тем более, угрызения совести. Даже душевной пустоты, которой я подсознательно боялся, тоже не было.
- Ты боялся пустоты или ощущения от пустоты? – уточнил я у Коли, как заправский психолог-самоучка домашнего пошива.
- Как бы тебе, Лёха, объяснить? – задумчиво протянул Николай, вероятно прислушиваясь к тем своим давним ощущениям,- повторюсь, не было никакой обиды или досады. А была какая-то необъяснимая пустота. Не опустошённость, а… ну, знаешь? Вот с чем можно сравнить это ощущение - когда ты ночью, шлёпая босыми ногами по студёному полу, держась за стену от усталости и спросонья, телепаешься на кухню к холодильнику, чтобы выпить чего-нибудь такого холодненького и закусить чем-нибудь таким эдаким. Но открыв дверь, кроме бьющей по глазам яркой лампочки, на пустых полках ничего не обнаруживаешь. Ну разве что - увядший пучок укропа или петрушки, да скукожившийся обломок одеревеневшего сыра. И ничего кроме этого. И ты начинаешь медленно и постепенно испытывать не разочарование, не отчаяние или досаду, а непонятную и глупую пустоту. И поэтому ты закрываешь холодильник, подходишь к плите и берёшь в руку чайник с булькающей внутри давно остывшей кипячёной водой и начинаешь пить воду прямо из носика. Жадно так глотая, и не можешь насытиться. Кстати, вода из носика чайника по ночам всегда вкуснее лимонада, ты не замечал?
В ответ я только утвердительно кивнул, вспомнив аналогичные ощущения.
- Так что, - продолжил Николай, воодушевлённый моими молчаливым одобрением, - на ту пустоту я уже не обращал внимания. Она постепенно стала заполняться восхищением огромным городом и детским искренним восторгом от грандиозности всей увиденной красоты, тут же, когда я вышел из здания «Главпочты» и решился прогулять всю ночь по Питеру, который уже не мог радовать белыми ночами, но всё равно был прекрасен и неповторим своими дворцами, набережными, разведёнными мостами, храмами и Кафедральными соборами. Я не спеша прогуливался между всемирно известными достопримечательностями и мысленно благодарил Бога за предоставленную мне возможность насытиться этой торжественной красотой. И, знаешь, во время этой незапланированной, но весьма нужной прогулки, я окончательно влюбился в этот великолепный город. Он очень располагает к размышлениям и прочей полезной философии.
Как говорится: «Баба с возу, кобыла в курсе дела». Может быть, Вика всё-таки ждала от меня звонка в день прилёта? Может, даже ждала ещё несколько дней, пока не дождалась, а потом любовь, если это было любовью, закисла и засохла, и стала совсем маленькой и болезненной, как камень в почках. И ей уже можно было не переживать о внезапно подступившем одиночестве, ибо рядышком – совсем рядом, буквально под боком, был совершенно другой утешитель. Наверное, более надёжный, чем я...
От этих размышлений и от свежего бриза дремлющей Невы мне стало как-то легче дышать. В голове наступило прояснение и мысли потекли таким же широким полноводным потоком, что сейчас едва слышно шептал за высоким гранитным парапетом набережной. И теперь я с огромной любовью бродил по сонным проспектам и набережным. Я принял для себя окончательное решение – я здесь останусь навсегда. И теперь на свежем ветру и постепенно темнеющих набережных мне невероятно легко думалось о Вике и было приятно рассуждать нашей дурацкой ситуации. Как ни крути, но она так и осталась той самой гражданкой Никаноровой, которая вечно ждёт, вечно верит и вечно любит. Она вела себя словно подросток, который влюбился, а потом искал - в кого? Кстати, не самая худшая позиция, когда живёшь за шорами своей предубеждённости, в своих грёзах и мечтах, в своём параллельном мире. Но самая главная ошибка Виктории - в этот мир она допускала каждого встречного и поперечного. И этот каждый с лёгкостью мог его разрушить, испортить или, на крайний случай, просто испачкать. И, благодаря Вике, я тоже умудрился немного погрузиться в этот параллельный мир, из которого в буквальном смысле смог вырваться на самолёте марки «Ту-134». Если слегка переиначить поговорку, то получится справедливое: «Из огня, и из полымя, да – к новой жизни!»
Вот приблизительно с такими размышлениями я и добрался до Финляндского вокзала. Небо уже посветлело. Город начинал недовольно вздыхать и охать первыми машинами, трамваями, автобусами и троллейбусами. Осмотрев развевающиеся полы плаща вождя мировой революции, застывшего в приветственной позе на броневике, я не спеша прошёл вовнутрь просыпающегося вокзала. Вскоре первая электричка, остервенело лязгая на стрелках, увозила меня на конечную станцию – «Ладожское озеро». Я уезжал из Питера налегке: свежим и просветлённым. Я продолжал жить дальше, но уже с настоящей и огромной любовью к жизни.
В трудах и заботах дни пролетали весёлыми и жизнерадостными стрижами. От новых товарищей мне стало известно, где находится ближайший переговорный пункт – в славном и уютном городке Всеволожске, до которого добираться гораздо быстрее и удобнее, нежели ехать на главпочтамт в Питер. Сел в электричку, всего полчаса – и ты уже во Всеволожске. Так что в свободные часы я умудрялся по-быстрому сгонять на переговорный пункт, чтобы хоть немного пообщаться по телефону со своей дочкой, которую в конце лета тёща привезла обратно в Мурманск. А новости были и в самом деле одна тревожнее другой. Я уже знал, что у жены не только кто-то там появился на примете, но есть конкретный кандидат на соискание звания «очередной неудачник по жизни» под кодовым названием «дядя Женя».
Дочка Анечка сообщала такие новости с неприятными подробностями, от которых у меня невольно сжимались кулаки. Каждый раз, когда мне удавалось дозвониться до Мурманска, то дома я обнаруживал лишь одинокую и покинутую дочь. Застать жену, чтобы отчитать её за брошенную дочь в угоду своим очередным любовным авантюрам, было весьма затруднительно. Утром звоню – жены нет, только дочка, которая мне с грустью говорит, что мама с дядей Женей поехали к ней на работу. В другой раз, когда мне удаётся, позвонить в обед, трубку опять подымает одинокая дочка и говорит, что мама с дядей Женей поехали машину мыть. А когда я однажды позвонил специально попозже вечером, то в трубке услышал плач дочери:
- Мама с дядей Женей ещё утром уехали в магазин, а меня оставили дома одну. А я кроме завтрака больше ничего не кушала! Наверное, они опять моют дядь-Женину машину…
- Понимаешь, Лёха, какие я должен был испытывать чувства и ощущения, находясь за полторы тысячи километров от родной и единственной дочери, которую бросила родная же мать? Что должен чувствовать отец, которому по телефону маленькая плачущая дочка сообщает, что мама в очередной раз с раннего утра помчалась с каким-то пресловутым дядей Женей помчалась мыть какую-то сраную машину аж до самого позднего вечера? Только яростное бессилие и даже отчаяние, что не могу помочь дочке, защитить её от бестолковой матери! Что за тупость или маниакальная тяга к мойке чужих машин? По идее эта машина уже должна была трижды проржаветь, а краска - облупиться и сползти! Понятно, чем занималась Анина родная мамашка, которая не особо баловала брошенную дочь различными отмазками и выдумками, чтобы вдоволь позаниматься устройством своей личной жизни. Я не находил себе места, стараясь почти каждый день звонить дочери, чтобы как-то приободрить её своими обещаниями, что я скоро вернусь, - самое главное - в надежде застать дома и её мать. И однажды вечером всё-таки мне это удалось. Трубку подняла жена и выслушала от меня гневную тираду, которой я попытался отчитать её за то, что ради своего эго она оставляет днями напролёт родную дочь, запирая её на замок в пустой квартире... На что жена мне в ответ спокойно и даже менторным тоном заявила:
- Не надо так истерить и корчить из себя заботливого отца! Я всегда забочусь о ней и в доме всегда приготовлено поесть. Она помыта, обута и находится в тепле. Ну и что, что одинокая. Она сама может себе достать из холодильника приготовленную еду, разогреть её и не быть голодной. Она просто ленится и перекладывает всё с больной головы на здоровую.
- Это у тебя больная голова! Ты своей тугодумкой можешь представить, как шестилетний ребёнок будет зажигать газовую плиту, чтобы разогреть себе пищу? У тебя вообще, что ли нет ни ума, ни фантазии, чтобы представить, как она сможет достать из холодильника тяжёлую кастрюлю с супом и как она будет нарезать себе колбасу, чтобы пожарить на сковородке? Она же ещё маленькая!
- Пора ей уже взрослеть! – гневно отрезала жена, - нечего ей расти эгоисткой и нахлебницей. Пускай домашними делами занимается, а не ноет и не жалуется отцу, который её бросил.
- Я её не бросал. Я от тебя уехал. И не ожидал и предположить даже не мог, что ты будешь мстить мне через нашу дочь! Недаром говорят: «Есть женщины мамочки, а есть женщины – самочки!». Вот ты именно та самка, которая с лёгкостью может переступить даже через собственного ребёнка, ради сиюминутной похоти. Ты же её под сердцем своим носила.
- Ах! Какие слова, какие речи! – раздалось ехидное из трубки в ответ, - может и тёще своей позвонишь и пожалуешься на меня.
- Кстати, спасибо за идею, - парировал я, - позвоню ей и поблагодарю за дурное воспитание её блудливой дочери.
И тут же бросил трубку. Я знал, чем задеть и уязвить эту особь женского пола. Своей матери она боялась как огня: та бы болезненно отнеслась к новости, что пока «ейный» зять заколачивает деньгу, её родная дочь ушла в очередной загул. Попрание нравственного облика в той семье – рассаднике лжи и лицемерия – считалось страшным оскорблением. Но издевательское отношение к «ейной» внучке, которую тёща обожала сильнее родных дочерей, та никому и ни за что не простила бы… И я с особым садистским удовольствием позвонил тёще и с большой любовью рассказал про все выкрутасы её родной дочери.
Следующим же вечером, когда я опять позвонил, чтобы узнать как у дочки дела, трубку подняла жена и услышав мой голос, она тут же разразилась обвинительной тирадой:
- Какая же ты скотина! Как ты посмел меня так гадко «вкозлить» моей матери? Теперь я окончательно убедилась - какой ты подлец. Я подаю на развод...
Я не был удивлён и понял, что мой ответный удар принёс нужный результат. Жене досталось на орехи от матери и очень даже жёстко! Теперь она не будет чувствовать себя вольготно – такой неуязвимой и абсолютно безнаказанной. И поделом. Теперь они с дядей Женей не будут днями напролёт скоблить машину. Теперь дочка будет под надзором. В таком прекрасном настроении я и проработал оставшуюся по договору неделю. Буквально неделю спустя, я уже отзвонился жене и сообщил ей пренеприятнейшее известие:
- Завтра 18-часовым поездом я приезжаю обратно в Мурманск!
Страстное желание пораньше увидеть дочь, поскорее познакомиться с загадочным и излишне чистоплотным автолюбителем по имени «дядя Женя», да и, вообще, окончательно разобраться в том, что вытворяет жена, заставило меня действовать решительно, и я поехал другим поездом, отправлявшимся на Мурманск в тот же день, но пятью часами ранее.
Это было одно из самых продолжительных и изматывающих душу возвращений на Север. Никогда в своей жизни я ещё так не стремился поскорее добраться до Мурманска и расставить все точки над i. Я возвращался обратно, конечно же, не с пустыми руками. Была и толстая котлета баксов, и огромная сумка с продуктами. Это результат экономии на собственном желудке. Вроде бы как сэкономленных «пайковых». Всё это вёз я уже не в семью, но для дочери, конечно же осознавая, что этим будет пользоваться, и моя бывшая - совсем не благоверная.
Сумка была большой и тяжёлая от продуктов, поэтому на мурманском вокзале пришлось взять такси. И к дому, конечно же, приехал гораздо раньше, чем предполагалось всеми. Поднялся на этаж и открыл дверь своим ключом.
Ну и как можно было предположить я увидел картину Репина маслом «Приплыли», точнее «Монахи (Не туда заехали)».
«А самолёт летит – колеса стёрлися, а мы не ждали вас, но вы припёрлися».
(продолжение следует).
© Алексей Сафронкин 2023
Отдельная и особая благодарность моему доброму другу детства Николаю Гумарову за помощь в публикации и поддержку моего канала!
Спасибо за внимание! Если Вам понравилась история, то ставьте лайк и делитесь ссылкой с друзьями и знакомыми. Подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить новые публикации.
Описание всех книг канала находится здесь.
Текст в публикации является интеллектуальной собственностью автора (ст.1229 ГК РФ). Любое копирование, перепечатка или размещение в различных соцсетях этого текста разрешены только с личного согласия автора.