В октябре, во второй его половине, наступает такой период, когда тайга начинает петь. Громко. Очень громко.
Как море.
Нет.
Как безбрежный океан!
Хотелось бы сказать, лазурный, аквамариновый, бирюзовый. Ну, по крайней мере, голубой или зеленый.
Но нет …
Тайга поет только в золоте.
Только тогда, когда становится золотой, она начинает петь, как море. Как океан. Безбрежный. Безудержный. Свободный.
Обычно у нас поют ручьи и реки. В те периоды, когда набирают огромную массу воды из-за ливней, продолжительных дождей, затяжных тайфунов. Но это бывает чаще всего в августе и начале сентября. Или весной, во время половодья.
А к концу сентября, в октябре реки и ручьи, теряя последние остатки воды, становятся мелкими, застенчивыми и молчаливыми.
Засуха.
Великая сушь приходит в тайгу.
Самый пожароопасный период. И именно в этот опасный период тайга начинает петь.
Доподлинно не известны причины.
Но я склонна предполагать, что происходит это из-за того, что дубовые листочки, коих большинство, подсыхая, потихоньку окрашиваясь в золотой и светло-коричневые тона, теряют влагу, и на ощупь становятся похожими на бумагу. Жесткую и грубую. И вот эти грубые сухие кончики, соприкасаясь, ударяясь друг о друга, как крылья кузнечика, издают громкий шелест. Шорох. Шум. Шепот. Каждый листик торопится что-то сказать. Успеть. Что-то важное.
Конечно,
в безветренную погоду тайга молчит. Прислушивается, пришла осень или еще запаздывает.
Но,
как раз именно в это время и приходят восточные ветра.
Муссоны. Устойчивые. Постоянные. Непримиримые ветра, тревожащие подсыхающие листочки на протяжение месяца- полутора.
Как раз до начала зимы.
Иногда бывает, что сильный мороз охватывает тайгу в течение ночного времени, одной ночи, всего нескольких часов, и дубовые, уже коричневые листья, еще не успев сбросить последнюю влагу, и отправиться в полет, попрощавшись с материнской веточкой, остаются на родном дереве на всю зиму. До весны. До новых молодых листочков.
Да, до следующей весны. Не в силах преодолеть ледяные оковы, морозные цепи, которыми их мороз приковал к материнской веточке.
Но … в это время тайга уже не поет. Ветер покинул тайгу. Тайга засыпает спокойным зимним сном.
...
Когда в первый раз осенью, в октябре, вдруг слышишь, как поет тайга, как она запела, тебя охватывает изумление – что это?
Что это за звук? Откуда? Откуда здесь вода? Большая вода? А потом понимаешь, что ты просто забыл, что так было и прошлой осенью, и пять лет назад, и пятьдесят лет назад. И пятьсот. Так было всегда, как только появилась тайга.
Конечно,
в больших городах и населенных пунктах этот шум почти не слышен, тайга далеко.
А вот маленькие таежные села, находящиеся в долине рек, сплошь окруженные сопками, просто заполняет эта музыка, эта песня.
Особенно ночью, когда посторонние звуки смолкают. Выходишь на улицу. Чернильная темнота.
И ...
только громкое пение тайги, как безбрежного океана, бьющегося о скалы всей своей мощью, накатывая вновь и вновь огромными волнами.
Но хочется верить, что есть и другое объяснение этому необычному явлению. Более романтичное.
Более сказочное ...
...
Красавица Тайга все лето ждет своего возлюбленного.
Ветренного изящного Муссона.
Как девушка, оставшаяся на берегу, ждет своего парня, оправившегося в далекое море.
Так и Муссон каждые полгода отправляется странствовать по чужим морям и океанам. Что его манит в этой чужой далИ? Безбрежные дАли? Заморские красоты? Чернокожие гибкие красавицы?
Что он ищет там?
На чужбине? Почему не может жить на родине? Дома? С любимой?
Но нет!
Мужское сердце не может оставаться дома. Ведь не зря говорят: «Мир женщины –это ее Дом. Дом мужчины – это весь Мир.»
Вот так и Тайга верно и преданно ждет своего Муссона, занимаясь хозяйством, домом и детьми, маленькими и большими.
Пока ее возлюбленный, теша свое мужское самолюбие, тщеславие и любопытство, стремительно носится по дальним морям и океанам, по далеким странам и чужеземным городам.
И только, когда усталость и тоска по Родине становятся сильнее жажды странствий и новых впечатлений, Муссон, как моряк дальнего плавания, возвращается домой, к своей возлюбленной.
К Тайге.
А Тайга, принарядившись в золотое роскошное пышное платье с ажурными коричневыми кружевами, покрыв голову синими прозрачными небесными покрывалами, накинув на плечи пушистые белоснежные невесомые меха-облака, ждет-не дождется своего мужчину. Дома. Всегда дома. Встречая его радостной песней. Радостной. Всегда радостной. Неспешной. Неторопливой, рассказывая о своей бесконечной любви, о радости встречи.
Иногда, нет, очень часто, песня становится бурной, встревоженной, резкой, выговаривая, как она устала. Одна. Без него. И как ей тяжело заботиться о доме. И о детях. И как бы она хотела, чтобы он всегда был дома. Рядом.
А Муссон, тихонько уговаривая, успокаивая, нежно и трепетно ласкает ее пышные золотые пряди своими воздушными потоками.
Убеждая в вечной любви и верности. На полтора месяца. Полтора месяца счастья. Домашнего тепла и уюта. Нежности и безбрежного умиротворения.
Тайга потихоньку успокаивается, меняя роскошное золотое платье на домашнее, коричневое, поверив, как всегда поверив, что любимый будет рядом.
Что они теперь вместе. Навсегда. Навечно. И спокойно засыпает. А Муссон поет ей нежную колыбельную песню.
И вновь исчезает … Сразу же … Как только Тайга погружается в глубокий зимний сон, плотно укрывшись толстым белоснежным одеялом.
Чтобы вновь вернуться уже только весной. Когда любимая начнет просыпаться от зимнего сна и, прихорашиваясь, наденет светло-зеленое яркое, нежно-трепетное новое платье, украсив голову венком из ярких весенних розовых гвоздик и огненно-желтых купальниц.
Вернется через полгода. На полтора месяца. Чтобы доказать своей любимой свою верность и постоянство.
«Не печалься, любимая.
За разлуку прости меня.
Я вернусь раньше времени.
Дорогая, прости … » ( шансон)