Л. Н. Толстой. "О жизни"
Живет всякий человек только для того, чтобы ему было хорошо, для своего блага. Не чувствует человек желания себе блага, — он и не чувствует себя живущим. Человек не может себе представить жизни без желания себе блага. Жить для каждого человека все равно, что желать и достигать блага; желать и достигать блага — все равно, что жить.
Жизнь чувствует человек только в себе, в своей личности, и потому сначала человеку представляется, что благо, которого он желает, есть благо только его личности. Ему сначала кажется, что живет, истинно живет только он один. Жизнь других существ представляется ему совсем не такою, как своя, — она представляется ему только подобием жизни; жизнь других существ человек только наблюдает и только из наблюдений узнает, что они живут. Про жизнь других существ человек знает, когда хочет думать о них, но про себя он знает, ни на секунду не может перестать знать, что он живет, и потому настоящею жизнью представляется каждому человеку только своя жизнь. Жизнь других существ, окружающих его, представляется ему только одним из условий его существования. Если он не желает зла другим, то только потому, что вид страдания других нарушает его благо. Если он желает добра другим, то совсем не так, как себе, — не для того, чтобы было хорошо тому, кому он желает добра, а только для того, чтобы благо других существ увеличивало благо его жизни. Важно и нужно человеку только благо в той жизни, которую он чувствует своею, т. е. свое благо.
И вот, стремясь к достижению этого своего блага, человек замечает, что благо это зависит от других веществ. И, наблюдая и рассматривая эти другие существа, человек видит, что все они, и люди, и даже животные, имеют точно такое же представление о жизни, как и он. Каждое из этих существ точно так же, как и он, чувствует только свою жизнь и свое благо, считает только свою жизнь важною и настоящею, а жизнь всех других существ только средством для своего блага. Человек видит, что каждое из живых существ точно так же, как и он, должно быть готово, для своего маленького блага, лишить большего блага и даже жизни все другие существа, а в том числе и его, так рассуждающего человека. И, поняв это, человек невольно делает то соображение, что если это так, — а он знает, что это несомненно так, — то не одно и не десяток существ, а все бесчисленные существа мира, для достижения каждое своей цели, всякую минуту готовы уничтожить его самого, — того, для которого одного и существует жизнь. И, поняв это, человек видит, что его личное благо, в котором одном он понимает жизнь, не только не может быть легко приобретено им, но, наверное, будет отнято от него.
Чем дальше человек живет, тем больше рассуждение это подтверждается опытом, и человек видит, что жизнь мира, в которой он участвует, составленная из связанных между собой личностей, желающих истребить и съесть одна другую, не только не может быть для него благом, но будет, наверное, великим злом.
Но мало того: если даже человек и поставлен в такие выгодные условия, что он может успешно бороться с другими личностями, не боясь за свою, очень скоро и разум и опыт показывают ему, что даже те подобия блага, которые он урывает из жизни, в виде наслаждений личности, не блага, а как будто только образчики блага, данные ему только для того, чтобы он еще живее чувствовал страдания, всегда связанные с наслаждениями. Чем дольше живет человек, тем яснее он видит, что наслаждений все становится меньше и меньше, а скуки, пресыщения, трудов, страданий все больше и больше. Но мало и этого: начиная испытывать ослабление сил и болезни и глядя на болезни и старость, смерть других людей, он замечает еще и то, что и самое его существование, в котором одном он чувствует настоящую, полную жизнь, каждым часом, каждым движением приближается к ослаблению, старости, смерти; что жизнь его, кроме того, что она подвержена тысячам случайностей уничтожения от других борющихся с ним существ и все увеличивающимся страданиям, но самому свойству своему есть только не перестающее приближение к смерти, к тому состоянию, в котором вместе с жизнью личности наверное уничтожится всякая возможность какого бы то ни было блага личности. Человек видит, что он, его личность — то, в чем одном он чувствует жизнь, только и делает, что борется с тем, с чем нельзя бороться, — со всем миром; что он ищет наслаждений, которые дают только подобия блага и всегда кончаются страданиями, и хочет удержать жизнь, которую нельзя удержать. Человек видит, что он сам, сама его личность, — то, для чего одного он желает блага и жизни, — не может иметь ни блага, ни жизни. А то, что он желает иметь: благо и жизнь, имеют только те чуждые ему существа, которых он не чувствует и не может чувствовать и про существование которых он знать и не может и не хочет.
То, что для него важнее всего и что одно нужно ему, что — ему кажется, — одно живет по-настоящему, его личность, то гибнет, то будет кости, черви — не он; а то, что для него не нужно, не важно, что он не чувствует живущим, весь этот мир борющихся и сменяющихся существ, то и есть настоящая жизнь, то останется и будет жить вечно. Так что та единственно чувствуемая человеком жизнь, для которой происходит вся его деятельность, оказывается чем-то обманчивым и невозможным, а жизнь вне его, нелюбимая, не чувствуемая им, неизвестная ему, и есть единая настоящая жизнь.
То, чего он не чувствует, то только и имеет те свойства, которые он один желал бы иметь. И это не то — что так представляется человеку в дурные минуты его унылого настроения — это не представление, которое можно не иметь, а это, напротив, такая очевидная, несомненная истина, что если мысль эта сама хоть раз придет человеку, или другие хоть раз растолкуют ему ее, то он никогда уж не отделается от нее, ничем не выжжет ее из своего сознания.
Рерайт:
Человек осознает, что жизнь мира, в котором он участвует, состоящего из взаимосвязанных личностей, желающих уничтожить и поглотить друг друга, не может быть для него благом, а, вероятно, будет большим злом.
Но не только это: даже если человека поставить в такие благоприятные условия, что он может успешно бороться против других личностей, не опасаясь за свою, то и разум, и опыт вскоре показывают ему, что даже видимость благ, которые он черпает из жизни, в формы личных удовольствий, на самом деле не являются добром, а скорее просто примерами хороших вещей, данными им только для того, чтобы они почувствовали более интенсивное страдание, всегда связанное с удовольствиями. Чем дольше живет человек, тем яснее он видит, что удовольствий становится все меньше и меньше, а скуки, пресыщения, труда и страданий становится все больше и больше. Но это еще не все: переживая ослабление своих сил и болезни, становясь свидетелями болезней, старения и смерти других людей, они замечают и то, что их собственное существование, в котором они чувствуют истинную и полную жизнь, каждый час, каждый движение, приближается слабость, старость и смерть; что их жизнь, помимо того, что она подвергается тысяче случайных возможностей разрушения со стороны других борющихся существ и возрастающих страданий, по своей сути и постоянно приближается к смерти, к состоянию, в котором любая возможность какого-либо блага для человека, несомненно, уничтожается вместе с ним. с жизнью личности. Человек видит, что он, его личность — то самое, в чем он чувствует жизнь, — борется только с тем, с чем нельзя бороться, — со всем миром; что они ищут удовольствий, которые создают лишь видимость добра и всегда заканчиваются страданиями, и они хотят удержать жизнь, за которую невозможно удержаться. Человек видит, что он сам, самая его личность — вещь, ради которой он один желает добра и жизни, — не может иметь ни добра, ни жизни. А те вещи, которых они желают, — добро и жизнь — принадлежат лишь тем чуждым им существам, которых они не чувствуют и не могут чувствовать и о существовании которых они не знают и не могут знать или заботиться.
То, что для них важнее всего и что им одним нужно, то, что - им кажется - действительно живет, их личность, погибнет, станет костями и червями - не они; в то время как то, в чем они не нуждаются, о чем не заботятся и не чувствуют себя живыми, весь этот мир борющихся и меняющихся существ, есть истинная жизнь, останется и будет жить вечно. Так единственная жизнь, которую чувствует человек, ради которой происходит вся его деятельность, оказывается чем-то обманчивым и невозможным, а жизнь вне его, нелюбимая, нечувствуемая им, неизвестная ему, есть единственно истинная жизнь.
То, чего они не чувствуют, только то и обладает качествами, которыми только они хотели бы обладать. И это не то, что представляется человеку только в минуты его мрачного настроения, — это не мысль, от которой можно отмахнуться, а, скорее, наоборот, это настолько очевидная и неоспоримая истина, что, если эта мысль когда-нибудь придет в голову, разуме человека, и если другие когда-нибудь им это объяснят, они никогда не смогут избавиться от этого, стереть его из своего сознания.
Главная мысль:
Даже если человек пытается бороться с другими и преследовать свое благо, он всегда сталкивается со страданиями и разочарованиями. Человек осознает, что жизнь его личности приближается к старости и смерти, а истинное благо и жизнь существуют вне него. Невозможно достичь истинного блага и жизни через борьбу и наслаждение, и только осознание этой истины может освободить человека от страданий.