НА ПОЛЕВОЙ аэродром близ Андреаполя мы прилетели в октябре 1942-го. Местные жители даже еще не успели поверить в то, что фашистов здесь больше нет и не будет: прилетели свои. Раньше этих парней они не знали, но свои же! И фамилии такие знакомые: Митрофанов, Иванов, Одинцов, Малов, Шубин, Горбачев... Людей с такими фамилиями можно встретить и в округе, и в Калининской области. И когда в одной из рубленых избушек к числу постояльцев прибавился низкорослый паренек с нерусской фамилией, хозяева охотно приняли и его. Как своего, близкого, родного. Ведь казах Талгат Бегельдинов тоже прибыл сюда для того, чтобы вместе с русскими, украинцами, белорусами, татарами и другими громить фашистскую нечисть.
После сытного по тем временам ужина — угостили новичка картошкой, грибами, чаем с клюквой — уложили на полати. Да разве уснешь так сразу? В памяти буквально плясали события истекшего дня. Прибыл из авиационного училища вместе с Чепелюком. Сереже-то повезло. Комэск третьей безо всякого взял его к себе. «А на меня, — вспоминал Талгат, — посмотрел как-то свысока. Наверное, шокировал я его своей неказистой комплекцией. Низкорослый, щупленький. Куда, мол, такому справиться с самолетом. Скорее машина затащит его ко всем чертям...»
Да, было такое. Посмотрел комэск третьей на Талгата и как-то нерешительно, что было совсем несвойственно ему, сказал:
— Понимаешь... У меня летчиков пока комплект. Ты вот что, иди в первую, к капитану Малову. Там сегодня боевая потеря... Иди к Малову.
С тяжелым сердцем пошел Талгат в первую экскадрилью. «Авось, — думал, — определюсь».
И вот встреча с Михаилом Семеновичем Маловым, слава о котором гремела уже среди штурмовиков 282-й авиадивизии и которому суждено было стать в полку первым Героем Советского Союза. Очень он много сделал для победы. Сероглазый, ладно сложенный, видавший виды капитан оценивающим взглядом окинул Талгата с головы до ног. Но тоже сделал это глазами своего друга, комэска третьей Бориса Шубина. Да еще, видно, под впечатлением потери настроение у него было скверное. «Присылают же, — подумал комэкс первой. — Ну куда такому воевать? От горшка на полвершка. Убьют. В первом же вылете убьют. Жалко ведь...». Помолчал немного. И после короткой паузы сказал:
— Знаешь что, сержант... иди-ка ты во вторую. К Степану Пошивальникову... там нужен летчик.
И вот вторая. Открыл Талгат скрипучую дверь землянки. Там дым коромыслом. Летчики, сразу понял, пекут картошку в «буржуйке». Все такие молодые. Талгату показалось, что он и не разлучался с однокашниками родного авиаучилища.
— Ребята, я к вам. Прибыл воевать. Возьмете? Ищу Пошивальникова.
— Ну, проходи, проходи сюда поближе, — говоривший резко поднялся и, чуть припадая на левую ногу, подошел к печке, что-то выгреб из нее.
— На. Держи.
Горячая картофелина оказалась в холодных с улицы руках гостя. Он стал быстро перекатывать ее в ладонях. Трижды подул и, обжигаясь, откусил.
— Ну, как?
— Вкусная. Во! — показал большой палец.
— Не подумай только, что мы здесь из голодного края. Паек, слава богу, что надо. Но печеная картошка тоже не помешает. Это говорю тебе я.
— То есть. Кто именно?
— Пошивальников... давай рубай. Будь как дома.
Так и определился сержант Бегельдинов во фронтовую семью штурмового авиационного полка.
Когда группу летчиков с командиром вызвали на очередной боевой вылет и стих гул удаляющихся самолетов, Талгат спросил:
— А почему он прихрамывает?
— Пожалуй, на этот вопрос точнее всех смогу ответить я. Сам все видел, — сказал астраханец Петр Горбачев. — Было это еще в первые дни войны. Старшина Пошивальников сразу завоевал славу лучшего ведущего в полку. Летали под его началом и лейтенанты, и старшие. Да еще почитали за честь быть в его группе. На самолетах Су-2 мы наносили удары по живой силе и технике врага, уничтожали переправы. Одним словом, работы хватало.
Однажды с аэродрома Юрьевка (около Чернигова) повел Степан девятку на штурмовку танковой колонны. Ударили метко. Но и нам досталось: навалилась стая «мессеров». Буквально изрешеченную машину Степан перевел на бреющий. Летел так, что рубил винтом рожь, лишь бы не дать возможности вражеским истребителям зайти снизу. Привел самолет на свой аэродром. Сел. Зарулил в капонир. Выключил мотор. И... потерял сознание: был тяжело ранен. Семь месяцев боролись врачи за его жизнь. Спасли. Хотели списать с летной работы, не такой Степан. Настоял на своем. Отыскал свой полк. И вот продолжает воевать. Да еще как! Сам увидишь. Считай, парень, что тебе крупно повезло.
БЕГЕЛЬДИНОВ на второй день поднялся в паре с Пошивальниковым в полет для проверки техники пилотирования. И как комэск ни крутил свою машину, Талгат не отставал. Казалось, оба самолета связаны невидимой ниточкой. И ни разу она не оборвалась! Словно оба самолета подчинялись воле одного человека.
Без преувеличения скажу, мы все с аэродрома наблюдали за этим полетом с открытыми ртами. Когда обе машины приземлились и зарулили на стоянку, первыми к Степану подошли Шубин и Малов с одной просьбой:
— Степан Демьянович, отдай мне этого летчика.
— А, дудки, хлопцы! Вы же сами открестились от него. Не выйдет. Талгат мой. Отныне и навек! — Степан широко улыбнулся, с уважением посмотрел на смутившегося Бегельдинова и добавил:
— Мал золотник, да дорог!
Первые шесть боевых вылетов, пожалуй, ничем примечательными не были. В строю держался нормально. Хорошо выполнял противозенитные маневры. Метко поражал цель. А вот седьмой вылет чуть не стал для него последним.
После атаки цели за самолетом Талгата увязался «мессершмитт». В стремлении ударить наверняка, вогнать в штурмовика очереди как можно подлиннее фашист явно перестарался. Выпустил даже шасси, чтобы погасить свою скорость, уравновесить ее со скоростью штурмовика.
Сжался Талгат в кабине, и зло взяло его. Заложил такой крутой вираж, что даже трудно понять, как могли выдержать многократную перегрузку и машина, и человек. Вмиг самолет Бегельдинова оказался в хвосте «мессера». «Давай, Талгат, лупи!» — скомандовал сам себе. Прицелился. Нажал на все гашетки пушек и пулеметов. Вражеский самолет задымил, стал резко снижаться и плюхнулся в расположении наших артиллерийских позиций.
Талгат прошелся бреющим, качнул крыльями. Сердце чуть не выскакивало из груди от ощущения победы. Прилетел на свой аэродром, хотел было докладывать, а тут командир полка встречает его как-то недружелюбно, с явной тревогой в глазах:
— Ты куда сбросил бомбы?
— По цели...
— По це-е-е-ли, — передразнил майор Митрофанов. — Объяснишься на командном пункте дивизии. Сам Каманин звонил, спрашивал, кто летал на тринадцатом номере, срочно потребовал тебя. Вот оперативная машина, садись и немедленно к нему.
Приехал Талгат на КП дивизии. Предстал перед Каманиным.
В первый раз увидел его, прославленного летчика с Золотой Звездой Героя. Душа, разумеется, в пятках.
— Ну, рассказывай, орел, что с тобой произошло в полете?
Непонятно, конечно, к чему такое обращение, вроде как с насмешкой. Начал рассказывать, волнуясь, сбивчиво.
— И ты уверен, что завалил именно «мессера»?
Каманин посмотрел в упор, от чего Бегельдинов окончательно растерялся. Даже слезы навернулись.
— А как же? Точно! Я не мог ошибиться. Он же по мне стрелял, побил правую плоскость. А потом я по нему ударил. Я же... Я же сам видел крестики. Кля... клянусь Аллахом!..
Полковник Каманин и два офицера, присутствовавшие при этом на КП, закатисто рассмеялись.
— Ну, ты что, Бегельдинов? Да ты же орел! Ты настоящий орел! Молодец! Вот только что позвонили наши артиллеристы и все рассказали мне. Они же видели воздушный бой и номер твоей машины.
Затем комдив поднялся, подошел к сейфу, достал оттуда коробочку, вынул из нее что-то, сверкнувшее в оконном свете, и торжественно произнес:
— От имени правительства Союза Советских Социалистических Республик награждаю вас, товарищ сержант Бегельдинов, орденом Отечественной войны II степени.
— Служу Советскому Союзу! — четко ответил летчик.
В полку встретили Талгата настороженно, но, когда узнали все подробности, радости не было границ. Все стали поздравлять и даже качать. А командир полк: майор Митрофанов как бы подытожил:
— Основное задание выполнил, да еще в придачу срубил вражеского истребителя. Домой притопал сам. Что ж, похвально! Отныне ты уже не новичок. Назначаю тебя командиром звена.
ВОТ так окончился тот седьмой вылет, который мог стать для Талгата роковым. На следующий день во фронтовой армейской газете все читали очерк о том, что Ил-2 может вести бой с «мессершмиттом» и побеждать.
Этот эпизод припомнился нам, однополчанам-киевлянам, недавно, когда кинодокументалисты Алма-Атинской студии в столице Советской Украины вели съемки фильма о своем прославленном земляке, дважды Герое Советского Союза Талгате Якубековиче Бегельдинове.
Такая уж была на то его, Бегельдинова, воля:
— Без моих однополчан, которые живут в Киеве, фильма не получится.
Еще бы! Кто же может более подробно рассказать о пройденном пути, как не бывший начальник штаба полка Евгений Сергеевич Иванов, который непосредственно ставил Талгату задания на все 305 боевых вылетов, как не Михаил Иванович Коптев, ученик и верный друг Талгата, летавший с ним крыло к крылу и ставший Героем Советского Союза...
Достоверно и убедительно прозвучали рассказы нашего последнего командира дивизии генерал-майора авиации Донченко, бывшего командира звена Николая Антоновича Шкуро, вооруженца Льва Михайловича Лободенко, техника Андрея Васильевича Спирина и других.
И, конечно же, все мы были рады обнять, прижать к сердцу своего фронтового побратима Талгата Бегельдинова.
Я. ШАПОЧКА, гвардии капитан в отставке (1980)