— Учеба, учеба, перейди на… Да на кого угодно! — за неимением рифмы, Рони пинала первые осенние листья. Те послушно разлетались, как конфетти, но шуршали намного приятнее. И не забивали пылесос.
На университетской кафедре в 13:13 объявили сбор всех студентов старших курсов, чтобы раздать расписание и выдать ключи от лабораторных, где юным недоучкам предстояло грызть гранит науки. «Главное, чтобы не буквально», — как-то заявила Рони Хель, которая на своем веку видела многое, в том числе свихнувшихся студентов. «Ну или тогда успей превратить его в плиту горького шоколада, будь любезна, цены на стоматологов видела?» — грозно добавила подруга.
— Сэм, слушай, — Ро обращалась к плечу, на котором сидел жирный черный котяра, — а ты когда-нибудь учился?
Кот потянулся, вдохнул розовым носом осенний теплый воздух и зевнул. На его пушистой шее красовалась бабочка с картиной «Звездная ночь над Роной». Бабочка была любимой и поднимала настроение сразу по двум причинам: во-первых, хозяйку звали почти так же, как реку, во-вторых, Сэм был знаком с автором полотна. Как-то они даже вместе грызли подсолнухи…
В реальный мир Сэма вернул звон трамвая и вопли самых обыкновенных школьников. Если честно, юные волшебники и юные люди вопят одинаково. Почти. Только маги иногда переходят на ультразвук и превращаются в гарпий. Хотя воспитательница детского сада в Черемушках с таким утверждением поспорила бы.
Кот фыркнул, представив себе десять гарпий на горшках в ряд, и пощекотал Рони ухо усами.
— А ты думаешь, я сразу таким умным родился? Учился, конечно. Мышей ловить, сметану есть и пальму твою глазастую на лабораторном столе подгрызать, чтобы не почковалась.
— А если серьезно, Сэмюэль?
Называть Сэма Сэмюэлем Ро решалась только в особенно торжественных случаях. Примерно так же девушки по фамилии называют своих парней, когда нужно выяснить две принципиальные вещи:
1. Поженимся ли мы?
2. Ты дурак?
Первый вопрос иногда принимает удивительные формы, вплоть до «Нравится ли тебе яичница?» и «Заберёшь меня с вокзала в четыре утра?». Второй вопрос занимает всю остальную коммуникацию.
— Ну если «Сэмюэль» и серьезно, то меня учили шутить вовремя, думать обстоятельно, рассчитывать объективно, чувствовать настроение тех, кто рядом, и сохранять спокойствие в любых магических и внемагических ситуациях.
Ро уважительно кивнула. Список навыков был вряд ли внушительнее даже у Папы Римского.
— А, ну и я еще брал спецкурс по рисованию искрами впечатлений. Молодой был, романтичный, — Сэм закатил глаза и попытался изящно перевернуться на спину. Изящность и фамильяр были знакомы, но расстались на повышенных тонах, так что в последний момент Сэм зацепился за косы Ро и свалился на руки хозяйке, которая едва успела выставить их вперёд.
Мимо промчался зеленый «мини», из окна которого торчала детская голова с бантами, а в стекле угадывался классический сентябрьский букет. «Розы и хризантемы, помноженные на удовольствие не встречаться до первого родительского собрания», как позже классифицирует его Ваня.
Детская голова сохраняла выражение радостного ожидания, о чем свидетельствовала улыбка до ушей и открытый рот, из которого непрерывным потоком лилось: «Мам, а мы приехали?», «Пап, а школа — это надолго?», «Мам, ну когда мы уже приедем!», «Я хочу подарить учительнице хрю-у-узантемы!», «Мам, а мы уже…». Машина скрылась за поворотом, провожаемая взглядами ведьмы и черного кота.
— Вот это я понимаю, — протянула Ро, на самом деле не дав понять ни себе, ни фамильяру, о чем идет речь.
— А чего тут понимать? Чем больше надеешься на хорошее, тем выше вероятность преобразования теоретической вероятности в практический импульс и реализации мечты в пространственно-временном континууме, — смакуя слова, выговорил кот.
— Чего-о? — задумчиво отозвалась Рони, которая уже переключилась на особенно яркий кленовый лист на ветке. Волшебница решала эстетическую дилемму: скопировать ли его так, чтобы он появился на каждом клене на улице, или оставить в единственном и неповторимом экземпляре.
Ро остановилась на втором варианте, правда предварительно перенеся образ в маленькую баночку на подоконнике в лаборатории. «Экстракт внезапной осенней радости», — уже красовалось на этикетке.
— Знаешь, а ведь пахнет приключениями, — вдруг улыбнулась она, — такими теплыми приключениями, с осенними прогулами ради поездов у моста, с красками, с дружескими встречами, с научными открытиями и воплями «получилось!» из окон. С самыми яркими шарфами в клетку и вкусным чаем.
— Как по мне, дорогая, пахнет булочками с корицей и кленовым сиропом, — промурчал Сэм, — но в моем понимании это почти одно и то же.
Вот вы, уважаемый читатель, замечали, что мыслящие съедобными образами коты редко ошибаются? Мы это тоже заметили.
Лето в целом пахнет клубникой и зеленью с грядки, но стоит приблизить, и июль — печёной картошкой, июнь — ромашками, а вот август теряется между свежим хлебом и яблоками, в итоге мудро выбирая среднее — шарлотку.
— Ну что, тогда за булочками, а потом в книжный за историями? — Что ж, сознание Рони явно на той же волне, что и у проголодавшейся аудитории.
— Погодь-погодь! А как же встреча в университете? — Усы Сэма вопросительно вздрогнули, а кончик хвоста сложился в знак вопроса.
— Осень, Сэм. Чудесное начало чудесной осени! — Ро закружилась, и от взмахов ее рук в воздух поднялись сотни ярких листьев и один фантик, которому снилось, что он ольховая веточка. — Книги и чай никогда не мешали науке, а, как по мне, делали ее только вкуснее для души. Мы успеем все. Мы — дети этой Вселенной, и она нас люби-и-и-ит! — закричала Ро, и ее голос отразился в кронах, стеклах домов и в самом небе.
Над осенней улицей пронеслась стайка шумных воробьев, которые деловито направлялись к булочной, уже заранее предчувствуя хлебные крошки. Они надеялись на хорошее, а значит, согласно теории Сэма, обязательно бы преобразовали пространственно-временной континуум.
Правда, о такой лабуде они не задумывались, но это не мешало им лететь и чирикать, ловя крыльями лучи яркого медового солнца.
Автор: Хель