Белуха. Противостояние.
Эта история началась очень давно, и начиналась она как история одного человека, история пути на гору.
Но потом в неё оказались вовлечены всё новые и новые люди: каждый год люди приходят чтобы подняться на гору, и их истории сплетаются с моей, с горой и становятся общей историей - историей Белухи.
Но мы не будем рассказывать всю историю и про всех людей, - мы сразу перейдем к финалу.
В этой истории много лиц, но нам будут интересны только четверо: Иван, Андрей Павел и Даша.
Да, история горы, история других людей продолжается и будет новый виток, но для нас, для участников этого финального акта она уже почти закончена, несмотря на тянущееся разбирательства, воспоминания и отголоски этой истории, которые будут как волны на воде ещё долго расходится кругами, и колыхать умы, планы и влиять на принятие решений.
Находясь в финале истории я часто представляю нас как четверку мушкетеров: смелых и сильных, но против которых работает вся машина кардинала, и даже не только него; и все наши действия хоть и выглядят как борьба, всё же обречены, ибо система съедает героя, даже если все части системы состоят из пигмеев.
После прошлого сезона и лекции о Белухе я стал авторитетом в вопросе восхождений на неё, и это придавало вес и приводило немного клиентов. По здравому размышлению в итоге всё же это не приносило дохода, но мы занимались этим скорее из привычки и какого-то странного состояния ответственной причастности к восхождениям, как будто это было единственное, что мы умели. Хотя доля правды в этом тоже была: Иван, проведя более двадцати сезонов на Белухе уже ничего другого не делал и не умел. У меня чуть другая история, но об этом позже.
Сезон начинался обычно, даже скорее плохо: был холодный июнь, плохая погода на горе, много снега, большая часть восходителей была не готова ходить по новому гребневому маршруту. И на первый месяц почти никто так на гору и не сходил. Потом я уезжал на Камчатку, а Иван так и сидел под горой, иногда выкраивая возможности кого-то сводить на гору. Но это были единичные удачные случаи. Ни о какой системе или нормальном процессе восхождений и потоке туристов не было и речи.
Конец июля принес много хлопот, большая часть из которых в итоге ничем не увенчалась – туризм явно не хотел даваться мне легко. Я плюнул почти на всё и поехал с Пашей (одним туристом, который нашел меня почти в последний момент) в Тюнгур и на гору. Подход был легкий, на Томских погода испортилась и мы просидели там два дня. Пограничников на Томских не было. Начались разговоры про «классику» - прежний маршрут, который с 20 года был закрыт пограничниками. Я не хотел туда идти по многим причинам: на «классике» много скрытых опасностей, которые мало предсказуемы, технически маршрут простой, и потому не интересный, плюс оставалась угроза быть пойманным за нарушение границы. Мы тянули время, сходили на перевал Делоне, на пик томских студентов, провели одну, а потом ещё одну ночь в палатке на Менсу. На гребень мы идти не решались; идти на «классику» останавливали другие причины.
В ночь на 31 июля мы всё-таки вышли из лагеря на Менсу вслед за Иваном и Дашей, которые шли на перевал ББС (Большое Берельское седло). Были и другие группы, но они потом развернулись не дойдя до перевала. Мы с Пашей шли последними. Шли не быстро – у меня с ночи крутило живот. В какой-то момент уже на верхнем участке подъёма на перевал люди стали идти нам на встречу, они говорили, что Иван ушел вперед, от него нет известий, и на стоянках выше перевала, кто-то есть. Они решили пойти обратно. Я решил сходить проверить, что там происходит. Паша пошёл со мною. Не доходя метров сто до стоянок выше ББС мы увидели двоих людей в форме и ещё людей поодаль на стоянках. Эти двое оказались казахскими пограничниками, они нас остановили и сказали, что мы нарушили границу. Мы не желая обострять ситуацию, предложили им просто разойтись и вернуться обратно. Они сказали, что они нас задерживают. Сразу же отобрали ледорубы и рацию.
Тут ко мне подошла Даша (туристка, с которой работал Иван) и попросила о помощи. Иван повредил руку и нужно было обезболивающее. Я пошел к нему. Он сидел на снегу на коврике с разбитым лицом и держал левой рукой правую, руку, которая была повреждена.
Я начал заниматься Иваном. Так началась двухдневная спасательная операция, в которой спасать пришлось не только Ивана, и не только нас, но и всех, кто был в тот момент на горе на стоянках выше ББС в том числе и пограничников.
Иван сидел на снегу на коврике, нос разбит, одной рукой держит другую – говорит, что побежал и упал. Стонет от боли. Я дал таблетку кетонала и вкатил укол в плечо.
Казахские туристы, уходя, оставили нам две палатки Mountain Fox, в одну их них мы переложили Ивана. Пограничники дали нам свои коврики и спальники. Всего было два ковра и два спальника. На шестерых. Задержали нас около 2 ночи, Ивана в палатку мы положили около 3 ночи, укрыли его двумя спальниками и сами уселись втроем на один коврик в палатке не раздеваясь. Становилось холодно. Теплых вещей у нас было минимум. И скоро они все пошли в ход.
Всю ночь мы мерзли прижавшись друг к другу в палатке, а пограничники мерзли на улице – они нас «караулили», как будто мы с травмой могли сбежать.
В ночи говорили, что утром около 8 утра прилетит вертолет. Мы вместе вытоптали под него посадочное место 20 на 20 метров, с буквой H и вешками из палок по углам. Но он не прилетел.
Начался новый день и новые переговоры.
У нас почти не было еды, была горелка, газ, но готовить было почти нечего. Казахи оставили нам немного еды: чай, сухари, доширак.
Всю ночь Ивану было очень плохо – он стонал, мерз, потел, в общем, мучался. А мы вместе с ним.
Как стало тепло я снова осмотрел его руку и пришел к однозначному выводу – вывих плеча. Сам я такого не вправлял и без консультации не смог бы сделать правильно. Сначала были попытки через базу дозвониться до врача, но безуспешно. Потом мы смогли по рации связаться с Петром, он смог мне объяснить, что нужно делать. Пограничники мне помогали, я вправил Ивану руку. Боль сразу ушла, но рука всё равно не двигалась.
Утром вертолет не прилетел. Обещали в 16, но и в 16 он не прилетел тоже. У нас не было продуктов, теплых вещей, ковриков, спальников, и документов. Все переговоры с любыми вариантами эвакуации нас оттуда не кончились ничем. Никто кроме казахских пограничников к нам прилететь не мог. А они обещали быть только на следующее утро. Ночь обещала быть тяжелой. Туристы нервничали.
В итоге я смог договориться, чтобы нам из нижнего лагеря принесли документы, спальники, коврики и еду, а пограничники выпустили меня всё это забрать и принести обратно. Уже к вечеру, часам к девяти вечера, я, сходив на Менсу, забрал все эти вещи, и нагруженный как ослик поднялся снова на перевал ББС в наш лагерь. Это было почти спасение. Мы не замёрзнем и у нас есть еда и документы.
Ночь провели лучше. Я спал в палатке с пограничниками, они по очереди то спали, то дежурили. Ребята спали втроем. Утром я встал, сделал чаю, еды. Ждали вертолет. Сложили палатки.
Примерно в восемь часов утра он прилетел. Были опасения, что он не сможет сесть в условиях высокогорья, но пилот сделав один пробный вираж, мастерски сел ровно на нашу площадку. Мы сделали фото и побежали в вертолет. Два с половиной часа и мы перенеслись из снегов в жаркий Усть-Каменогорск. Это было почти спасение. Мы были почти счастливы.
Жара, мы в грязном, потном горном снаряжении, с рюкзаками и ледорубами очень странно смотрелись в +32. Начался этап нашего сидения в Казахстане.
Казахское сидение
Летели часа два с половиной, смотрели в окно. Горы сменялись долинами, было очень ярко – как потом поняли это были поля подсолнухов. Они горели ярко желтым цветом и с вертолета выглядели просто ярко желтыми квадратами. Сели прямо в аэропорту Усть-Каменогорска. Выходили из вертолета как герои, нас приветствовали: «Добро пожаловать в Казахстан»!
В воздухе висела жара и вопрос: «А где президент?» Нас встречали радушно. Ивана сразу повезли в больницу на осмотр, а нас в столовую завтракать вместе с нашими пограничниками – после сидения на горе мы называли друг друга «семья».
После завтрака повезли в управление. Посадили в комнатке перед проходной, сначала попросили убрать телефоны в специальный ящик, но потом отдали обратно и даже раздали wi-fi. К нам подошел наш куратор – Куаныш и рассказал о планах: этот день придется потерпеть, так как нужно оформить все бумаги, но далее мы будем более-менее свободны. Дело займет дней пять, и тут уж ничего не поделать, пока допишут, переведут в административное, передадут в суд, потом сам суд.
Так и вышло. Почти целый день до вечера мы провели в управлении. С нами проводили беседы и мы давали показания. Всё было очень лояльно и мягко. Но долго. Нам дали воды, за день мы на этой жаре выпили пять литров. Доели остатки хлеба и сыра с горы. В основном сидели и ждали. Нам предложили снять квартиру, но мы решили жить все раздельно в гостинице Усть-Каменогорск – более-менее бюджетно и были четыре раздельных номера.
Нас отвезли в гостиницу, заселили, но паспорта забрали. Мы подписали подписку являться на дачу показаний и не уезжать. Так же наш куратор свозил нас в Спортмастер, так как у нас не было никакой чистой одежды, да и вообще была только горная и совсем не по погоде. Обуви тоже. Ни зубных щеток, ничего. Всё купили, поели ещё раз и вместе с нашим куратором неспеша прошлись по центру города до нашей гостиницы. Мило гуляли, говорили как люди тут живут, куда можно пойти.
На горе всеми вопросами занимался я: звонил, готовил еду, вправлял руки, чертил схему посадки, держал связь, ходил за продуктами и вещами – в общем был главным, не потому, что назначили, а просто потому, что иначе было нельзя, то в Казахстане я смог расслабится; все основные функции взял на себя Паша. Так вышло по многим причинам, но в первую очередь потому, что у него была казахская банковская карта и он купил местную сим карту. Да и вообще, было видно, что координация в условиях города — это его сфера. Я мог спокойно отдыхать. Что я и сделал. (Спасибо Паша!)
Распорядок дня у нас был прост – как у отдыхающих. Утром завтрак в гостинице (надо сказать, что как и гостиница он был очень прост), потом прогулка и кофе, потом кино, днем поездка в управление подписать очередные бумаги, потом отдых и вечерний выход в кафе. За три дня мы посмотрели две голливудские премьеры в абсолютно пустом кинотеатре: Оппенгеймер и Барби, посетил и самое крутое местное заведение – ресторан «Kurt &Vine», и погуляли. Правда Иван был сильно подавлен своей травмой и не ходил с нами никуда. Он тщетно пытался найти каких-то врачей, но это ни к чему не привело.
Потом был суд. Хотя на суд это было мало похоже, точнее сам суд был самый настоящий: с прокурором, судьей в мантии и молоточком. Но всё остальное больше походило на очередную экскурсию в отдаленные районы Казахстана. Утром нас посадили в служебный микроавтобус и в сопровождении наших кураторов – двух майоров Куаныша и Алмаза повезли в Больше-Нарын – райцентр, который был ближе всего к горе. Там мы привезли документы в суд и сели ждать. Ждали так долго, что успели пообедать и съездить на озеро искупаться все вместе. Была жара и вода была очень теплая, но всё равно лучше чем сидеть и ждать в автобусе на жаре.
Шутка Паши: «встать суд идет», а я без трусов.
Суд пошел быстро и нам каждому вынесли штраф со скидкой 48300 тенге (это составило около 10000 рублей). Оплатили утром на почте с большим трудом (опять Паша молодец) так как все банки в субботу были закрыты, и поехали в Риддер. Там нас должны были передать нашим пограничникам, но что-то пошло не так. То ли суббота и не кошерно работать, то ли что то ещё, но мы зависли в этом странном шахтерском городе ещё на сутки.
Опять поиск кафе, гостиницы и банка. А банки закрыты. И только один банкомат, который смог принять нашу карту спас нас от голода и ночевки в управлении на лавочке.
Мы заселились, как обычно в центральную гостиницу (Алтай) и пошли гулять.
Город Риддер, в советское время Лениногорск, самый русский из городов Казахстана, был основан в эпоху Екатерины второй горным инженером Риддером, как место добычи металлов, в основном свинца. В годы второй мировой войны местный рудник давал 90% свинца всей страны. В город ходил скорый поезд из Ленинграда, прямо с шахт на ГОК руда шла по трубе диаметром более метра, местами труба выходит на поверхность и видна по дороге в город. Архитектура города практически однородна: это советский конструктивизм и неопалладианский имперский стиль первой половины 20 века. В городе много молодежи, тихо и спокойно, но не покидает ощущение затерянного мира.
Мы заселились, с трудом обменяли денег, нашли современную кофейню, купили арбуз. Утром нам предстояло ехать на границу. И не на обычный погран. переход, а на закрытый переход в горах, который вел не в Алтайский край, как все другие, а в Республику Алтай, чтобы нас забрали именно республиканские пограничники.
Дорога с казахской стороны была вполне сносная – мы проехали на нашем микроавтобусе, а вот с российской стороны дороги почти не было. И после двух часов ожидания на границе, мы как раз съели арбуз вместе с нашими сопровождающими, к нам приехало с жутким грохотом гусеничное «нечто», как нам потом объяснили – ГТС (Гусеничное транспортное средство).
Каждый раз, встречая такую аббревиатуру, поражаюсь убогости фантазии авторов: не Леопард, не Абрамс, и не Ласточка – просто ГТС, - берите, что дают.
Сцена из фильма Государственная граница – встреча двух нарядов и наша «торжественная» передача. Ни радостной встречи, ни «добро пожаловать на Родину», - только хмурые лица, «не фотографировать», и молчание два с половиной часа в тряском и урчащем нутре этого гусеничного чудовища. А ехать то всего было около тридцати километров до поселка Карагай. Там нас высадили в типичном новом погрануправление и оставили ждать в комнате перед проходной. Никто даже не удосужился объяснить, что будет, сколько ждать, и даже воды не принесли… Контраст был явный. Родина нам не рада.
На просьбу принести воды мне ответили: «сейчас вас отведут», Куда? Но отвели поесть. Это порадовало и вселило надежду. Как потом выяснилось – напрасную. Это была наша единственная нормальная еда за последующие почти три дня.
Родина. Теплый прием и холодный душ.
Снова дорога. На это раз на «буханкке». После ГТС это был почти лимузин. Ехали в Усть-Коксу. Понятно что нас везли в пограничное управление, но чуть не доезжая, нас зачем-то привезли в больницу в Усть-Коксе. Причем с заднего хода. Приехали и сидим, на вопрос: что сидим – ответили, что мол Ивану нужно к врачу, нас тоже нужно показать врачу, на предмет того, что с нами всё в порядке, а вот врача нет. Сидим, ходим вокруг машины, болтаем с пограничниками, всё очень мило, но нет никакой ясности и ничего не происходит. Часа через полтора – два нам говорят, что врач нашелся (неожиданно им оказалась женщина, которая чуть раньше ответила, что врача нет). Мы сначала вместе удивились и пограничники тоже; только потом мы поняли, что это тоже было не с проста: кто-то явно тянул время.
Когда вопрос с «врачом» прояснили нас очень формально осмотрели и отпустили. Мы поехали в управу. Было уже часов пять вечера. Ещё была надежда, что нас сегодня отпустят, и договорился со знакомыми ребятами из Тюнгура, что они нас около девяти вечера заберут. Это были пустые мечты. Нас неспеша допрашивали до часу ночи и потом отправили в КПЗ в отделение милиции. Это был шок. Я даже вызвал начальника пограничного отряда чтобы поговорить с ним лично и убедить, что мы не опасны и можем пожить в более подходящих условиях, допустим, в гостинице и утром придем к ним сами. Но нет, начальник был непреклонен. Думаю, что он не сам принимал решение. Нас троих отвезли в КПЗ, а Дашу допрашивали до трех ночи и, всё-таки, отпустили. Хотя бы это радовало.
В ментовке нас оформили, хотя, явно были не рады и недоумевали зачем мы тут. Камер оказалось всего две. Нам с Пашей предложили лечь на узенькие нары «валетиком», Паша предпочел спать на стульчиках в коридоре. Хорошо что у нас были спальники и коврики. В «камере» ничего кроме узкой шконки нет: ни туалете, ни матраса, ни одеяла. У тебя отбирают всё: телефон, ремень, обувь, даже шнурки из спальника. Надо сказать, что полицейские к нам отнеслись более лояльно чем пограничники: мы могли выходить в туалет, погулять и посидеть вместе в коридоре. Надо сказать, что незадолго до этого я сумел договориться с одним из наших смотрителей в погрануправе и съездил в магазин за продуктами. Это оказалось очень полезно, так как больше такой возможности не представилось. И это была наша единственная еда. В Управлении нас не кормили, а в полиции утром предложили что-то, но мы предпочли отказаться, взяв лишь чай.
Наутро нас забрал наш куратор от пограничников и отвез обратно на допросы. Иван настоял на приеме у врача и сказал, что вторую ночь на нарах он не переживет. И то ли врач, то ли визит Анатолия Евгеньевича – директора компании, в которой Иван работал, но его вечером отпустили тоже и он улетел.
Нас осталось двое. Как мушкетеров.
Вечер не принес изменений и мы снова поехали в клетки. Наши знакомые в полиции уже к нам привыкли, но так свободно разгуливать уже не давали. Хотя были и новые моменты: Паша утром сумел купить телефон и мы снова были на связи. Да, наши телефоны у нас у всех изъяли. Как вещественные доказательства. (Чего?) На экспертизу. (На момент написания этих строк, уже прошло более месяца, а телефоны и ныне там).
Нас допрашивали, но было видно, что у всех уже наступила усталость. Никакой ярости, напора уже не было. Просто тянули время. Мы просто отвечали и ждали. Ждали когда истекут 48 часов и сможем уйти, хлопнув дверью. Этой радости нам тоже не дали – нас отпустили чуть раньше.
Мы вышли из машины в центре поселка Усть-Кокса и поняли, что очень устали. Тут же сели есть. Решили, что снимем на пару часов хостел. Паша взял билеты на утро домой, мне нужно было ехать на базу в Тюнгур за вещами. Простые теплые слова, чай и пара домашних пирожных к чаю от хозяйки хостела были таким глотком чистого воздуха и доброты, что я растрогался почти до слез. «Есть же хорошие люди!»
Все разъехались, я уехал в Тюнгур, в течении пары дней собрал вещи свои и Паши, немного отдохнул, отправил рюкзак почтой домой и поехал обратно. Домой. По дороге заехал к друзьям на Сокол, и думал, что всё, но не тут -то было. Перед самым автобусом из Усть-Коксы меня нашел по телефону дознаватель и настоятельно попросил завтра явиться в управление ФСБ в Горно-Алтайске. Посоветовавшись с юристом, принял тяжелое решение ехать к ним. Разговор продлился не полтора, а более двух часов и сильно меня утомил, не принеся никакой ясности в нашу дальнейшую судьбу. Но меня выпустили (а сомнения были) и это уже радовало. Наутро я улетел.
Так рано – 13 августа я никогда не приезжал домой, на дворе было лето, каникулы у детей, плюс мы выключили сайт и решили лечь на дно. В итоге я получил подарок в виде короткого лета дома.
К обычным делам добавились ходатайства, консультации, диалоги с Иваном про допросы. Порой через мессенджер от дознавателей приходили письма с разными документами. Дело висело, дело продлевали. Наконец пришел отказ в возбуждении уголовного дела. Хоть так! Потом в один день пришло письмо о переводе дела в Питер и звонок от местного дознавателя с просьбой явиться уже в Питер. Волнения уже не было. Это стало привычным.
И вот 15 сентября всё внезапно закончилось. Приехал в Питер пораньше, с дознавателем (в чине подполковника!) мило поболтали минут пятнадцать, он сказал, что не видит состава преступления и умысла, вынес (как оказалось уже заранее) постановление о штрафе в 2000 рублей. И…Всё! Я признаться вышел немного ошарашенный: так много усилий такого большого количества людей, допросы, давление и всё ради штрафа в 2000 рублей и признания, особо ничего страшного мы не совершали? Вы серьезно?
Я стоял у памятника Дзержинскому, грелся на солнышке и приговаривал: «Добби теперь свободен». Ну вот и всё. Что могу сказать о жизни? Что оказалась длинной. Надо идти дальше. Но всё это дало много пищи для ума, пару новых знакомых, которые могут стать друзьями, опыт, опыт, опыт.