Автор: Оливия Дюфо
Режиссер и автор художественного оформления: Елизавета Бондарь
Пьеса «Гробница малыша Тутанхамона» молодого драматурга Оливии Дюфо впервые в Европе поставлена в Псковском театре драмы им.А.Пушкина. В её основе реальная история комиксистки Джейн, которая в один день узнала две новости: самую прекрасную о номинации на престижнейшую премию и самую ужасную о смерти дочери-подростка. В новом спектакле Елизаветы Бондарь художник, который живет в вымышленном мире, сталкивается с катастрофой в реальности и бежит от нее единственным доступным ему способом: полностью погрузившись в свое произведение, по пути затягивая туда и всех близких, с которыми не желает расставаться – герои комикса Джейн удивительно похожи на мужа, подругу, умершую дочь. Без полутонов и в режиме эмоционального маятника сочетаются и смешиваются смысловые пласты спектакля. Концентрация текста, аллюзий, художественных решений, медиаматериала и актерской игры на единицу времени зашкаливает. Эксцентрично, сложно, красиво.
В спектакле все парадоксально до узнаваемости – удивляться или всему подряд, или ничему вовсе. Филологически «Гробницу..» можно сравнить со сложносочиненным предложением из трех частей. Первую составляет близкий к реалистичному мир художницы с её семьей, желанием творческих побед и завистью лучшей подруги. Вторая представляется фантазийным и аллегоричным миром комикса об ищущем маму-мумию малыше Тутанхамоне, который создает Джейн. Третья и вовсе прорывает время и пространство в 20 век с его историческими фигурами Гитлера, Сталина и Ленина. Все эти части обретают графическое воплощение спектакля-комикса. Место (и вместо) занавеса занимает белая опрокинутая пирамида. В её центре – черный квадрат, четкие грани которого растекаются чернильной кляксой в разные стороны. Дизайн настолько уникален, что автор Черной дыры указан отдельно – Евгений Афонин. Он изящно снес пик пирамиды: медиапроекция помогает увидеть, как сквозь образовавшуюся брешь из чернильной темноты расползаются линии и кляксы, превращаясь в фигуры людей, рисованные кирпичные стены и дома. Кажется даже, что сами актеры наполнены этими чернилами – так много черного в их костюмах.
Пирамида опрокинута таким образом, что зритель смотрит на нее будто бы снизу и будто бы изнутри. Будто бы – потому что когда этот знак египетского величия заливается светом, его грани становятся неразличимы и превращаются в плоское обрамление сцены. На белоснежной рамке черными штрихами видеопроекции появляются те самые тираны 20 века – Джейн непрерывно рисует комикс резкими хаотичными движениями рук по листу бумаги или декорации, усиленное динамиками шуршание карандаша нередко перекрывает голоса актеров. Художник буквально заглушает мысли о смерти творчеством.
Сочетание живых артистов и проекции очень скоро создает эффект совмещенной реальности. С той легкостью, с которой герои «перемещаются» между реальным миром и миром комикса, порой не скачут и мысли. Артисты ловко меняют «комиксный» тон на чуть более «человечный», а напряженность плоского двухмерного рисунка (чаще всего играют боком) на трехмерную свободу обычного мира. Пять актеров играют каждый по несколько ролей, переход между ними нередко случается в пределах одного предложения. Но внешне эффектный трюк не разъясняет, а запутывает смысловые пласты. Комикс оказывается набором скетчей – быстрых набросков, передающих только основную идею и атмосферу, но не логически выстроенную историю. Режиссерская связь тиранов прошлого века с маленьким тираном Древнего Египта, желающим получить котенка Сфинкса, такой же набросок, который не смог стать полноценной (и потенциально интересной) темой. Борьба творчества и смерти хоть и выражена яснее и заставляет зрителя размышлять о человеческой природе и искусстве, но тонет в мелких деталях побочных тем. В стремлении Чёрной дыры затянуть в себя всё таится большая опасность – в полёте это всё перепутывается до неопределенности.
Вместе с тем сумбурный и перенасыщенный образами спектакль имеет четкую интонацию. Текст произносится как музыка, будто он расписан по нотам с паузами и репризами. Предельно механическое проговаривание сменяется нарочитым выделением местоимений или синкопической скороговоркой длинных предложений с резкими взлетами к высоким нотам. Но всё же мёртвая тишина финальной нарочито неподвижной сцены встречи матери и дочери то ли в ирреальном мире фантазии художника, то ли в загробном мире Анубиса, в своей простоте сильнее и выразительнее всех раскатов грома и исступленного существования Джейн.
Молодой московский режиссер Елизавета Бондарь училась в ГИТИСе на факультете музыкального театра (выпуск 2011 г.). После работы в лаборатории под руководством Олега Лоевского начала много ставить в драматических театрах страны – Красноярске, Новосибирске, Новоуральске, Калининграде, Улан-Удэ, Москве и др. Её прошлогодний спектакль «Пилорама плюс», появившийся после удачной читки на совместном проекте фестиваля молодой драматургии «Любимовка» и ярославского театра им.Ф.Волкова, стал известен в стране, добавив известности и режиссеру. «Пилорама плюс» - история любви и тотального одиночества. Спектакль победил на всероссийском смотре молодой режиссуры «Арт-Миграция», сконцентрированном на открытии новых имен молодых авторов в театральном мире. Постановка также участвовала в программе «Маска Плюс» престижного национального театрального фестиваля «Золотая маска».
В Пскове Елизавета уже ставила детский новогодний спектакль «Мой папа Дед Мороз» (2017 г.), который прошел с успехом. Работа над большим серьезным спектаклем для взрослых «Гробница малыша Тутанхамона» началась спустя несколько месяцев.
Елизавета Бондарь также работает режиссером-педагогом в колледже им.Гнесиных. Музыкальная основа очень важна для ее постановок, в частности, партитура нередко создается даже для обычного актерского текста.
Вам может быть интересно:
Поддержите канал подпиской!