Тимур вошёл в класс – девчонки ахнули: “Красавец!” Он знал об этом. Высокий, кареглазый, подтянутый, улыбчивый. Мог покорить любого с первого взгляда. А со второго – оттолкнуть.
Он был в восьмом классе. А школа была уже четвёртая по счёту.
Проблемы начались в пятом классе.
Они освободились от властной и строгой первой учительницы. Она могла поднятой рукой и без единого слова усмирить энергию тридцати учеников, которые, конечно же, обожали её, но и боялись. Они были под её диктаторской любовью четыре года и думали, что так будет до окончания школы.
Свобода пришла неожиданно и вскружила голову: пятиклашки не успевали запоминать имена учителей, переходя из кабинета кабинет. А учителя не могли сразу запомнить фамилии неугомонных воспитанников, они были все на одно лицо!
Именно эта мнимая свобода друг от друга и была проблемой: толпы ошалевших выпускников начальной школы, попав на второй этаж, носились по коридорам, не веря в своё счастье, игнорируя дежурных и сбивая вазоны с цветами.
Тимур, вытянувшийся за лето, стал выше одноклассников на голову и занял лидирующее положение в коллективе: первый в строю на физкультуре, последняя парта, заинтересованные взгляды девочек. Это будоражило его воображение, развязывало язык.
Любимым его занятием стало комментирование высказываний. Особенно страдали молоденькие учительницы, только пришедшие в школу. Они краснели, путались, не знали, что ответить не по возрасту говорливому мальчику, смущающему их своей внешностью и красноречием. И чем больше они тушевались, тем громче веселился класс. Тимур никогда не смеялся, усмехался кончиками губ, прикрывая лукавые глаза.
– Лидия Сергеевна! – он поднимал руку, учительница краснела, но предоставляла ему слово. – А почему подлежащее так называется?
Пока русичка собиралась с мыслями, Тимур выдавал ответ:
– Оно ложится под сказуемое?
В принципе, он был прав, но он говорил это таким циничным тоном, намекая на непристойное, что не окрепшие умом ребятишки ухахатывались, а Лидия Сергеевна молилась, чтобы речь не зашла о членах предложения…
Доставалось и математичке, но особенно изводил он учителя биологии.
Когда гуманитарные познания Тимура зашли далеко, вызвали мать и предложили на выбор: заявление в инспекцию или переход в другое учреждение.
Начались гастроли по школам с уже отработанной программой.
А в восьмом классе всё прекратилось.
Тимур был удивлён: на его плоские шутки никто не реагировал, не смеялся – смотрели как на дурачка. Учитель литературы похвалила его замечательный голос: бархатный баритон, актёрские способности. Математик был восхищён аналитическими способностями. Биологичка отметила его подход к обсуждению темы.
Но главное! Тимур влюбился! Тоненькая тёмноволосая девочка сидела на втором ряду и была хорошо ему видна с последней парты третьего ряда. Первый раз она оглянулась на него, когда он неудачно пошутил о видах связи в словосочетаниях. Презрительно смерила его взглядом с головы до ног и обратно, нижняя губа дёрнулась – он понял, что недостоин даже презрения.
Теперь вся жизнь была подчинена одной цели – добиться уважения Ксении. Как он старался! Ущемлённое самолюбие подталкивало к победам над трудными уравнениями, к написанию сочинений, которые зачитывали как пример для подражания… А он ловил только её взгляд.
… Глядя на спящую жену, Тимур улыбнулся: эта серьёзная девочка оказалась отличной спутницей жизни.
Но он всё стремился вперёд, к победам. Не хотелось поймать ещё один презрительный взгляд.
Достаточно было одного.