Часть 3 глава 2
***
В аэропорту их так же поджидал служебный автомобиль. Вавилов снова не без удовольствия подметил, что никогда ранее их не сопровождали так чинно, как в этот раз. И он был, конечно, прав, даже в служебных заграничных поездках максимум, что позволялось, это нанимать такси.
— Немного лоска никогда не повредит, верно? — заметил Алексей, влезая в черную «Волгу». — Ох, как же я рад, что наконец мне оказывается столь необходимое в нашей профессии почтение, ведь кто как не агробиологи и селекционеры выведут СССР из этого сельскохозяйственного застоя и дадут, наконец, необходимый процент пшеницы.
— Так мы не пшеницей занимаемся, — поправил его Моисеев, усаживаясь рядом.
— Да какая разница. Пшеница или сено. Все в одни ворота, — заметил Алексей, уже изрядно захмелев от выпитого в самолете шампанского. — Все это лишь никому не нужные ремарки. Главное — мы даем результат.
— Или подписываемся под любой подсунутой бумажкой.
— Или так, да. Хотя там больше я подписываюсь, — нескромно заметил Вавилов. — Впрочем, я на тебя не сержусь, я предполагал твою реакцию. А значит, просто обязан все терпеть. Верно?
Он тяжело повернулся к товарищу. Николай инстинктивно сжался. Раскрасневшееся от алкоголя лицо Вавилова совершенно не походило на то, которое он привык видеть на заседаниях. Теперь это был матерый, прошедший великую войну человек.
— Верно.
— Вот. То-то же. Эх, Коля, такие нас впереди дела ждут! Если бы ты только послушал генерала. Волосы дыбом встают, что там у них происходит. Только вот, сам понимаешь, государственная тайна.
— Да у нас тут все государственная тайна, — вздохнул Моисеев и посмотрел в окно на пролетавший за окном город. — Там и здесь, везде одно и то же. Железный занавес, к тому же.
— Опять ты за свое нытье. Да не нужны они нам. Сами мы со всем справимся. У нас, вон, половина планеты под боком. С такими ресурсами мы и Америку, и Европу за нос заткнем. Нам бы лишь продышаться как следует и все. Пойдет новая эпоха.
— Лучшее будущее, ты хотел сказать?
— Да какая разница, — махнул рукой Вавилов, — один черт одно и то же.
— А почему мы через Москву едем? Ты же говорил, там аэропорт есть.
— Он для вертолетов только, не спрашивай почему. Я вообще не представляю, зачем они туда вертолетную базу всунули. Летать на самолетах куда как сподручнее.
Моисеев понял, что еще немного и Вавилов уйдет в сон. Особенно после последних слов о вертолетах, когда он буквально чуть не клюнул стекло носом. Николай по-доброму улыбнулся и, сняв с головы кепку, подложил под голову товарища. Как-никак, а позволять вот так болтаться ученой голове было бы непростительно. Особенно если через пару часов она предстанет перед светлыми очами начальства.
После фронта Вавилов научился невероятно быстро восстанавливаться после практически любого количества алкоголя, удивляя даже самых заядлых ученых алкоголиков, опережая в этом практически всех. Моисеев мягко отодвинул лицо Вавилова к стеклу. Все же процесс запотевания окна должен был идти отдельно от него.
— Скажите, нам долго еще ехать? — спросил он сидевшего впереди водителя.
— Примерно три часа. Там еще дорогу не доделали, так что придется немного покуролесить.
— А куда мы, собственно, едем? Мне говорили лишь про Тверь. Как я понимаю, это не совсем так.
— Едем до Гадюкино, это небольшая деревенька. Немного не доезжая, высадимся. Место хорошее, воздуха свежего много.
— Гадюкино? — Моисеев подставил под подбородок ладонь и задумчиво посмотрел в окно. — Кто ж название-то такое странное придумал, неужели ромашки с васильками закончились, чтобы змеиное вот так пихать.
Впрочем, это было уже неважно, теперь его должно было волновать нечто большее, нежели название потерянной в лесах деревни.
Вышкин
Москва. Наши дни
Сидя в кабинете, Вышкин задумчиво смотрел, как падают капли дождя. Вот оно, неудержимое наступление поздней осени, а потом и зимы. И ничего с этим не поделать, лишь только наблюдать и привыкать, лишний раз убеждая себя, что плохой погоды не бывает, а только лишь наше вечно меняющееся восприятие.
Он повернулся к Евгению Московину, одному из редакторов ютуб-канала Симиренко, которого они с Петровичем также проводили по делу. Вышкин пододвинул парню пепельницу. В некоторых случаях он был более чем великодушен.
— Итак, Евгений Васильевич, в каком году вы создали канал?
— Кажется, в 2015, — нервно ответил парень.
— Кажется? — переспросил Вышкин, перестав печатать. — «Кажется» нам не подходит, уважаемый Евгений Васильевич, нужна точная дата. Вы же у нас человек современный, посмотрите, пожалуйста, точнее.
— 1 мая 2015 года, — сказал Московин, потыкав в телефоне.
— Спасибо. И положите телефон сюда. У нас даже случайные записи запрещены.
— Я понимаю, конечно, — понимающе заметил Евгений, кладя телефон на стол Вышкину.
Майор снисходительно смерил взглядом редактора. Выглядел он, конечно, жалко: сморщенный, напуганный, вроде даже ничего не понимающий. Этакий очередной сдутый зверь, который, как и его вожак, пойдет на заклание государственной машине.
— Значит, 1 мая 2015 года. Хорошо. А экстремистские материалы вы стали публиковать позже, примерно спустя два месяца, верно?
— Это вы про стихи?
— Они самые. Стихотворение про родину.
— Это была Антона идея, я лишь публиковал и редактировал.
— Это называется принимать участие, Евгений Васильевич, — мягко поправил его Вышкин. — Даже произноситься легче. Например, принимал активное участие в публикациях экстремистских материалов.
— Я редактировал, это была моя основная задача.
— Но Симиренко сказал, что выкладывали именно вы, — уточнил Вышкин. — Или он соврал?
— Он не соврал. Просто производством занимался именно он.
— Так мы же не о производстве говорим, а о публикации. Это разные статьи. Сперва разберемся с публикациями, а потом уже возьмемся за производство. Правда, Петрович? — спросил майор, взглянув на коллегу.
— Да, начальник, — ответил Петрович, задумчиво разглядывая сканворд. — Только так и надо.
— Видите, Евгений Васильевич, даже коллега подтвердил, — хмыкнул майор. — Итак, первый экстремистский материл вы опубликовали, тут я вам помогу, в сентябре. И это был стих «Родина». Написанный при использовании мата и прочей нецензурной лексики. Не стыдно вообще? За это как бы деды воевали.
— Это была шутка. Мы просто хотели подчеркнуть бесполезность войны.
— Что? Бесполезность?
— То есть ненужность.
— Ненужность? — Вышкин откинулся на стуле. — А вы видели, как горели дети в избах, Евгений Васильевич? Как на спинах за сопротивление фашизму звезды вырезали сотрудники СС?! Слышали точно, как-никак, вы у нас человек образованный, МГУ заканчивали. Дипломированный специалист.
— Вы издеваетесь, да?
— Я? Упаси боже. Я лишь описываю общую картину преступления. Которую вы и сами смело опубликовали на своем канале.
Вышкин заметил, что Московина пробила дрожь. Это было неудивительно, так как в общей сложности он должен был получить до пяти лет. Во всяком случае, это было минимальное, на что рассчитывал полковник. Пять для Московина, четыре для Вульхича и три для Рустанецкой, которая также проходила по этому делу.
Вышкин снова бросил взгляд на дождь за окном. Погода просто идеально дополняла потемневшую Москву, заставляя его ностальгировать по былым временам, когда он почти сутками работал над поступающими к нему делами, чувствуя себя при этом почти счастливым.
— Итак, — Вышкин вздохнул, — публикации стихов, видеороликов, песен. Чем вы еще занимались в вашей студии?
— Редактировал материал.
— То есть занимались производством, хм, — Вышкин быстро вписал недостающее звено. — Итак, производство, публикация — это уже очень неплохо набирается, гражданин Московин. В общей сложности семь лет схватить можете, а то и больше.
— Я так не считаю. И мой адвокат тоже.
— Да? — Вышкин огляделся. — А где вы тут видите адвоката? Петрович, ты видишь адвоката?
— Нет. Ни адвоката, ни ангела за плечами. Давай я с ним побыстрее закончу.
— Нет. Это мой крест, — покачал головой Вышкин. — Значит, нет тут вашего адвоката, а ведь, по идее, должен быть.
— Я не буду ни на кого стучать, — нервно заметил Московин.
— А что так робко? — улыбнулся майор. — Подобные слова надо произносить с достоинством. Резко, отрывисто, гордо.
— Рог, — вставил Петрович и на вопросительный взгляд Вышкина пояснил: — Это если сократить.
— Тебя твои сканворды погубят.
— Думаю, это вряд ли, раньше них алкоголь, женщины и сигареты.
— Кстати, а вы почему не курите? — спросил Вышкин, разглядывая пустую пепельницу.
— Я вообще не курю.
— Надо же, а такой канал держите вызывающий. Можно сказать, пагубный.
— Это просто ради мемов, шуток. Это все игра.
— Печальная игра, — Вышкин в очередной раз забил строчку неоспоримыми фактами. Эта привычка одновременно допрашивать и фиксировать не раз становилась его гордостью среди коллег. Ведь хорошо делать два дела одновременно могли лишь считанные единицы в управлении.
Он посмотрел на часы. Половина девятого, примерно через час Ольга должна лечь спать, а значит, ему можно будет выезжать. Все же именно она и держит его здесь, а не этот застенчивый информативный индивид.
Вышкин вытащил сигарету и закурил. Острый запах табака сразу же приятно защекотал ноздри, оставляя после себя пелену ностальгического следа, где плавно и нежно покоились прошлые годы его плодотворной работы. Жаль, но теперь о частом употреблении табака можно было лишь мечтать, ведь у некурящей Ольги были свои взгляды на этот счет.
Заврин Даниил