Ниже приводится сокращенный перевод рекомендаций американской национальной сети выживших и пострадавших от торговли людьми о том, как можно делиться своей историей, в каких случаях и зачем это делать.
В сфере борьбы с торговлей людьми многие лидеры движений не решаются делиться своим жизненным опытом, опасаясь, что после этого их не будут воспринимать всерьез как профессионалов. А многие из тех, кто рассказывает о пережитом, чувствуют, что им предстоит тяжелая борьба, чтобы доказать свой профессионализм или получить доступ к подлинному, расширяющему возможности развитию для достижения целей лидерства в своем движении.
Хотя описанные трудности различны, причины их схожи: принято считать, что мы можем быть либо профессионалами, либо пострадавшими, но ни в коем случае теми и другими одновременно.
Те, кто хочет, чтобы их считали профессионалами, зачастую стесняются делиться какими-либо подробностями своего жизненного опыта, опасаясь, что это будет воспринято так, будто они действуют «исходя из своей травмы», не избавились от последствий пережитого, не способны к объективному лидерству.
Выжившие, присоединяющиеся к движениям против торговли людьми, могут обнаружить, что от них ожидают историй про их травму или что рассказывание таких историй – единственное, чем они могут быть полезны движению.
На самом деле, сенсационное повествование с очень травматическими подробностями настолько нормализовано в движениях против торговли людьми, что мы часто забываем, как постоянное воздействие вторичной (викарной) травмы влияет на всех нас.
Так не должно быть! Можно переосмыслить подходы, чтобы создавать более устойчивые движения, в которых все смогут привнести ВСЕ свои идеи и мудрость в работу, не разделяя себя и не преуменьшая уникальную ценность как пережитого, так и профессионального опыта.
Чрезмерно сенсационные или излишне детализированные рассказы о травматическом опыте могут снизить эффективность работы. Следует заранее поразмышлять над тем, рассказ о каких аспектах пережитого может быть полезен в каких обстоятельствах.
Примеры
Как рассказать историю аудитории, в которую могут входить педиатры или семейные врачи, учителя и школьные администраторы, а также те, кто работает со взрослыми, подвергшимися жестокому обращению, чтобы помочь им понять эффективность постепенного продвижения, предоставления пространства и предложения поддержки.
«В детстве мои учителя не понимали, что происходит со мной дома. Я казалась им проблемным ребенком. Какой смысл был в том, чтобы говорить о этом, если меня обвиняли в том, что совершали со мной? Я хорошо усвоила это. Когда насилие началось в моих отношениях, я обвиняла саму себя в жестоком обращении. Чувство, что меня услышали и признали после столь долгого молчания, было для меня мощным, как и поддержка в избавлении от ложной вины и стыда, которые я носила годами. Вот почему так важно, чтобы медицинские работники осознали важность замедления темпа, могли выслушать и мягко противодействовать самобичеванию пациент_ки, когда они подозревают, что она_а находится в насльственных отношениях».
Что вы заметили в этой истории? Какие детали включены в нее и как они представлены?
Люб_ая, переживш_ая жестокое обращение, читающ_ая это, знает, что, вероятно, есть гораздо больше примеров обвинения пострадавших и газлайтинга, которые можно использовать для иллюстрации, но поскольку они не служат цели этой конкретной работы и только добавили бы дополнительные травматические подробности, они могут быть исключены из рассказа в данном конкретном случае.
Как использовать историю в рамках более широкой деятельности по продвижению и распространению сведений, организационной или системной политики, которая помогает оптимизировать услуги и обеспечить непрерывность ухода.
«Всякий раз, когда я начинала завоевывать поддержку в одном сообществе, мой партнер находил предлог, чтобы переехать в другое место … потеря работы, новые возможности, неожиданный кризис. Каждый раз, когда мы переезжали, мне приходилось начинать всё сначала… с новым центром против домашнего насилия, с новым врачом, со всем новым. Вот почему я здесь сегодня, чтобы отстаивать [эту политику здесь]...».
Обратите внимание, как в этом примере пострадавшая достаточно подробно рассказывает о пережитом опыте, чтобы показать необходимость политики, но затем в выступлении остается достаточно места для обсуждения такой политики, и того, как она работает, зачем она нужна и как она повлияет на выживших.
Как использовать истории для того, чтобы выступать за улучшение финансирования местных, массовых, культурно-специфических инициатив или больший упор на сотрудничество с культурно-специфическими организациями.
«Я уже настолько привыкла к микроагрессии со стороны благонамеренных белых сотрудников служб поддержки, что это надолго отбило у меня охоту обращаться за помощью. Они пытались разделить мой опыт, но в моей истории всегда было что-то, чего, как мне казалось, они не понимали. А потом я пришла в клинику Daybreak Health Clinic. У них не просто были разноплановые изображения на сайте и стенах. Персонал, который меня встретил, выглядел как я. Они говорили на моем языке. Я сразу же почувствовала, как мое тело расслабилось, ушла часть напряжения, которое я держала в себе. Позже я узнала, что Daybreak была основана людьми из моего сообщества, которым надоело “приспосабливаться” к другим местам. Она была создана, чтобы быть гостеприимным местом для таких людей, как я. Мы никогда не должны переоценивать важность интеграции с самого начала планирования программ, особенно среди руководства».
В этой истории пострадавшая даже не делится своим жизненным опытом касательно торговли людьми или пережитых травм, а вместо этого рассказывает о своем опыте обращения за помощью и пробелами в этой сфере. Ведь делиться своим опытом вовсе не означает необходимость говорить о пережитой эксплуатации. Иногда рассказ о своем опыте обращения за помощью может стать более эффективным и целенаправленным.
Как использовать подробности истории, чтобы проиллюстрировать влияние политики, которая требует сообщать о жестоком обращении со взрослыми.
«Когда я впервые начала рассказывать свое_й врач_ине о том, что происходит в моих отношениях, моим самым большим страхом по-прежнему было то, что меня разлучат с моим партнером. Я знала, что это плохо, но боялась уйти. Мой партнер даже угрожал опекой: “Давай, расскажи людям свою плачевную историю”, — говорил он. “Я просто скажу им, какая ты сумасшедшая, и тогда ты никогда больше не увидишь детей”. Если бы я думала, что мой врач обязан заявить в полицию, я бы никогда не рискнула так откровенничать с ней/ним. Если бы мо_я врач_иня обратил_ась в полицию, было бы плохо. Это сделало бы мое положение менее безопасным. Это дало бы моему бывшему больше рычагов, чтобы контролировать меня. Что мне было нужно, так это поддержка. Что мне было нужно, так это, чтобы меня бережно выслушали... Мне нужны были варианты. Мне нужно было время, чтобы завоевать доверие, время, чтобы укрепить мою уверенность, и время, чтобы построить свою “спасательную шлюпку”. Это не всегда дают выжившим. Это не быстрое решение. Это не дает нам стимула “быть героями”. Это совсем не весело. Но это то, что нужно многим из нас».
Обратите внимание, как пострадавшая показывает влияние, которое часто остается незамеченным — мы можем использовать истории, чтобы подчеркнуть пробелы или непреднамеренное влияние политики, составленной из лучших побуждений. Обратите также внимание на сожаление в конце истории — признание того, что люди могут чувствовать побуждение помочь способами, которые, по их мнению, «решат» проблемы, но это может быть не подходящим решением для выживших.
Рекомендации для выживших
Подумайте о своей истории и о том, как вы можете ее использовать и в каких целях.
- Какие детали вашей истории могут помочь проиллюстрировать пробелы в оказании медицинской помощи, в уголовно-правовых аспектах, в средствах правовой защиты, в предоставлении убежища или реагировании на кризис со стороны некоммерческих организаций в вашем сообществе?
- Какие детали вашей истории могут быть полезны для иллюстрации необходимых изменений в законодательстве, в организационных протоколах, в структурных нормах и правилах?
- Какие детали вашей истории могут быть полезны для иллюстрации связи с социальными нормами, влияние которых на риск торговли людьми часто может упускаться из виду?
- Какие детали вашей истории могут быть полезны для противодействия распространению точек зрения, причиняющих вред, который люди, наделенные властью, часто не замечают или не хотят признавать?
Подумайте, как рассказать об этих деталях с учетом травмы.
- Сколько деталей достаточно, чтобы проиллюстрировать суть, не вдаваясь в ненужные яркие подробности травмы?
- Сколько подробностей вы можете рассказать, не теряя при этом контроля, без которого вам будет трудно оставаться сфокусированн_ой на своих намерениях, для чего вы рассказываете свою историю? Иными словами, чувствуете ли вы, что это часть вашей истории, от переживаний которой вы исцелились в достаточной степени, чтобы иметь возможность поделиться ею, не дистанцируясь и не чувствуя переполнения эмоциями? Если нет, возможно, это не та часть вашей истории, которой вы готовы делиться.
- Достаточно ли вы проработали эти части своей истории в более безопасном, терапевтическом пространстве, чтобы чувствовать в себе опору? Когда мы дистанцируемся, мы можем обнаружить, что делимся гораздо большим, чем мы хотели бы, с гораздо большими подробностями, чем мы намеревались изначально, и способами, о которых потом можем сожалеть.
Помните: вам не нужно выбирать между тем, чтобы ничего не рассказывать или только рассказывать. Вам не нужно выбирать между тем, чтобы поделиться своими знаниями и поделиться своим опытом. Золотую середину, безусловно, сложно нащупать, и ваш подход к этому может измениться со временем, когда методом проб и ошибок вы узнаете, что лучше всего работает для вас. И это также то место, где происходят трансформирующие преобразования и обучение для вас и ваших коллег.
Перевод: Кира Циндяйкина для Фонда «Безопасный дом».
Примечание: Мы, в Фонде «Безопасный дом», полностью разделяем предложенные в этой статье рекомендации. В прошлом году мы запустили инфо-кампанию Как говорить о торговле людьми, в рамках которой в том числе подробно разбираем возможности использования историй пострадавших и выживших.
В своей работе мы постоянно сталкиваемся с гласным и негласным ожиданием, что мы будем делиться личными историями наших подопечных. Об этом просят доноры, партнеры, журналисты, в том числе как условие привлечения пожертвований в Фонд. Но, как вы можете заметить, мы крайне редко делаем это. В первую очередь потому, что большинство пострадавших не хотят раскрывать свои истории и мы считаем, что они имеют на это полное право. Мы убеждены, что никакое давление в этом вопросе недопустимо. Более того, оно может вызывать у пострадавших опасения о лишении необходимой помощи в случае отказа. Кроме того, мы знаем, насколько велик риск повторной травматизации при рассказе о болезненном опыте, к которому люди не готовы. В тех редких случаях, если кто-то все же готов_а и хочет поделиться своей историей, мы организуем максимально безопасные условия для этого, обычно делимся историей анонимно или под псевдонимом, а также оказываем необходимое сопровождение в процессе и после.