1980-1983 годы
СССР
При расследовании уголовных дел об антисоветской агитации и пропаганде нередко приходится сталкиваться с недобросовестным отношением к свидетельским обязанностям близких связей и единомышленников обвиняемых. Такие лица на допросе стараются не давать показаний, которые, по их мнению, повредят обвиняемому, и одновременно стремятся обезопасить себя от привлечения к ответственности за отказ или уклонение от дачи показаний. Подобные свидетели, как правило, избегают лжесвидетельства, а фактическое уклонение от дачи показаний маскируют различными приёмами. Для противодействия следствию указанным способом они широко пользуются «пособиями» и «инструкциями» о поведении на допросе, подготовленными зарубежными и доморощенными авторами и основанными на заведомо искажённом толковании советского уголовного и уголовно-процессуального законов. Опыт расследования антисоветской агитации и пропаганды показывает, что эффективность допроса зависит от глубины и всесторонности его подготовки, в том числе от изучения личности негативно настроенного свидетеля, способности предвидеть позицию, которую он может занять на допросе, правильного выбора следователем возможных вариантов своих действий применительно к сложившейся на допросе ситуации.
Отдельные свидетели являются к следователю в основном с целью выразить «протест против репрессий», с лучшей стороны охарактеризовать обвиняемого, после чего под надуманным предлогом отказаться от дачи показаний по существу дела. От них трудно ожидать помощи следствию, но тем не менее получить показания возможно.
К положительным результатам приводит, в частности, использование следующего тактического приёма: после записи в протокол показаний допрашиваемого о личности обвиняемого и характере взаимоотношений с ним следователь объясняет свидетелю, что позитивные суждения в отношении подследственного прозвучат неубедительно, если не будут подкреплены фактами. Как правило, после этого свидетели начинают приводить примеры «благородной» деятельности обвиняемого, часть из которых может иметь отношение к обстоятельствам, подлежащим доказыванию по уголовному делу.
Так, при расследовании дела в отношении Осиповой допрашивалась свидетель Коваль. Вначале она пыталась уклониться от дачи показаний под тем предлогом, что недостаточно знакома с обвиняемой, но при этом потребовала внести в протокол запись о последней как о «человеке, достойном глубокого уважения за душевную доброту и отчаянную храбрость». Когда же следователь поставил под сомнение объективность свидетеля, Коваль сообщила о деятельности Осиповой в составе «Хельсинкской группы» по изготовлению и распространению ряда документов антисоветского содержания, а также о еёнепосредственном участии в распределении материальных средств из так называемого «фонда помощи политзаключенным и их семьям», что явилось одним из подтверждений преступных действий обвиняемой.
По делу Крахмальниковой, составителя клеветнических сборников «Надежда», свидетели отрицали получение от неё антисоветской литературы, но при этом стремились доказать, что сборники не содержат враждебных материалов. На каждое такое заявление, естественно, задавался вопрос: на чём основано это мнение? Большинство допрашиваемых, желая придать убедительность своим словам, признали факты личного ознакомления с клеветническими сборниками через Крахмальникову. Это дало возможность использовать свидетельские показания при доказывании распространения обвиняемой антисоветской литературы.
Обстоятельное, аргументированное и терпеливое разъяснение допрашиваемому, что отказ от дачи показаний не принесёт пользы обвиняемому, а, наоборот, может ухудшить его положение ввиду отсутствия объективных объяснений по обстоятельствам, смягчающим ответственность, и возможного оговора другими лицами, также иногда убеждает свидетеля в ошибочности отказа от дачи показаний как средства помощи обвиняемому.
Нежелание давать показания у части свидетелей вызвано подозрениями в предвзятости и обвинительном уклоне следствия. Поэтому, разумеется, большую роль при допросе играет ясно выраженная беспристрастная позиция следователя, доброжелательный, доверительный тон общения с допрашиваемым, проявление готовности понять истоки его ошибочных убеждении. Появляющаяся на этой основе уверенность в том, что следователь расследует дело объективно, строго выполняет требования закона, нередко рассеивает предубеждение допрашиваемого и побуждает его дать обстоятельные откровенные показания.
В процессе расследования антисоветской деятельности автора ряда клеветнических пасквилей Иванова возникла необходимость допросить в качестве свидетеля его сожительницу Пономарёву, которая многое знала о совершённых им преступлениях. Её показания могли иметь существенное значение для дела. Вместе с тем было известно, что Пономарёва преклонялась перед Ивановым и готовилась решительно защищать егоо на предварительном следствии и в суде. С учетом характера их отношений ей подчеркивали положительные стороны личности подследственного, внушали мысль, что правдивые показания о его противоправной деятельности и раскаяние обвиняемого в содеянном будут способствовать смягчению уголовной ответственности. Данная тактика оправдала себя. Убедившись в объективном отношении следствия к Иванову, Пономарёва стала давать правдивые показания, что в дальнейшем оказало позитивное влияние как на обвиняемого, так и на свидетелей.
Достижению положительного результата при допросе свидетеля способствуют такие формулировки вопросов, в которых не содержится отрицательных оценок личности и деятельности обвиняемого. Учёт этого позволил в ряде случаев успешно провести допрос свидетелей и получить показания о противоправной деятельности антисоветчиков.
Некоторые связи обвиняемых в качестве причины, якобы препятствующей даче ими показаний, выдвигают заведомо надуманные утверждения, извращающие дух советского законодательства и ратифицированных нашим государством международных соглашений о правах и свободах личности. Так, вызванные для допроса в качестве свидетелей по делу Осиповой Альтшулер, Ланда и некоторые другие пытались оправдать свой отказ от дачи показаний тем, что будто бы ст. 70 УК РСФСР противоречит положениям Конституции СССР и Всеобщей декларации прав человека. Разумеется, подобные измышления должны подвергаться принципиальной критике, в ходе которой целесообразно разъяснять допрашиваемым, что человек наделён не только правами, но и обязанностями (об этом антисоветчики предпочитают умалчивать) и несёт за свои поступки ответственность перед обществом и государством, о чём прямо говорится не только в Основном Законе СССР, но и в международных соглашениях.
Достаточно известен такой способ противодействия следствию, как отказ от непротоколируемого диалога, когда свидетель требует заносить в протокол абсолютно все вопросы следователя, на которые дает ответы после тщательного обдумывания и собственноручной записи на бумаге как заданных ему вопросов, так и формулировок своих ответов. Цель подобных действий очевидна; своевременно уловить тенденциюдопроса, возможные «ловушки» следователя, предугадать, какие вопросы особенно его интересуют. При возникновении подобных ситуаций важное значение приобретают правильная формулировка и своевременная постановка вопросов, их очерёдность: нецелесообразно задавать, например, основные вопросы сразу после начала допроса, желательно чередовать их с второстепенными, но при этом следить, чтобы сохранялась определённая логически оправданная последовательность, ответы на предыдущие вопросы «связывали» бы допрашиваемого и подводили его к завершающему ответу. Для сокрытия при этом объема известной следствию информации или зашифровки оперативных источников эффективны выработанные криминалистической наукой и практикой методы выяснения интересующих обстоятельств.
Один из них, например последовательный переход от исследования второстепенных обстоятельств к более значительным для следствия фактам, позволяет в ряде случаев выяснить конкретные обстоятельства преступной деятельности обвиняемого,
Другой метод состоит в том, что допрашиваемому сначала задаются вопросы об уже известных деталях преступления, а затем, расширяя их круг, устанавливают ранее неизвестные обстоятельства. Этот тактический ход более результативен тогда, когда у допрашиваемого сначала выясняют обстоятельства, при которых у него появились изъятые при обыске антисоветские материалы обвиняемого, а уже потом — сведения о его личности и преступной деятельности. Так, у ряда связей автора антисоветских пасквилей Андрюшина при обысках обнаружили рукописи и машинописные экземпляры его сочинений. Следствие располагало оперативными данными, что Андрюшин проинструктировал своих единомышленников о мерах предосторожности и просил при вызове в следственные органы не называть его фамилии. В связи с этим на первых допросах указанных лиц следователи, давая понять, что владелец изъятых материалов уже известен, предлагали сообщить лишь об обстоятельствах получения литературы. Вопросы же о личности обвиняемого, целях и мотивах преступной деятельности выяснялись на следующем этапе расследования.
Иногда следователю приходится слышать: «Отвечать отказываюсь, потому что вопрос не относится к делу». Такие ситуации возникают чаще всего в тех случаях, когда у допрашиваемого выясняют сведения; о действиях лиц, которые не привлекаются по расследуемому делу в качестве обвиняемых или подозреваемых; об антиобщественных акциях, в которых, по утверждению свидетеля, обвиняемый не участвовал.
Конечно, следователь должен стремиться к получению сведений не только о преступной деятельности обвиняемого, но и о других связанных с ним и поддерживающих его лицах, о происходящих среди них негативных процессах, тенденциях их развития и другой важной для оперативных подразделений информации. Но стремление к этому часто воспринимается свидетелями из окружения антисоветчика как посягательство на их права и свободы. Поэтому они требуют, чтобы следователь задавал вопросы только «по существу дела».
Действительно, поскольку закон предписывает в первую очередь выяснять обстоятельства, подлежащие доказыванию по делу, то спорить на этот счёт на допросе вряд ли имеет смысл. Работавшие по делам об антисоветской агитации и пропаганде следователи знают, что дебаты на эту тему, как правило, оказываются бесплодными. Где же выход? Практика показывает, что вопросы о конкретных лицах или событиях должны носить не общий характер, а привязываться к исследуемым фактам, вытекать из них. В отдельных случаях целесообразность постановки тех или иных вопросов обосновывается продиктованной требованиями статей 20 и 21 УПК РСФСР необходимостью всестороннего, полного и объективного исследования дела, изучения личности обвиняемого, выявления как уличающих и отягчающих, так и оправдывающих или смягчающих его вину обстоятельств, установления причин и условий, способствовавших совершению преступления.
Распространенной разновидностью предыдущей уловки можно считать отказ свидетеля отвечать на вопросы на том основании, что они якобы относятся не к расследуемому делу, а лично к нему. Подобные ситуации нередки при допросе соучастников обвиняемого, лиц, активно проявивших себя на различных провокационных «демонстрациях», «пресс-конференциях» и других сборищах, а также подписавших коллективные антисоветские и клеветнические документы и т. п. По существу, допрашиваемый оказывается в положении, когда ему приходится свидетельствовать не только о других, но и о самом себе. Пользуясь этим, некоторые свидетели преднамеренно искажают суть вопросов следователя, чтобы, сославшись на «необоснованность подозрений», уйти от ответов. Следователю поневоле приходится тратить время на разъяснение отличия подозреваемого от свидетеля, но устранить возникшую настороженность и недоверие не всегда удаётся.
Снятие напряженности у свидетеля в таких случаях может способствовать получению от него правдивых показаний. Эта задача легче достигается, когда вопросы свидетелю формулируются по возможности нейтрально. Например: «Передавал ли вам обвиняемый журнал «Континент»?» вместо более прямолинейного «Получали ли вы от обвиняемого журнал «Континент»?».
Примером удачного управления психологическим состоянием свидетеля может послужить допрос Юрышевой, которая на принадлежащей ей пишущей машинке отпечатала ряд документов, составленных названной выше Крахмальниковой. Чтобы сформировать и укрепить в сознании свидетеля убеждённость, что она правдивыми ответами не повредит себе и может помочь обвиняемой, Юрышевой сначала предъявлялись найденные у неёдокументы Крахмальниковой, не носящие преступного характера, и только после пояснений свидетеля об обстоятельствах их появления предложили дать показания по существу размноженных ею остальных текстов, составление и распространение которых вменялось в вину Крахмальниковой. Юрышева дала правдивые показания, а упомянутый тактический прием в ходе расследования успешно применялся при допросе и других свидетелей.
Обладающие определенным жизненным опытом и «подкованные» теоретически свидетели из различных «правозащитных» групп понимают, что нелегко уйти от обоснованно поставленных вопросов следователя. В таких случаях авторы «юридических опусов» рекомендуют своим единомышленникам прибегать к ссылкам на «естественные» причины уклонения от ответов, такие, как «неконкретность», «непонятность» задаваемых вопросов, якобы слабую память или усталость. Эти уловки не так безобидны, как может показаться на первый взгляд, и в них часто усматривается определённая направленность. Например, объявляя тот или иной вопрос непонятным либо неконкретным, недобросовестный свидетель практически стремится навязать следователю бесплодную идеологическую или юридическую дискуссию в надежде, что тот увязнет в ней.
Не следует забывать, что при допросе почти каждый свидетель из рассматриваемой категории лиц пристально изучает следователя и учитывает допускаемые им оплошности, чтобы тотчас же объявить их «беззаконием» и использовать в качестве оправдания своего уклонения от дачи показаний и отказа от подписания протокола.
Практика показывает, что свидетелю, преодолевшему негативную установку по отношению к следствию, в завершающей стадии допроса целесообразно задать вопросы, не несущие отрицательной эмоциональной нагрузки. Спросить, например, его о каких-либо дополнительных обстоятельствах, положительно характеризующих обвиняемого, или предложить ему записать свои дополнения на эту тему собственноручно.
Аналогичные тактические приемы приводят свидетеля к убеждению в необходимости следовать линии на установление истины по делу и закрепляют мотивы, побудившие его к даче правдивых показаний.
(Источник: Коробейников Л.)
