Упоминаемая здесь «роспись» — не что иное, как рукописный каталог распродаваемых вещей. Отныне без них не обходится ни один сто-личный аукцион.
Другой пример, еще более, пожалуй, значимый, относится к 1748 г. В это время, как упоминает Я. Штелин в своих обстоятельных
«Записках об изящных искусствах в России», в Петербурге появился гамбургский торговец картинами Морель «с запасом в несколько сот картин всех школ и веков». Не найдя интереса к своей коллекции при Императорском дворе («требовал слишком много»), он попытал-ся распродать ее с аукциона, извещение о чем поместил в «Ведомостях» (Nº 37): «Охотни-4 часу в бывшем Риддеров доме у Галерного двора через аукциониста Меллера с публич-ного торгу продано быть имеет. Оные картины показываны будут охотникам с 21 числа июля по самой день продажи, а росписи им на русском и немецком языке в помянутом доме и у аукциониста Меллера на Васильевском острову безденежно раздаваны быть имеют».
Однако, со слов Штелина, покупательская ак-тивность на этих торгах оказалась крайне низ-кой. Морелю удалось продать в таких условиях лишь несколько картин (всего же их было выставлено 172), отчего, «едва начав аукци-он, он должен был прекратить его. Позднее он продал часть из них графам Шереметеву, Шувалову и другим, но большинство увез об-ратно в Германию». И все же торгам этим,
столь неудачным для их устроителя, суждено было оставить свой памятный след - здесь впервые в отечественной практике был выпущен печатный аукционный каталог антиквар-ной живописи.
В середине — второй половине века такие объявления становятся делом вполне при-вычным. Вместе с тем среди них обнаружится и то, что ранее не встречалось, — упоминания о распродажах отдельных ювелирных вещей, картин знаменитых европейских художников или крупных нумизматических коллекций.
Это наглядно свидетельствует о значительном увеличении спроса со стороны столичной публики на предметы роскоши, и в особенности живописи, что не в последнюю очередь диктовалось требованиями моды.
В эпоху барокко принадлежностью едва ли не каждого петероургского особняка являлся «картинный зал», где при декорировке использовалась шпалерная развеска полотен: «Кру-гом висят стеклянные зеркала, а между ними много картин. В богатых домах картины висят на всех четырех стенах одна рядом с другой, без малейшего просвета. Говорят, что цена хороших картин достигает 100 рублей за штуку».
В цене были разнообразнейшие историко-художественные вещи самого широкого спектра, да и выбор их был, надо признать, немалый. «На Васильевском острову за Малою першпективою к Малой Неве в доме секретаря коллегии иностранных дел Ивана Артемьева у титулярного советника Рара продается один большой бриллиант весом в 14 карат, да один дофине бриллиантовый с рубинами по самой новой моде сделанный» (1763 г., Nº 20);
«Сего месяца 27 числа и в следующий день по утру в 12 часу с публичного торгу продаваться будут в доме купца Гултена, состоящем в Миллионной улице, разные хорошие живописные картины» (1766 г., Nº 15); «У Вильгельма Коде, живущего подле Галерного двора
в доме графини Ефимовской, продается изящ-нейшее древних греческих и римских золотых, серебряных и железных монет собрание, а особливо между ними последование римских императоров, ценою за 1000 голландских червонных» (1774 г., Nº 18). А в одном из выпусков «Ведомостей» за 1779 г. (Nº 92) мы обнаружим объявление о продаже целого « картинного кабинета», включавшего «рабо-ты славных мастеров, Тациана, Гуидо, Карра-ха, Гуерхина, Пиетро ди Кортона, Веронезе, Фаласкеза, Пузина, Тенниера, Фан Дика, Ву-верманна, Бота»... Явления подобного рода, и занимательные, и курьезные, в целом очень характерны для времени правления Екатерины II, отмеченного небывалым прежде в России интересом к коллекциониро-ванию предметов искусства.
При Екатерине были предприняты наконец реальные действия к упорядочению аукционной торговли, ранее контролировавшей-ся властями лишь формально. «Понеже прежде сего разными указами публиковано было о несоблюдении порядка в аукционной прода-же: того ради и ныне вновь указом из конторы Правительствующего Сената, во все при-сутственные места подтверждается, чтобы казенные вещи и прочее к публичной продаже следуемое продавано было через аукциони-стов, кои к той продаже немедленно приходить имеют; а кои вещи в малом количестве состоят, оные присылать в учрежденную аукционную контору, где и продаваны быть имеют, <..> а окроме той аукционной конторы продажи с аукциону казенной и партикуляр-ной никому не производить под опасением штрафа, дабы под образом аукциона утаенные от пошлин товары и вещи, не знающими аук-ционной инструкции людьми продаваны быть не могли» («Спб. ведом.», 1763 г., Nº 28).
Необходимость в таких мерах была очевид-на; отметим и стремление сделать более подконтрольной и, соответственно, более доход-ной для городской казны деятельность Аук-ционной конторы, через которую проходило огромное количество ценного бытового и художественного материала. Прерогативой этой конторы являлась организация смешанных торгов, проводившихся или непосредственно в ее стенах, или же в иных присутственных местах. Тут обычно единой массой выставлялись на продажу предметы различ-ного назначения, полученные от разных вла-дельцев, как то: «<...> российские и немецкие книги, картины, серебряная и медная по-суда, сундуки и столы из красного дерева, два аертеля, железные кровати и прочие вещи» (1763 г., Nº 13).
Сходным образом было поставлено дело и в городской Товарной бирже. Здесь, а то и непосредственно на пришвартованных у берега торговых судах по дешевке распродавал-ся разномастный домашний реквизит вполне сносного вида ( мебель, посуда и проч.) — попутный груз, своеобразный приварок заморских купцов и самих судовладельцев. Отсюда и необычность таких рекламных объявлений, где порою соседствуют «собрание изящных живописных картин да несколько бочек нюхательного табака». Между тем же-лающих приобрести тут нечто действительно ценное при минимальной цене (а так слу-чалось очень часто) всегда было более чем достаточно. Это равным образом относится и к столичной элите. «В мае 1762 года, — вспоминает Я. Штелин, — я поехал с императором Петром III на биржу на голландский ко-рабль, чтобы осмотреть большую партию голландских картин. Из них Его величество выбрали со мной лучшие и заплатили за 10 или 12 картин 560 рублей».
Особенно широко развернулась такая торговля с 1773-1774 гг. «Не проходит ни одного лета, чтобы здешним купцам не присылались на комиссию целые собрания итальянских, брабантских (т. е. фламандских. — Авт.), французских, немецких картин, особенно из Голландии, которые они обычно развешивали на несколько дней в зале биржи для обо-зрения и после этого продавали как с рук, так и с аукциона. Подобные аукционы проводятся в летнее и осеннее время по меньшей мере ежемесячно. При этом, конечно, [тут] можно найти много посредственных и плохих копий, но часто также [встречаются хорошие оригиналы знаменитых мастеров»1°
Самым же урожайным на живопись явился 1774 г., когда на биржевых торгах было одновременно выставлено более 600 (.) картин, основная часть которых (458) вошла в печатный каталог. Но уже к концу 1770-х гг. рынок оказался явно перенасыщенным таким художественным ма-териалом, вследствие чего цены на него ощутимо снизились. Так, со слов Я. Штелина, в 1778 г. голландский посол Сварт приобрел здесь у своих земляков, купцов Брауера и Бака (Баке), персон в этой среде очень авторитетных, «две большие картины с изображением охоты, оригиналы Снейдерса, за 12 рублей (!! — Авт.), [при том, что| каждая картина была не дешевле 100 рублей. Г-ну Нарыш-кину была отдана большая подлинная картина Хондекутера за 20 рублей, которую при свободной продаже было бы получить не де-шевле, чем за 100 рублей (двадцать лет назад не дешевле, чем за 200-300 рублей) и т. д. Летом 1779 года там вновь висело большое собрание большей частью превосходных кар-тин, большинство из которых, поскольку предложения были значительно ниже их стоимости, <..> были сняты [с продажи] и, кажется, отправлены обратно в Голландию»12
Антиквары, как уже отмечалось, предпочитали тогда торговать всем, что имело какое-либо отношение к собирательству. У них среди прочего можно было найти и книги, и гравюры — старые и современные, и нумизматику, и античную керамику, а то и вовсе нечто экзо-тическое — тут все диктовал спрос. По наблю-дениям одного из восточных гостей Петербурга, «во всех местных домах среднего достатка и выше любят собирать драгоценные камни, птиц, животных, рыб, раковины и иные всевозможные диковинные и редкие вещи. Поэтому цена на драгоценные камни и тому по-добные вещи там очень высока. < ...> Иногда только один хороший камень может стоить тысячу и даже две тысячи рублей»13. Распо-лагались эти магазины и лавки только в центре — на Невском проспекте и в галереях Гостиного двора.
К самым известным из таких коммерсантов принадлежал уроженец Голландии, купец I гильдии Г. Клостерман, начинавший, как многие его коллеги по бизнесу, с книг и печатной графики, а затем переключившийся на торговлю живописью. Обстоятельства весьма тому способствовали. В 1777 г., будучи в Париже, он познакомился со знаменитым российским драматургом Д. Фонвизиным, находившимся там с целями, весьма далекими от литературных интересов. Из воспоминаний Клостермана: «Великий князь-наследник (Павел Петрович )и граф Панин поручали ему покупать статуи и картины славных художников, книжные редкости, гравюры и проч. Я очень часто ездил с ним в лавки, в которых, равно как и на аукционах, случалось ему делать значительные закупки. Когда ему самому не хотелось ехать на общественную распродажу художественных произведений, он посылал торговаться меня, отметив предварительно в каталоге, что нужно было купить. Таким образом я вошел в сношения с главнейшими парижскими книгопродавцами…(антикварно-художественный рынок России. Толмацкий В.А. Русский Ювелир. 2011.)