Пожалуй, так честно и откровенно тему СВО в публичном формате в Минусинске еще не обсуждали.
Да, мы провожаем в последний путь наших ребят, погибших на Украине, плачем и скорбим вместе с их родными и близкими. Но как точно мы понимаем, какой подвиг каждый из них совершил? На какие жертвы приходится идти тем, кто в зоне СВО сейчас?
Ребятам из кадетского корпуса, волонтерам победы, юнармейцам и активистам флагманской программы «Мы Вместе» представилась такая возможность. Их пригласили к откровенному разговору Герой России, командир добровольческого казачьего батальона «Сибирь» Олег Ликонцев и его заместитель Александр Кондрацкий. На СВО под Артёмовском 142 казака под командованием Олега Ликонцева 16 часов отражали атаку полуторатысячной группировки наёмников. За этот боевой подвиг Олегу Валерьевичу и присвоено высокое звание Героя России.
Вспомним героев
Батальон «Сибирь» отличается от других подразделений: он формируется из уроженцев нашего края – красноярцев, минусинцев, ужурцев, канцев. С добрых слов в адрес товарища и начал встречу Олег Валерьевич в молодежном центре «Защитник»:
– В этом зале в марте я провожал в последний путь своего друга Петю Циммермана. Он спас несколько наших братьев, приняв удар на себя. Прошу всех встать, почтить память его и всех погибших в зоне проведения СВО. Они – настоящие герои! Как и все те, кто там сейчас воюет. И слава Богу, что они там есть!
А после минуты молчания, оставшись стоять, он смял в руках кубанку и продолжил:
– Я Ликонцев Олег, мой позывной – «Кан». Я сам руководитель военно-политического клуба в Канске. Среди погибших из Канска – пять ребят, которые занимались у меня. Да, они герои. Но для меня это – невозвратная потеря. Так я стал добровольцем. Я снайпер. Это тяжелая работа. Но ни одного человека я не убил! Уродов убивал. Фашистов убивал. И буду убивать. Работа такая: очищать мир от грязи.
Они бьют по России, по нашей свободе!
И в полной тишине Олег Валерьевич рассказал о переломном моменте его пребывания на Украине, моменте, после которого он понял, что находится там не зря.
– Когда мы ехали к линии соприкосновения и проезжали мимо селений, видели детей, которые радостно махали нам. А позади них – бабушки, которые утирали слезы и осеняли нас крестным знамением. Проезжая Каховку, остановились возле магазина. Мы тогда экономили сухой паек, старались готовить сами, вот и заехали за продуктами.
Обратил внимание на девочку с мамой, платьице у нее так игриво на ветру развевалось. Она помахала мне с улыбкой, я еще детей вспомнил, которые провожали нас... Пошел в магазин, а сзади... взрыв. Ракета HIMARS. Меня взрывной волной откинуло, но цел остался, мои – тоже в порядке. Стали оглядываться по сторонам. Смотрю, у женщины головы нет. А девочка – без руки. Ее по-прежнему сжимает мама... Убитая... Разжать мамину руку я, взрослый мужик, так и не смог: так крепко она держала дочь.
Так вот: эти уроды не могли ошибиться, HIMARS летит в цель с точностью до метра, на три километра он не может промахнуться. В этом я уже успел убедиться. В Каховке на тот момент не было российских военных, значит, они специально били по гражданским. Раньше я слышал, что стреляют по мирным, а в тот момент – увидел это своими глазами.
В этом мне и в дальнейшем приходилось убеждаться не раз. Освобождали села и видели жертв нацистов: женщину с георгиевскими ленточками, с истыканными ножами лицом и телом, других убитых такими же зверскими способами. В том числе детей. Однажды я в бинокль видел, как к школе подогнали автобус, полный детей, загнали ребят в школу, а возле входа минометы установили, нас обстреливать. А мы сидели в окопах и ждали, пока у них снаряды закончатся. Потому что не можем мы бить по детям, понимаете? А они – били! И били не по Иванову, Петрову или Сидорову, а били по России, по русской свободе, той, какая у нас есть.
«Живой щит» используют только против русских
Слова командира позже подтвердил своим рассказом и Александр Кондрацкий с позывным «Баркас»:
– Это называется «живой щит», еще с первой чеченской операции. Тогда морская пехота подошла к населенному пункту, и душманы выставили вперед женщин и детей, направив их на морпехов. А сами затерялись в этой же толпе с гранатометами и минометами. И просто положили морпехов. Потому что те не могли стрелять, боясь попасть в женщин и детей. Эта тактика используется нашим противником против нас, русских, и сейчас. Потому что знают: русские не будут стрелять по женщинам и детям. У нас это в подкорке вырублено: мы защитники, а не детоубийцы. А противник этим пользуется.
Думаете, мы против украинцев воюем? Да там на 25 наемников 4 украинца в лучшем случае! Украинцев, даже мирное их население, сами же военные уничтожают. Помню, вошли в один населенный пункт, стали блокпост устанавливать, и в этот момент стали прилетать мины. Не по нам, а по мирным домам! Женщина одна подбежала к нам: «Как так-то, – причитает, – ведь они полтора дня назад у нас столовались!». Понимаете? То есть мирное население кормило наемников, парней им в отряд отдали, часть населения даже уехала с ними. А вот те, кто остался на родной земле, подверглись минометному огню!
Храп в ответ на предложение сдаться
По словам бойцов, о храбрости каждого из батальона «Сибирь» можно рассказывать часами. Но иной раз выручает и сибирский характер.
– Это не я получил звезду героя, а батальон, – признался Олег Ликонцев. – В том бою нас было 142 сибиряка против полутора тысяч наемников. И мы их сломили! Думаю, это тот самый дух сибиряков, который и в 1941 году помог нашим напугать фрицев. Потому что батальон – это одна семья, один характер, один удар на всех. В том бою я получил три ранения. Первым прилетел осколок в голову. Один братка перевязывает меня, а другой, увидев это, как закричит: «Казаки, батю ранило!» И мои ребята поднялись в атаку! Да, их было 142, а против них – 1500 наемников, но наши рвали их и метали! А я лежу и думаю: что это я лежу? Батю ранило, а я лежу! И пошел вслед за ними! Понимаете?
В том бою мы и в другом сибирский характер показали. На передней линии нас было человек десять, мы уже пять раз вызывали огонь на себя, за счет чего получилось выбить противника с некоторых позиций. Так вот, в какой-то момент все уже валились с ног от изнеможения. Наступило затишье. И тут с той стороны закричали на румынском: русские, сдавайтесь! Вы не представляете, что они в ответ услышали! Храп! Серьезно! Баркас сморился в окопчике и заснул, да так сладко, что храп его раздался на всю округу. Нас такой смех разобрал! Так вот, то ли громкий храп здорового мужика, то ли зычный ржач десяти мужиков в ответ на предложение сдаться, но что-то перемкнуло в головах нацистов, больше они в том бою на нас не наступали.
Сколько приходило к нам, столько мы там и оставляли
О том, что сибиряки народ дружный и отважный, говорил и тот самый Баркас – Александр Кондрацкий:
– В батальоне мы все – братья, независимо от партийной принадлежности или вероисповедания. Не надо никого упрашивать, ты точно знаешь: тебе всегда придут на помощь. Кстати, про тот бой под Бахмутом (Артемовском). Мы знали, что в том месте, куда нас отправили, будет прорыв – в северной части города. Ребята к тому времени у нас были подготовленные, боевое слаживание прошло. Бой начался с артобстрела, плотно обкладывали – мы даже головы не могли приподнять. Потом пошли танки, но не по нашей позиции, а по соседней. И Кан, наш командир, сообразил, что тот участок, на который пошла атака, оказался самым ослабленным. И решил им помочь. Мы находились от него в километре, причем этот километр проходил по лесополосе. Кан с ребятами рванул туда, меня оставил за старшего на своей позиции. Враг такого не ожидал, потому что он уже практически сломил соседний пост. Когда наши ребята выбежали на прорыв, там уже многие были мертвы.
О том, что происходило, мы узнавали от раненых, которые смогли пробраться к нам, чтобы сообщить: идет массированная атака, много трехсотых (раненых). А у нас на позиции доктор был, мы с ним туда, трех тяжелораненых вытащили. Те, кто мог передвигаться, вышли сами. И вот настал такой момент, когда у наших, которые штурмуют, кончился боекомплект. То есть они смогли занять позицию, а боеприпасы кончились, и им ни вперед, ни назад не выйти. Я собрал боекомплект, чтобы идти на помощь к своим. А раненых отправляю в безопасную зону, откуда можно практически домой ехать. Те ни в какую: мы, Баркас, с тобой пойдем, пацанов не оставим! У одного кровь из ушей течет, другой весь в крови, третий контуженный, не слышит ничего... Но стоят на своем! И ведь пошли, и благодаря им мы смогли доставить больше боеприпасов! Хотя мы шли по лесополосе под плотным обстрелом – нацисты видели, что мы передвигаемся, и палили по нам. Но нам удалось добраться до ребят. Наш пулеметчик нашел пулемет в одном из окопчиков, и всё возобновилось. Нам удалось прорвать кольцо противника, которое они практически уже сомкнули на этом участке. Более того, еще и отодвинули противника на 700 метров.
Все пацаны, которые там были, – герои! Никто не сбежал. Даже пулеметчик Филин, которому осколок челюсть раздробил, а он продолжил прикрывать ребят! А один даже с жизнью был готов расстаться, но не покинул свою позицию. Позывной – «Вася-актер». Его контузило. Когда же он пришел в себя и понял, что на позиции один, достал гранату, снял чеку, поднял руку и стал ждать, пока противник к нему подойдет. Хорошо, рядом оказалась наша диверсионная группа, забрала его с собой. Когда я его увидел, он даже говорить не мог: он ведь уже со всей родней в мыслях попрощался, готовился к смерти. Сейчас уже восстановился, и слух, и речь появились.
А потом, когда мы раненых отправляли домой, за машиной полетел дрон-камикадзе. Так один из раненых, с позывным «Поршень», увидел его и встал во весь рост, дрон влетел прямо в него. Да, он погиб, но спас 14 человек в той машине.
Все это – невыдуманные истории. В том бою мы потеряли 26 человек из 142. Тогда мы не знали, что против нас 1500. Мы даже не понимали, сколько их, скажу одно: сколько приходило к нам, столько мы на том участке и оставляли.
Правы ли мы...
Молодежь слушала не перебивая, а бойцы говорили и говорили, и, сами того не зная, отвечали на невысказанные вопросы.
– Если кто-то еще сомневается, правы ли мы... – словно выдохнул Герой России. – Наш батальон сформирован по принципу семьи. Каждый друг другу – брат. Мы не делимся на партии или национальности, я, кстати, считаю, что русские – это многонациональный народ, так что все мы – одна семья. Так вот, одному из братишек 71 год, у него и позывной – «Дед». И он воюет с 2014 года! Тогда в его дом прилетел снаряд. В это время в доме были его жена, сын с женой, внук... Есть еще братишка, который был в том злополучном одесском Доме профсоюзов. Когда он выпрыгнул из окна, его поймали и наживую все зубы выдернули. За то, что был в этом доме, за то, что не хотел жить по условиям украинских нацистов. Есть учитель физкультуры и учительница математики. У них одна беда на двоих: много лет назад оба лишились своих родных и близких из-за зверств фашистов. В этом году они поженились. Они хотят детей, хотят дальше жить, на своей земле. И воюют за это право. Потому что каждый заслуживает право жить в независимом государстве, право на семью и право на свободу.
Вот вы сейчас в безопасности, а в Крыму, Белгороде учеников уже перевели на удаленку, чтобы не подвергать опасности из-за постоянных атак дронов. Смотрю на вас и понимаю: вот ради ваших ясных глаз мы и воюем! Только что мне подарили самодельного Чебурашку. Спасибо большое! Я надену его на китель и буду воевать ради того человека, что смастерил его!
Зачем нужны самовязаные сети?
Когда речь зашла о гуманитарной помощи, Олег Ликонцев от души поблагодарил всех неравнодушных за помощь и поддержку, будь то вещи, маскировочные сети, свечи или деньги на покупку спецоборудования:
– Часто слышу: армия должна давать сети! Но не забывайте – мы воюем в век технологий. Дрон взлетает, «осматривается» – и всё, мы «попали»: «цифра» мгновенно вычисляет маскировочные сети по рисунку машинной вязки и сразу бьет по нам ракетами. А когда женщины здесь, на мирной земле, плетут сети, у каждой из них свой, особый рисунок, и вычислить его цифровые технологии не в силах.Нам нужны такие сети! Спасибо вам большое за них! Нам нужна гуманитарка, которую вы собираете. Я и сам это делаю, и очень рад, что за мои поездки по городам и селам собрал 550 тысяч рублей, на них нам сделают 11 дронов, которые спасут не один десяток наших ребят!
Я вообще считаю: когда каждый из нас поймет, что там идет настоящая война за суверенитет России, когда каждый будет помогать чем может, тогда и война закончится.
Когда закончится война
Александр Кондрацкий отметил письма и открытки детей, которые бойцы бережно хранят, напоминая им, ради чего стоит сражаться, кто ждет их дома:
– Письма, которые присылают нам дети, всегда с нами. Потому что в каждом из них есть то, ради чего стоит рисковать жизнью. Они согревают нас и помогают оставаться людьми. Из дома не пишут, они не знают, где мы находимся. А детские письма приходят с гуманитаркой. Да, они не имеют конкретного адресата, но каждый из казаков, читая письмо, понимает, что оно адресовано именно ему. Я храню письмо девочки из ДНР, ей 13 лет. В нем она спрашивает: как там мой дом, сохранился? А там не то что от дома, – от поселка ничего не осталось. А вот она – в безопасности, с семьей, в Белгороде. А еще эта 13-летняя девочка спрашивает: когда вы уберете этих фашистов с нашей земли, с нашей родной Украины? И я работаю над этим. Каждый день. Ради нее. Мечтаю свидеться с ней. Когда закончится война.
Материал опубликован в выпуске «Власть Труда» №39 (18.642) от 28.09.2023