Не знаю, сколько мне было лет, когда я впервые услышала высказывание о том, что «Любви все возрасты покорны». Может быть, десять, может быть, пятнадцать… Не помню. Но вот то, что в шесть лет я уже была влюблена, да к тому же «вусмерть», это я помню точно.
В то время я с родителями жила в большом, ожидающем присвоения статуса города, селе. Его длинная лента тянулась вдоль реки и нам, босоногим, приходилось наматывать за день по нескольку километров, бегая от подружки – к подружке, от магазина – к магазину.
Село наше, помимо того, что было удивительно красивым, утопающим в зелени, являлось ещё и районным центром, поэтому местные власти единогласно проголосовали за то, чтобы и улицы, и площадь были закатаны в безжизненный, свинцового оттенка асфальт.
Сельские модницы, обалдевшие от счастья по поводу свалившейся на них цивилизации, пытались весело цокать по нему каблучками-шпильками, но те, не понимая вполне оправданного желания хозяек, безжалостно вязли в податливой, плывущей под солнцем массе.
Модницы, забыв о том, что они уже почти городские, матерились смачно, по-деревенски и выплёскивали своё раздражение на загорелых, подвернувшихся под горячую руку, ребятишек.
Раскалённый асфальт был липким, жёг пятки и запах от него шёл совсем не такой как от тёплой пушистой пыли, которая когда-то покрывала сельские улицы.
Ах, как здорово было шлёпать по тем, мягким и родным дорогам… но… увы…
Нас безжалостно лишили этого удовольствия и потому-то мы, всеми правдами и неправдами, пытались сбежать из любимого, но изувеченного надвигающейся цивилизацией села. Сбежать туда, где гусиная травка на обочине, где орут, разбуженные первыми лучами солнца, петухи и где слышится «цвырканье» весёлых, бьющихся о стенки помятого подойника, молочных струек.
К бабушке…
Там и настигло меня первое «серьёзное» чувство.
Предмету моего обожания было так же, как и мне – шесть лет, но уже тогда он выделялся среди всех, даже старших мальчишек.
У кого самая меткая рогатка? У Митьки.
У кого самый «щёлкающий» кнут? У Митьки.
А самые большие гусиные перья?
Но самым главным признаком «крутости» мальчика служило наличие хвостов ящериц.
Мальчишки сушили хвосты пойманных ими ящериц на солнышке и, сделав из них ожерелье, с гордостью носили на шее.
И как вы думаете, у кого их было больше всего? Ну, конечно же, у Митьки.
В общем, как в мультике: Самый… Самый… Самый…
Вот таким-то, с гусиным пером в волосах и ожерельем на шее, предстал передо мной Митька – первый парень на деревне. И хоть особой красотой я не блистала, но сердца мальчиков завоевывала быстро и надолго. Конечно же, то, что я была новенькой, да ещё и из районного центра, играло немаловажную роль, и позволяло мне наслаждаться вниманием деревенских ухажеров.
В первую неделю нашего знакомства Митька занимался тем, что отгонял от меня назойливых поклонников, а вот потом, до самой осени, мы всецело принадлежали друг другу.
Не было ни одной берёзовой рощи, ни одной поляны и ни одной излучины реки, где бы не наследили наши маленькие ножки. Митька залазил для меня на самые высокие берёзы, ловил самых больших лягушек, купался в ледяной воде родника и… буквально заваливал цветами. Северный Казахстан невероятно богат разнотравьем. Порой и не вспомнишь сразу название всех растущих там цветов, но вот один, самый первый, подаренный мне цветок, я запомнила на всю жизнь.
Мы с Митькой сидели на лавочке, он рассказывал что-то очень смешное и вдруг, посреди рассказа, поднялся, отошёл к забору и, сорвав золотистый, на высокой-превысокой ножке одуванчик с серьёзным видом протянул его мне.
‒ Смотри, ‒ сказал он без тени улыбки. – Это ‒ маленькое солнышко. Солнышко, которое на небе, всех любит и всех греет. А это солнышко пусть будет у тебя, и ты будешь знать, что это я тебя всегда люблю и грею.
Я знала об этом и с нетерпением ждала новой встречи (что нисколько не мешало мне отвечать взаимностью однокласснику Сережке).
… Восемь долгих зим, пролетавших на удивление быстро, мы писали друг другу длинные-предлинные письма, а потом, на протяжении всего лета, не отходили друг от друга.
Но красавец Митька слишком рано повзрослел…
На своё четырнадцатилетие он получил от соседки, разведёнки Алёны, такой подарок, после которого держать за руку бестолковую девчонку было уже не интересно.
Надо отдать должное, Митька «пытался» сохранить нашу любовь, но после нескольких неудачных попыток затащить меня на сеновал, сдался и, помахав мне на прощание ручкой, растворился в объятиях более сговорчивых подруг.
К восемнадцати годам у Митьки было уже два сына и жена, старше его почти на пять лет…
А меня до сих пор греет мысль о том, что частичка меня осталась с ним на всю жизнь, ведь старшего сына, не смотря на сопротивление жены, он, храня память о первой любви, назвал Валькой.
Ну а я...
Я и сейчас, нет-нет, да и достаю старенький блокнотик, в котором лежит, как однажды выразилась моя дочь, зачуханный одуванчик, и с благодарностью вспоминаю вечно улыбающегося мальчишку.
Помнишь, Митя, мы на лавочке сидели?
Помнишь, в поле одуванчики седели?..
А дальше, увы, забыла... Но какая рифма-то замечательная была!!!
Спасибо тебе, Митька!