Очень хотелось Егоровне выдать свою Аньку за Серёгу Ефремова. Ефремовы были самой зажиточной семьёй в деревне и Егоровна мечтала породниться с ними. Спала и видела себя за одним столом с Петром и его заносчивой женой Пелагеей. К слову, Ефремовы и сами были не прочь заполучить в невестки ее Аньку. Сергуня их был парнем хилым, болезненным, каким то синюшным даже. А Анька у Егоровны, как говорится, кровь с молоком. Все при ней, грудь, бедра, румянец здоровый на щеках. Ефремовым как раз такая сношенька и нужна, сыновнину хилую кровь разбавить, да наследников здоровых народить.
Только вот незадача, сама Анька ни в какую, даже слышать не хотела о Сергуне. Как только ее мать не увещевала, толку не было. А все потому, что влюбилась девка. В Пашку этого, будь он неладен. Пашка, конечно, был парнем видным. И лицо и фигура, дай бог каждому. Плечи широкие, ручищи, как лопаты. На что уж Анька, девка не дохлая, так он ее словно пушинку на стог подкидывал. Одно Егоровне ну совсем не нравилось. Жил Пашка вдвоем с матерью, в избенке, наполовину в землю вросшей. Небогато жили, это мягко говоря. Голытьба голытьбой в общем.
-- И на что тебе этот Пашка сдался, -- пыталась образумить дочь Егоровна -- так и будешь всю жизнь крохи с чужого стола подбирать.
-- Любовь промеж нас, -- отрезала Аня -- поженимся мы. А что до богатства, руки ноги имеются, наживем все, что нужно.
Егоровна замолчала, поджала губы, стала думать, как ей ещё на дочь повлиять. Но не придумала ничего лучше, как к ведьме-шептунье пойти. Вдруг травок каких даст, чтобы Аньку с Пашкой в разные стороны развести.
У Ани уже который день разламывалась голова и в глазах пелена стояла.
-- Аньк, ты бы не ходила на свиданку то сегодня.-- отговаривала дочь Егоровна -- Вон, качает тебя из стороны в сторону. Никуда твой Пашка не денется.
Но Аня мать слушать не стала, она уже три дня не видела своего Пашеньку. Приоделась, косу заплела и пошла к мостику, где всегда с женихом встречалась. Идёт Аня и видит, на мостике Паша ее стоит. Да не один, с дамочкой какой то не местной. Держит ее за талию, нежно так и голову наклоняет, будто поцеловать хочет. Аня не сдержалась, вскрикнула. А Паша повернулся, смотрит на невесту, улыбается и продолжает дамочку ту обнимать. Развернулась Аня и домой побежала. Упала на кровать, рыдает, слезами заходится. Тут слышит голос жениха своего.
-- Егоровна, где Аня. Я ее битый час на мостике ждал. Так и ушел, не дождавшись.
-- В горнице Аня, -- поджав губы, Егоровна повела рукой -- только видеть тебя она не хочет.
Паша Егоровну подвинул, и в горницу.
Аня подняла на него заплаканные глаза.
-- Уходи, -- говорит -- видеть тебя не могу больше.
Пашка к ней и так и этак, а Аня все одно. Рыдает да прочь гонит. Парень понять ничего не может. Бился бился, плюнул, да прочь пошел. Не видели ни Пашка, ни Аня, как Егоровна за печкой довольно потирала руки. Паша, правда, приходил ещё раза два, поговорить хотел, выяснить все, да только Егоровна теперь стеной стояла, даже на порог парня не пускала.
-- Аня только только успокаиваться начала, -- говорила она Пашке -- не ходи, не мути воду. Другой ей люб.
А дочери каждый день говорила, что Пашка с заезжай девицей якшается, да не забывала дочку травами "успокоительными" потчевать. Так, потихоньку помаленьку, и обработала дочь Егоровна. От ревности и отчаяния согласилась Аня пойти за Сергуню Ефремова.
Через три дня Ефремовы сватов заслали. Пашка, как только узнал об этом, запил горькую, из дома выходить перестал.
А Аня стала по деревне ходить, подняв голову. Чтобы Пашка, да и все остальные видели, что не пропала она. Наоборот, скоро в дом самих Ефремовых войдёт полноправной хозяйкой. Только все равно не сдержалась. Как только Пашку опять в обнимку с этой девицей увидела, слезами залилась, да прочь побежала, не разбирая дороги. Так и ткнулась носом в грудь Лизаветы, Пашкиной матери.
-- Что это с тобой, девонька? -- удивилась Лизавета -- Бежишь, будто черта увидела.
-- Сына вашего увидела.-- вытирая слезы, говорит Аня -- Зачем он мне душу рвет, почему не уедет с девицей этой заезжей?
-- Кого кого ты видела? -- удивилась Лизавета -- А ну ка, пойдем со мной.
И Лизавета потянула Аню к своему дому.
-- Заходи. -- открыла перед девушкой дверь.
-- Зачем?-- упёрлась Аня -- Сейчас Пашка придет, с кралей своей, а тут я.
Но Лизавета силой почти в дом ее затолкала. Смотрит Аня, а на кровати Пашка спит, по виду пьяный вдрызг. И перегаром на всю хату воняет.
-- Ну?-- спрашивает Лизавета -- И кого ты, говоришь, видела? Он так три дня уже лежит. Опохмелится и снова заново. И девиц заезжих в нашей деревне, почитай, полвека не было.
Аня так и села. Понять ничего не может.
-- Как же так?-- спрашивает.
-- Опоили тебя, девонька, -- Лизавета рядом присела -- морок навели. А я все Пашку расспрашиваю, из за чего вы поругались, а он молчит. Думала, говорить не хочет, а он, значит, и сам ничего не знал.
-- Кому же это надо, морок на меня наводить?-- не поняла Аня.
-- А ты у матери своей спроси. -- говорит Лизавета -- Говорят, она к шептунье местной ходила.
Тут все у Ани и сложилось. И травки эти, успокоительные. И сваты от Ефремовых быстро так объявились. И со свадьбой до осени решили не ждать.
Аня матери такой скандал закатила, что та во всем призналась. Что она это морок на дочь навела, очень уж хотела за Сергуню замуж отдать. В пух и прах Аня с матерью разругалась, Сергуне от ворот поворот дала. С Пашей они помирились. Осенью свадьбу сыграли, а через год у них был новый дом и новый человек в этом доме. Маленький совсем, но очень крикливый.
