Горы не покоряются, горы позволяют нам тешить свое самолюбие. Эта мысль стучала в голове отбойным молотком. Зачем мне это? Я действительно хочу оказаться на вершине? Вопросы вертелись по кругу, врезались в тело, рождая сопротивление. Ноги становились тяжелее, а дыхание сбивалось. Но у меня есть силы! Я могу! Но хочешь ли? Отступила в сторону, пропуская тех, кто шел сзади. Нет, не хочу. Черные змейки людей тащились вверх, извиваясь по белоснежному склону. За спиной зияла зубастая пасть гор, подернутая синевой. Секунду назад только ноги, только бедра впереди идущего, только борьба с телом. Борьба, не дающая ощутить момент, не дающая поднять голову, и сказать: «Как же красиво!»
- Ты чего? – Саша возник рядом и вырвал из оцепенения.
- Я не пойду. Не беспокойся. Иди, - махнула в сторону вереницы, уползающей вверх. – Отстанешь.
- Ты уверена?
- Да.
Он посмотрел с недоверием, но затем быстро поцеловал в щеку и поспешил в хвост группы. Я стояла, немея от удовольствия. Через минуту подошел инструктор.
- Что случилось? – парень смерил меня взглядом.
- Не пойду. Не хочу.
- Тебе плохо?
- Нет, хорошо, - не смогла сдержать смех.
Он снял рацию с пояса и связался с Фомой.
- Один человек не хочет идти.
- Ему плохо?
- Говорит, что нет.
- А как выглядит?
- Хорошо все со мной. Просто я передумала. Не мое это, горы покорять.
- Пусть подождет, – послышалось из рации.
- Не надо группу задерживать. Сама спущусь.
- Сама? – переспросил инструктор.
- Ну а что тут идти? Люди снуют туда-сюда, как на рынке, и захочешь не заблудишься.
Парень посмотрел в сторону базового лагеря. Ряд пузатых бочек отчетливо виднелся внизу. Караваны навьюченных людей ползли вдоль протянутого троса по раскатанной ратраками дороге. Инструктор нажал на кнопку и опять связался с Фомой.
- Пусть ждет! - отрезал тот.
Я вздохнула, села на снег, раскинув ноги, и спросила:
- Долго ждать то? Вы оставите группу на двух инструкторов, только чтобы полюбоваться, как я жопой мну снег?
Он хихикнул, отошел в сторону и стал переговариваться с Фомой. Через минуту вернулся и дал указания.
- Иди вдоль дороги. Не сворачивай и кошки не снимай, а то поскользнёшься.
- Есть, сэр! - я встала, отряхнулась и тронулась в путь.
- И еще. Ты понимаешь, что послезавтра тебе нельзя будет подниматься на вершину? – крикнул он вслед.
- Конечно, – ответила я. Инструктор пожал плечами и пошел догонять остальных.
Вчера нас собрали в столовой. Мы расставили железную посуду на потертую клеенку и с нетерпением уставились в сторону походной кухни. Запах гречки с тушёнкой разносился по тесной бочке. Едва алюминиевая кастрюля взгромоздилась в центр стола, как все набросились на еду. Сухая гречка с тонкими волокнами жирного мяса была горячей, сытной и вкусной. Когда на лицах расплылись довольные улыбки, Фома театрально встал и взял слово.
- Ребята, завтра мы идем на скалы Пастухова. Это последний акклиматизационный поход перед восхождением. Кто не пойдет или не уложится в границы времени, на вершину не взбирается, – улыбки исчезали, недовольный ропот пронесся по бочке. Фома поднял руку призывая слушать. – Я знаю, многие слабо представляют, какие опасности могут нас поджидать. Эльбрус наивно считают простой горой, но это не так. В полдень вершину накрывают облака, мы должны успеть подняться до этого момента и начать спуск, иначе рискуем попасть в нулевую видимость. Я призываю вас понять, люди здесь погибаю. Честно ответьте себе на вопросы, для чего вы рискуете? Хотите испытать свое тело или увидеть вершину? Если ваша цель посмотреть на мир с высоты Эльбруса, выезжайте на ратраке в четыре. Он поднимет до скал Пастухова, дальше пешком. У вас будет шанс. Те же, кто хочет выйти из лагеря, вам придётся выступать в одиннадцать ночи, иначе не успеете. Будьте честны с собой, чтобы потом не расстраиваться. Конечно, я всем рекомендую ратрак, но не настаиваю. Помните, вы никому ничего не должны. Это только ваша дорога, - все притихли и стали переглядываться, – Вечером запишитесь те, кто поедет на ратраке. У меня все, – он сел и осмотрел группу.
Теперь спешить было некуда. Я с наслаждением вдыхала горный воздух. Он принял смирение и перестал рвать легкие в клочья. Вдоль натянутого троса вскарабкивалась очередная группа. Люди вязли в мокром рыхлом снегу, тяжело дышали, но делали шаг и еще шаг. Монотонно без остановок толкали себя вперед. Замыкал шествие инструктор. Он шел легко и подгонял последних, то подбадривая, то браня. За группой, в метрах десяти, взбирались еще двое. Один без ног, передвигался на надувной подушке. В каждой руке зажимал по миниатюрному ледорубу. С помощью них зарубался, а затем подтягивался. Передвигался медленно и тяжело, но неумолимо вперед. Рядом, пристально следя за подопечным, шествовал инструктор. Мне стало неловко откровенно пялиться. Когда они оказались рядом, я украдкой рассмотрела распаренное лицо и услышала глубокое дыхание. Вдох, два выдоха. Возможно, он один из немногих, кто действительно понимал цену происходящего на манящей вершине. Чем дольше я смотрела на сгорбленные фигуры, идущих навстречу, тем отчетливее ощущала жгучее чувство стыда. Хотя мне и раньше приходилось грести против течения, но эти люди были достойны уважения, они шли к своей цели. А я? Что это было? Трусость? Настроение резко ухудшилось.
Перед тем как подняться в базовый лагерь, мы жили у подножия горы. Каждый день, ранним утром, нас собирали и везли на акклиматизационные походы. Первый был подъем к обсерватории. Узкая дорожка вилась змейкой через негустую поросль деревьев и зеленой травы. Это была красивая дорога мимо водопада и лугов, словно взорвавшихся пестрыми красками. Добравшись до цели, утомлённые, вспотевшие мы любовались цепью гор и пили сладкий чай с протеиновыми батончиками. На спуске группу застал ливень. Крупные капли барабанили по курткам, освежая изнеможенные тела. В такие моменты понимаешь, что ты больше чем просто оболочка, ты часть чего-то великого. И все приобретает новый смысл, еда становится вкуснее, а сон спокойней и крепче.
Второй день был Чегет. Скалистый, с каменной насыпной дорожкой и пустынной холодной вершиной. Здесь мы с Сашей разделились. Он ушел вперед с сильной частью группы, а я плелась в хвосте. Мне нравилось идти одной. Слушать внутренний голос, а не голоса погонщиков. Отстающих было пятеро. Мы то обгоняли друг друга, то снова встречались на привалах. Несмотря на усталость старались не падать духом и смеялись над своей немощностью.
В бочках было пусто. Сбросив рюкзак, я взяла заготовленный для похода чай и пошла на скалы за лагерем. Там усевшись на большой валун, наблюдала за тем, как свет с тенью играли в догонялки на скалистых хребтах. Внутренний голос замолчал. Он перестал стыдиться, вопрошать, бахвалиться. Острое ощущение счастье заполнило под завязку бренное тело.
Группа вернулась после двух, усталые они раскидались по полкам и натужно дышали. Саша обнял меня:
- Ты не жалеешь?
- Нет. Я поняла, что цена выше, чем я готова заплатить.
Он улыбнулся и шепнул мне на ухо.
- Мечты должны быть у всех разные, иначе не о чем будет говорить.
На следующий день все пошли зарубаться на склоне. Одни почти сразу совладали с ледорубом, другие раз за разом беспомощно проскальзывали к подножию пригорка. Извалявшись в грязном мокром снеге и достигнув удовлетворительных результатов, разошлись. Вечером в бочке было тихо, все натужно сопели, силясь уснуть. Никто не болтал понапрасну, ведь ночью восхождения. В одиннадцать ушла первая партия. Остальные решили ехать на ратраке. Мы проснулись в темноте. Вся бочка зашевелилась. Люди шуршали собираясь, все так же молча. Копили силы. Я сидела на верхней полке и внимательно следила за тем, как Саша одевался. Он укутался до макушки и, нацепив рюкзак, подмигнул. Я накинула куртку и ежась от холода, побрела его провожать. Когда пришло время расстаться, мы крепко обнялись. Зажмурившись, вдохнула его запах и отступила. Он взгромоздился на сидение и помахал. Ратрак зафырчал и тронулся. Быстро удаляясь, совсем скоро превратился в маленькую светящуюся точку на фоне двуглавой горы.
Заснуть больше не удалось. Слоняясь по лагерю, то и дело смотрела на вершину. После двенадцати ее заволокли густые облака. Я вышла на камни у лагеря и стала ждать, чувствуя себя женой моряка. При виде первого ратрака сердце екнуло, но он шумно проехал мимо. Раз в полчаса прибывали новые партии, но среди одинаково одетых людей, моего не было. И все же я с надеждой вглядывалась в каждого. Паника сменилась безудержной радостью, едва знакомая, широкая улыбка расплылась на покрасневшем лице. Я бросилась обнимать Сашу.
Вечером мы сидели у огня и наблюдая за искрами. Они взмывали вверх и там гасли.
– Знаешь, на склоне я почувствовала, что нужно остановиться. Словно иду не своей дорогой. У тебя были такие мысли?
- Возможно… - неуверенно протянул он, а затем уточнил, - когда силы покидали, но затем открывалось второе дыхание и все сомнения испарялись. Мышцы, кости, разум - все становилось одним целым.
- Мне кажется, я поняла в чем дело.
- И в чем же?
- Люди идут в горы не для того, чтобы покорить вершину, а чтобы услышать себя. И кому-то для этого достаточно Чегета, а кому-то и Эвереста мало.
- Ты же мой философ, - Саша улыбнулся и поцеловал в нос. – Иногда люди делают что-то просто так.
- А я верю, что во всем есть скрытый смысл, - обняла его и посмотрела на звездное небо, нависающее над нами.