Найти в Дзене
Галерея "Artinvia"

Плод товарного фетишизма. Рынок искусства 20-е годы, XX века

Иллюстрация кадр из видео «Двенадцать стульев» (реж. Леонид Гайдай, 1971 г.), канал Киноконцерн «Мосфильм»
Иллюстрация кадр из видео «Двенадцать стульев» (реж. Леонид Гайдай, 1971 г.), канал Киноконцерн «Мосфильм»

Существует мнение, что феномен коллекционирования и сопутствующего ему арт-рынка был совершенно не характерен для России 1920-х гг. «Плод товарного фетишизма» и «индивидуалистической культуры», как описывает его П. Шульц в газете «Жизнь искусства» в 1926 г. был идеологически чужд идее государства на социалистических началах. Тем не менее, 2-я четверть 1920-х гг. оказалась временем возрождения самого собирательства. Однако для того, чтобы понять, почему так произошло, следует обратиться к предыстории данного феномена — к предвоенной ситуации Российской империи.

Belle Еpoque прославила столицу именами славных собирателей: братьев Морозовых, Щукиных, Рябушинских, И.С. Остроухова, П.М. Третьякова и т.д. Все же по наблюдениям А.М. Эфроса следовало предугадать грядущий кризис: несмотря на то, что количество предприятий в сфере торговли искусством возрастало, молодые собиратели не приходили на рынок. Выходило так, что ключевые московские коллекции к 1914 г были в значительной степени завершены, а новых не намечалось.

Столичные собрания отнюдь не ограничивались перечисленными именами. Как и содержание коллекций, социальный состав их владельцев был крайне неоднороден: они были помещиками, владельцами фабрик, торговых и транспортных предприятий и т.д. После 1918 г. происхождение стало играть все большую роль для получения определенного статуса в новом государстве. В качестве «спецов» крупные промышленники могли отправиться на завод, торговцы — в торговый кооператив или комитет по снабжению, представители интеллигенции или художники — найти место в университетах, музеях, в театрах и т.д.

Однако наряду с теми, кто получил работу в государственной структуре, были и те, кто не мог этого сделать. Бедственное положение ряда коллекционеров, связанное с утратой источника доходов (национализация банковских вкладов, промышленных предприятий, вдовство, сиротство) или получением недостаточной зарплаты, вынуждало их использовать для выживания собственные собрания.

Так, коллекция пряников А.В. Чаянова была съедена в голодные годы 1918-1919 гг.; А.А. Корзинкин продал мебель из собственного дома в театр, чтобы купить дров и выжить зимой 1919 г.

Важно отметить, что вскоре после Октябрьской революции с московского рынка ушли крупные коллекционеры: эмигрировали Г.А. Брокар, В.О. Гиршман, И.А. Морозов, Е.П. Носова, М.П. и С.П. Рябушинские, С.А. Щербатов; умерли П.В. Зубов (1921), А.Н. Ляпунов (1923), И.И. Трояновский (1928). В стране оставались наследники коллекционеров — Л.Л. Зубалов, П.С. Шереметьев, которые с 1917 г. не принимали активного участия в торговле на рынке и работали в музеях.

Прогулка по Москве 1920-х годов. Wikimedia Commons
Прогулка по Москве 1920-х годов. Wikimedia Commons

В период НЭПа торговые ограничения были ослаблены. 1922 г. вновь начали действовать аукционные залы и антикварные магазины, закрытые в связи с муниципализацией частных торговых предприятий в 1918-1919 гг. В газетах вновь начали циркулировать предложения о продаже предметов антикварно-художественной ценности. Так, в номере «Известий» за 29 октября 1922 г. можно встретить следующие предложения:

Картина XVII столетия, принадлежащая кисти фламандца Давида Теннирса младшего ценою 5 мил…дов. продается на Петровке, 19. кв. 15. Видеть с 2 до 8 ч.в.; Спешно продается коллекция картин русских и иностранных художников: Маковский Константин, Маковский Александр, Крачковский, Шульце, Гуверман, Казанов, Теньер и другие. Там же продаются ковры и бронза. Тверская, 17, магазин «Случайных вещей».

И наряду с владельцами небольших коллекций, собранных до революции, появлялись новые покупатели. Значительную их часть можно охарактеризовать как «новичков», объединенных желанием коллекционировать без понимания ценности предметов.

Однако были и другие сценарии. Случай В. Згуры (1903-1927 гг.) можно описать как пример «ученого собирателя». Отец юноши работал в комитете по снабжению, в связи с чем, сын не испытывал недостатка в деньгах. В юном возрасте он поступил в комиссию по охране старины, получив доступ к антикварно-художественному рынку на открытом воздухе и покупал предметы исключительно исходя из их исторической и эстетической ценности. Пример спекулирующего коллекционера можно обнаружить в сатирической литературе 1920–х гг. В частности, рассказ М. Зощенко «Горькая доля», построенный в форме писем девушки о череде сменяющих друг друга мужей, содержит следующую цитату:

Наши дела ничего. Мы немножко работаем на валюте и немножко на картинах. Конечно, наши дела могли быть и лучше, но ты сама понимаешь, можно ли сейчас работать при большевиках.

Примечательно также, что если ранее рынок был открыт, и «все в Москве знали, кто и что и зачем покупает», то в 1920-е гг. эта информация стала скрытой. Это обстоятельство можно объяснить, с одной стороны, страхом конфискации собственного имущества, а с другой — налоговой политикой РСФСР.

Прогулка по Москве 1920-х годов. Wikimedia Commons
Прогулка по Москве 1920-х годов. Wikimedia Commons

В январе 1923 г. власти начали взимать с граждан страны подоходно-поимущественный налог. Он взимался с совокупной стоимости имущества, превышающего 300 р. на человека, проживающего в квартире. В этой связи, коллекционеры, обладавшие весьма дорогими предметами, были вынуждены прятать их от фининспекторов и представлять подлинники прославленных авторов как копии, о чем в дневнике свидетельствует К. И. Чуковский:

Теперь каждый коллекционер картин прячет свои картины подальше, снимает их со стен, свертывает в трубочку, так как боится фининспектора, требующего, чтобы буржуи платили налоги. И вот один господин, у которого есть подлинная картина Айвазовского, очень больших размеров, позвал к себе Владимирова и попросил его покрыть подпись «Айвазовский» гуммиарабиком, а сверху красками написать: «Копия с Айвазовского», дабы обмануть фининспектора. До сих пор происходило обратное: на копиях писали: Айвазовский.

Таким образом, 2-я четверть 1920-х гг. представляют собой важный этап для существования московского коллекционирования. Продолжают жить владельцы небольших собраний, принимая участие на рынке как продавцы и покупатели; интеллектуалы, близкие к музейным институциям и торговым предприятиям, пополняют свои коллекции; спекулянты вкладывают в искусство в условиях отсутствия твердой валюты; а множество обывателей старается включиться в эту среду, что свидетельствует о возрождении моды на коллекционирование.

Статьи об искусстве. Художественная галерея artinvia.com

Понравилась статья? Ставьте лайк и подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить новые материалы.