The dog days are done
Can you hear the horses?
Because here they come
© Florence + the Machine
Говорят, под Новый год, что не пожелается – всё всегда произойдёт, всё всегда сбывается.
Вот и наша Машенька решила, что канун праздника – самое лучшее время для того чтоб поискать приключения на свою ж… женскую неугомонную натуру. Проводить время на даче с друзьями ей надоело – одна часть компании благополучно напились, другие не менее успешно съели тот шашлык, который не был похож на уголь, третьи орали в бане (один бог знает что там происходило и почему народ так визжал).
В общем, лучшей идеей Машеньки стало пойти к замерзшему озеру и демонстративно там погулять. Она громко хлопнула дверью, принципиально «перепутала» свой телефон и взяла с собой мобильник своего молодого человека, который был в числе посетителей парной.
Почему бы и нет. Пусть ищет её сам!
Машенька так решила и ушла гулять.
Спросите, почему же она – Машенька, а не Мария Николаевна, раз уж она взрослая и парень есть? Ну это да… но у Марии Николаевны как бы нет права на чудо и шалости, она должна быть ответственной и серьёзной! А у Машеньки еще есть возможность… хотя бы на что-то. Не письмо из Хогвартса, конечно, не Ночной дозор или попаданство в какую-то фэнтезю в духе янг-эдалт, но… что-то, а? Может историю какую? Или сказочку? Вырастать она не хотела и надеялась впрыгнуть в последний вагон уходящего поезда чудес. И очень надеялась, что что-то эдакое с ней обязательно приключится, если она будет звать себя «Машенькой»!
Идти вокруг озера оказалось долго, холодно и не так интересно. Никто за ней не бежал, не выкрикивал её имя и вообще. Темно. Лес. Напряжно.
Возможно, стоит-таки вернуться? Проведя быстрые переговоры со своей совестью, гордостью и желудком (выпитые кола и виски давали о себе знать) девушка круто повернулась и очень решительно и быстро зашагала обратно к дому. Как ей казалось.
Хотя она не уверена, что раньше тут было так скользко, и дерево повалено, и вот этот камень большой и…
— Ай!
Вжух.
Загребая снег за шиворот, в рукава, рот и нос, Машенька лихо летела вниз по склону, пища на высокой ноте.
— Ай чтоб вам всем… было… что-нибудь! - вопила девушка, уткнувшись носом в траву.
Зеленую, сочную траву. Березки листьями шумят, осинки трепещут, молодая ёлочка – опять же. Стоит себе ёлочка. И чистое летнее небо с ярким солнцем. Такого в Ленобласть давно не завозили.
— Кажется, в «коле» был не только вискарь, - пробормотала она, боясь нарушать какую-то неестественную летне-оптимистичную атмосферу. Вдруг она заговорит громко и наваждение исчезнет! Не… оно странное, конечно. Но приятное.
— А может я ударилась головой и лежу там в сугробе? – Машенька ущипнула себя за щеку, бок, дернула за локон. Больно, выглядит глупо, а еще совершенно бесполезно. – Что ж, глюки так глюки. Когда ещё я в лето попаду?
Довольно легко согласилась она, стянула с себя пуховик, обвязав его рукавами вокруг талии, и пошла по тропинке. Она, конечно, не Элли и это не дорога из желтого кирпича, но… других вариантов тут не было, а ломиться в лес совсем уж наугад ей не хотелось. А тут какая-никакая дорожка. Может туристы протоптали, может грибники… да мало ли.
— Какие еще туристы в моём сне –галлюцинации? Машенька, ты серьёзно?.. да ладно!
Тропинка кончилась быстрее чем хотелось бы. Как-то... очень быстро. Словно кто-то перемотал серию сериала. Но… к чему она привела!
Внезапный белокаменный дом в два этажа.
Красивый, стильный, без лишнего «пафоса». Кажется, его владелец в детстве наигрался в «Sims 3» и ничего не пытался компенсировать – никаких тебе высоченных заборов, огромных клуб, километровых террас или еще чего.
Просто… дом.
Единственной яркой деталью был алый мотоцикл. Просто невозможно вырвиглазно-красный байк у входа. В этом она не разбиралась, но выглядел «конь» красиво. Лаконично, сдержанно, но очень… внушительно. Только гравировка на боку казалась аляповатой.
А собственно… почему бы и?.. Девушка взобралась на байк, покрутила «ручки», откинулась назад, представила себя эдакой гонщицей на трассе –только она, дорога и ветер в лицо.
Байк клёвый. Немного ретро, наверное. Но очень стильный. Хотя эта надпись непонятная:
— Белл… ай! – на макушку упала тяжелая капля. Кап… кап.. кап кап кап кап!
Всё вокруг мигом пожелтело. Т.е. деревья – разом переоделись в золотую, рыжую и алую листву. Пожухла трава.
Машенька попыталась слезть с байка, как он… покатился вперёд! Девушка испуганно взвизгнула и соскочила в одну сторону, мотоцикл повалился в другую, чавкнув грязью.
Неловко вышло.
За него она потом извинится, конечно, если будет перед кем. Может даже помыть если нужно!
Но это потом, а сейчас … она обошла дом вокруг, позаглядывала в окна, постучала в дверь. И ничего. И никого.
— Эй! Есть тут кто?
Но… тут есть люди, у людей есть техника. Возможно, они потом вернутся домой и ей подскажут что это за место, как она тут оказалась и куда идти дальше. Некрасиво так делать, конечно, вдруг обидятся и расценят как проникновение со взломом… но, не торчать же ей тут. Тем более, что мокнуть под дождём совершенно не хотелось, а порывы ветра заставили девушку закутаться в пуховик.
В лицо прилетел желтый клиновый лист. Шлёп!
Ну, знаете ли!
Возмущенно то ли фыркнув, то ли сказав что-то вроде «пффффф», она толкнула незапертую дверь.
Большая гостиная-кухня была довольно стильной, хотя сам стиль она определить не смогла бы.
Тут вам и черный разожженный камин, и какие-то доспехи (она во всём этом не разбиралась) на манекене в углу. То ли медные, то ли ржавые. В пятнах. Старьё. Но симпатично, антуражно.
На стене над белым диваном – вышитая карта мира. Часть рисунка странно порвана – висят нитки. Часть утыкана белыми маленькими булавками-флажками. Изогнутая лестница вела наверх к четырём запертым комнатам. Их она осмотрит потом. Всё равно там пусто.
А сейчас, как бы ни было ей стыдно – а ужасно хотелось есть.
Круглый стол в середине комнаты оказался сервирован на троих, хотя было место и для четвертого, его белый стул вплотную приставлен к столу.
Три других стула были чуть отодвинуты, белые тарелки – пусты. И только у одной стояли старомодные весы с блюдечками и набором гирек.
— Зожники везде, просто восхитительно.
Но почему бы и да? Так она хотя бы будет знать, сколько именно съела и как много должна хозяевам. Найдя в холодильнике какое-то вяленое мясо, сыр и вино, Машенька нарезала чуть засохший хлеб, тщательно всё отмеряла на весах и соорудила нехитрый бутерброд.
Сидеть на стуле, что стоял ближе к камину было неудобно – несмотря на потрескивающий огонь, стул казался очень холодным и неприятным, хотя был обшит тонкой … кожей? Второй стул был каким-то жестким, ровным. Прям хотелось вытянуться по струнке, быстрее поесть и уйти. А она не хотела ходить, она устала.
Третий стул, который стоял у тарелки с весами, в целом был нормальным. Хотя… узковат, что ли. Даже с её некрупными габаритами сидеть было не очень удобно. Но мягко. И на том спасибо.
Памятуя историю с байком, трогать четвёртый она не стала. Мало ли что отвалится?
Какая-никакая еда и тепло камина её разморили и начало бессовестно клонит в сон.
— Если играть в Машеньку и четырёх медведей, то уж до конца! – решила девушка и поднялась на второй этаж. Четыре спальни были пронумерованы. Но не по порядку, а как-то… странно. На каждой висела табличка с надписями. Числа были у всех разные, но повторялась фраза "иди и смотри".
Первой она открыла комнату № 19 – и тут же закрыла. Затхлость больницы, ни с чем несравнимый аромат лежалого тела, лекарств, спирта, безнадёги. Комната пустовала давно, судя по пыли. Над кроватью висел плакат нарисованный тушью – человек в короне с непонятными чертами лица, половину которого скрывала медицинская маска.
В № 25 было аскетично. Рабочий стол у окна, на нём - фигурка черной лошадки и тарелка с яблочным огрызком. «Умные» весы у узкой кровати. Так себе.
Комната № 22 напомнила комнату брата после армии. Одеяло свернуто в рулон, черные ботинки в углу, шведская стенка с турником (на его ручке висит алый шлем). Красные шторы, книги в шкафу «стратегия и ведение боя» – единственное, что она разобрала. Другие языки были не знакомы. На свободной стене приколоты рисунки оружия разных эпох. Красивые. Но спать в комнате такого человека было как-то не по себе.
Номер последней комнаты Машенька не разобрала, но, как ни странно, она оказалась приятнее прочих – спокойные сероватые тона, а в приоткрытое окно залетает свежий воздух и редкие снежинки. На улице валил снег.
У кровати, пахшей сосной (почему-то напоминала по запаху то ли баню, то ли просто свежее спиленное дерево) стояли скромные белые тапочки. На тумбочке – библия.
Решив, что на этом её полномочия всё и это последний возможный и самый подходящий вариант – Машенька провалилась в сон.
Её разбудили ругань и крики. Слов она разобрать не смогла, но вскочила на постели сразу же и, почему-то, закрылась в комнате.
Вся глупость и абсурдность ситуации медленно, но верно до неё доходили.
Она завалилась в чужой дом, объела их, залезла в каждую комнату, и уснула в чужой постели!
Ужас!
Рациональность и здравый смысл покинули девушку и… не придумав ничего умнее, она сиганула в окно. В огромный высоченный сугроб, который намело за то время, что она спала. Как ей удалось ничего не сломать? Бог знает. Но удалось. Хотя это же сон?
Опять нахватавшись снега и окончательно проснувшись и взбодрившись, девушка оббежала дом и подошла к уже знакомому входу. Даже внутренне успокоилась. Это же её приключение, её сказка! Её… уместно ли шутить про «Кто в теремочке живёт?» или сразу спросить по медведей?
Но дверь открыли прежде чем она успела постучать.
И Машенька шагнула назад.
На неё смотрели три высоких, каких-то совершенно одинаковых мужчины. И в каждом было что-то пугающее. Брюнет, рыжий и седой. Одинаковые черты лица лица и темные глаза, только у рыжего – шрам на полщеки, а брюнет совсем худой, с нездорово впалыми щеками. Седой был какой-то грустный и уставший.
— П-привет, я М-машенька, – только и проблеяла девушка.
— Да уж мы знаем.
Рыжий было шагнул вперед, но седой его удержал.
— Ты спала в моей постели.
— И ела из моей тарелки.
— И уронила мой байк!
— Я не хотела!
— Тебя вообще не должно быть здесь. Кто ты? Что ты здесь делаешь?
— Я… мы новый год праздновали с друзьями… я… шла и потерялась, а потом вот и тут… извините.
Мужчины переглянулись.
— А какой год встречаете?
— Так это… год тигра… ну то есть две тысячи двадцать второй год.
— А, не интересно, рановато. Пойду поем, – махнул рукой брюнет, возвращаясь в дом.
— А мне – самое время! – разулыбался рыжий и подмигнул как-то разом помрачневшему седому. – Ладно, Машенька, давай я тебя подброшу домой. Нам с тобой по пути, мне туда тоже надо.
— С-спасибо, – только и пискнула она.
— Ещё встретимся, – кивнул седой, закрывая за ними дверь.
Девушка прошла за рыжим, словно не веря что это всё как-то да происходит и скоро закончится, она будет дома, её отвезут и всё будет хорошо. Тишь, гладь, мир, новый год.
— К-красивый байк!
— О да, люблю его. Мой верный красный конь! Давай, запрыгивай сзади, держись крепко. Вместе быстро доедем. Тебя – домой, а я дальше по делам. Как там у вас кстати, обстановочка? Тишина? Чума прошла?
— Что? А? Да, "корона" почти закончилась.
— Ну и отлично, значит точно, мне пора.
Маша похолодевшими пальцами вцепилась в мужчину, прижимаясь щекой к его спине. И зачем-то спросила:
— А что за гравировка на байке? Его имя или что-то вроде?
— Да, что-то вроде. Bellum*.
* bellum (лат.) - "война"