Сегодня мы будем обсуждать мою самую любимую тему на Земле. Поговорим о мёртвых матерях. Но не мёртвых в физическом смысле, а мёртвых в эмоциональном, психологическом смысле. Впервые это понятие было предложено в 1980-х годах блестящим психоаналитиком Андре Грином.
Сегодня мы будем обсуждать нарциссических матерей, пограничных матерей и психотических матерей. Поговорим о том, как они влияют на своих несчастных потомков.
Мёртвые матери – это тема сегодняшнего видео. Она разделена на две части. Первая часть – для непрофессионалов, где я собираюсь рассказать о влиянии таких матерей на всю последующую жизнь их детей. Говоря «на всю последующую жизнь», я имею ввиду, что это никогда не исчезнет. А затем я углублюсь в психоаналитическую конструкцию мёртвой матери. Итак, две части. Одна для непрофессионалов, другая для профессионалов. Это мой обычный коктейль.
Тем из вас, кто хочет узнать больше о концепции мёртвой матери, я рекомендую книгу Андре Грина «НАРЦИССИЗМ ЖИЗНИ, НАРЦИССИЗМ СМЕРТИ». В этой книге есть глава под названием «МЁРТВАЯ МАТЬ». Книга была опубликована в 2001 году издательством Free Associations в Нью-Йорке.
Ещё одна отличная книга, на мой взгляд – это «Мёртвая мать» (работа Андре Грина в новой библиотеке психоанализа), автором которой является Грегорио Кохон. На самом деле эта книга предшествовала книге Андре Грина. Она была опубликована в 1999 году.
Теперь, прежде чем мы продолжим, вы не должны путать «мёртвую мать» с «мёртвым отцом». Понятие «мёртвый отец» впервые было предложено Джойс МакДугалл в 1989 году.
Она ввела это понятие в психологическую литературу. Но это не то же самое, это не дополнительная часть к мёртвой матери. Здесь речь идёт о реально умершем физически отце. Она говорит: «Корни как сексуальных отклонений, так и творческих способностей могут часто быть связаны с ранней психической травмой, такой как смерть отца. Оба являются способами преодоления повреждения, нанесённого разуму».
Это было первоначальное предложение понятия «мёртвый отец». Затем Лила Калинич, Стюарт Тейлор и другие в 2005 году расширили его. Сделали его более метафорическим и, следовательно, приблизили к конструкту мёртвой матери. Но понятие «мёртвый отец» всё ещё относится к отцам, которые не выполняют родительские функции или отказываются от них. Отцы-бездельники, если хотите. И это, конечно, влияет на потомство.
Я рекомендую вам посмотреть мои видео о роли отца в раннем детстве. Это кардинальное отличие от роли матери. Роль отца менее важна в раннем детстве, чем роль матери. Поэтому, эффект влияния мёртвого отца на потомство, другой. Я бы не сказал, что он минимальный. Но он другой.
Вернемся к нашей теме «Мёртвой матери». Андре Грин придумал эту концепцию в 1980 году, чтобы описать эффекты воздействия на потомство матерей, которые не могут обеспечить то, что матери должны обеспечивать. Сюда относится преданность, бескорыстие, прощение, помощь в выживании, успокоение, питание, безопасная база, любовь, которая, в основном, безусловна, хотя и с элементами дисциплины. Причина, по которой матери не могут предоставить всё это, заключается в том, что такие матери поглощены своим собственным внутренним миром скорби, ангедонии, депрессии, мёртвости, самовлюбленности, нарциссизма, и, может быть, психоза.
Такие матери воспитывают детей, которые позже, становясь взрослыми людьми, также не могут предоставлять эти функции своим детям. У них нет альтруизма, нет заботы о других, нет щедрости, нет эмпатии, нет функциональных объектных отношений и нет способности развивать межличностные отношения. Мы обсудим это позже. Я, просто, надеюсь, что вы не станете «мёртвыми зрителями» к концу этого видео.
Комплекс мёртвой матери – это клиническое состояние. И оно включает в себя раннюю и разрушительную идентификацию ребёнка с фигурой депрессивной и эмоционально недоступной матери (мёртвой матери в метафорическом смысле). Комплекс мёртвой матери включает в себя мать, которая была изначально эмоционально вовлечена в её ребенка, но затем переключилась с эмоционального отклика на эмоциональную отстранённость. Может быть, она пережила потерю, может быть она в трауре, может быть она стала более нарциссичной, может быть она столкнулась с неблагоприятными жизненными обстоятельствами. Кто знает?
В какой-то момент она перешла от полностью хорошей матери к полностью плохой матери. Если использовать живописный образ Мелани Кляйн – она перешла от «хорошей груди» к «плохой груди». Такой переход абсолютно разрушительный. Это главный двигатель патологического нарциссизма. Патологический нарциссизм – это реакция на произвол, капризность, непредсказуемость, неопределенность, отсутствие безопасной базы, чувство незащищённости, которые порождаются матерью. Ещё сюда добавьте прерывистое подкрепление: горячо-холодно, люблю-ненавижу и двусмысленность.
Отсюда создание в ребёнке гипербдительности, необходимой для выживания. Ребёнок постоянно и непрерывно мониторит мать, со страхом ожидая её переходов из одного состояния в другое. Когда ребёнок не может восстановить ощущение какой-то связи, он внутренне усваивает жёсткость матери, её безразличие, её отсутствующее эмоциональное ядро, её пустоту. А это то, что мы называем нарциссизмом.
Нарциссизм, в этом смысле, является расстройством привязанности в сочетании с фантазийной защитой. Потому что не быть привязанным к собственной маме – это очень болезненно. Это способствует непрерывному процессу скорби, печали и длительному расстройству горя.
А это создаёт в ребёнке своего рода депрессию. Защита от этой формы депрессии заключается в том, чтобы делать вид, что он – это не он. Ребёнок делает вид, что это не он, а кто-то другой, ложное «Я». Ложное «Я» находится в шаге от вас. Вы можете представить его как экзоскелет или жёсткую границу, которая не позволяет миру перейти её. Потому что мир будет восприниматься как враждебный, опасный и, прежде всего, болезненный. Мы обсудим всё это в части для профессионалов, когда я проанализирую концепцию «мёртвой матери» Андре Грина. Нарциссизм – это комплекс «мёртвой матери».
Но кто это такие мёртвые матери? И почему они мертвы? Каким образом они приобретают свои разрушительные качества, похожие на смерть? Есть три типа мёртвых матерей, на которые я хочу обратить внимание. Хотя, есть много других типов мёртвых матерей. Я хочу выделить пограничную мать, нарциссическую мать и психотическую мать (с психотическим расстройством).
Пограничные матери нестабильны во многих областях, нестабильны в межличностных отношениях. У них есть нарушение идентичности. Их самооценка колеблется, настроение быстро меняется, а эмоции зашкаливают то вверх, то вниз. Ценности и убеждения меняются с одних на другие. Они импульсивны. Такая крайне нестабильная, колеблющаяся, лабильная среда воспринимается ребёнком, как зловещая, угрожающая, и небезопасная.
В отсутствие безопасной базы, ребёнок не может отделиться от матери и исследовать мир, потому что он боится, что как только он закончит исследовать мир, мать исчезнет. Если коротко, то есть проблема с постоянством интроекта. Ребёнок не может внутренне осознать мать, превратить её во внутренний объект и доверять ей. Или доверять тому, что она всегда будет рядом с ним. Я использую мужской род, но вы можете легко заменить его на женский. Мужчины и женщины равнозначно представлены в кластере расстройств личности «БИ».
Небезопасная мать вызывает тревогу у ребёнка. Тревожный ребёнок не может справиться с миром, не может отпустить маму, иногда физически обнимая её за ноги, не отпуская её, бросается в истерику, когда она хочет уйти. Это чувство отсутствия безопасности следует за ребёнком во взрослую жизнь, формируя в нём избегающий стиль привязанности.
Ребёнок боится потери, предвидит потерю, катастрофизирует потерю. Это та потеря, в которой ребёнок почти уверен. Пограничная мать – это мать, которой вся психодинамика крутится вокруг двух проблем. Это страх отвержения и страх поглощения. Страх отвержения вызывает у неё тревогу, и страх поглощения вызывает ту же тревогу. Из-за этой тревожности такая мать становится приближающе-отдаляющейся. Она говорит ребёнку: «Не бросай меня. Ты убьёшь меня, если бросишь меня. Я умру».
Поэтому ребёнок не решается отправиться на поиски, не решается выйти из дома, чтобы встретить других людей, чтобы общаться со сверстниками. Взаимодействие со сверстниками очень важно, например, для получения жизненных уроков. Такой ребёнок остается дома и становится маминой дочкой или маменькиным сынком, потому что ребёнок воспринимает отвержение мамы как что-то действительно злобное и зловещее. Мама ведь так говорит.
Но когда ребёнок пытается быть близким с матерью, любить её, заботиться о ней, показывать эмоции, то в ход вступает её тревога поглощения или слияния. Единственный способ, которым она общается со своим ребёнком – это слияние, проникновение в ребёнка. Вдруг она чувствует, что ребёнок поглощает её. Она чувствует себя подавленной, задушенной, задыхается от присутствия ребёнка. Поэтому она отвергает ребёнка.
Это снова вызывает у ребёнка тревогу. Конечно же, ребёнок становится отражением матери. У него тоже развивается страх отвержения. В общем, эти нестабильные и интенсивные межличностные отношения между матерью и ребёнком, характеризуются чередованием крайностей от идеализации до отвержения. Отвержение катастрофично для ребёнка. Оно разрушает его способность регулировать своё чувство собственного достоинства, самооценку, самоуверенность и, в конечном счёте, понимание себя. И наконец, это порождает у ребёнка нарушение идентичности. Нет ядра идентичности, там никого нет.
Мать высасывает ребёнка изнутри, через то, что не позволяет ему определить свои границы через её взгляд. Материнский взгляд позволяет ребёнку понять, что вот это мама, а это я. Она смотрит на меня, потому что я вне её. И её взгляд говорит мне, что я не она. Таким образом, я могу индивидуализироваться, я могу сепарироваться, я могу стать самим собой.
Взгляд матери – это первая граница и первая периферия зарождающегося чувства осознания себя. Итак, нарушение личности матери, её собственное нестабильное представление о себе, заражает ребёнка и не даёт возможности создать ему стабильное ядро.
Вы ведь знаете моё мнение, что я не верю в такую вещь, как «Я», но я верю в такую вещь, как самоощущение. Хоть это и обманчивое решение, но оно полезное. Что происходит с таким ребёнком, который подвергается воздействию пограничной матери? У такого ребёнка множество состояний «Я», которые не сливаются, не согласованы и нет эффективного общения друг с другом. В общем, такой ребёнок становится диссоциативным.
Диссоциация – это защита от боли и страдания. В случае ребёнка, диссоциация сохраняет отдельно друг от друга состояния «Я» или самосостояния, для того, чтобы некоторые из них были лучше подготовлены к поглощению эманацией матери. Сюда входит ангедония, депрессия, горе, боль и страдание.
Пограничная мать – это больная мать. Такая мать, также, импульсивна, саморазрушительна, самоповреждающая, саморазрушающая, причиняющая боль. Очень больно наблюдать за такой матерью, которая пьёт, которая злоупотребляет наркотиками, которая приводит домой незнакомых мужчин и спит с ними перед ребёнком, которая всегда без гроша, потому что она безрассудная транжира, которая опасно водит машину, обжирается и просто смотрит бесконечные телешоу. Ребёнок является немым свидетелем – свидетелем сошествия матери в ад. Но он любит свою мать. За этим процессом больно наблюдать.
Примерно одиннадцать процентов пограничных женщин пытаются покончить жизнь самоубийством. Теперь представьте себе мать, которая постоянно говорит о самоубийстве, о суицидальных идеях. Мать, которая наносит себе увечья. Это невыносимо для ребёнка, это ад, это бесконечный кошмар. Повторяющееся суицидальное поведение (жесты или угрозы), членовредительство в различных формах – это плод кошмара, сюрреалистические вымыслы. И ребёнок не может проснуться до тех пор, пока не умрёт.
Аффективная нестабильность пограничной матери является результатом реактивности настроения.
Реактивность настроения простыми словами – это взлёты и падения, циклические и интенсивные. Сюда относится эпизодическая дисфория, также ошибочно известная, как депрессия, раздражительность, тревога и, даже, кратковременные психотические эпизоды. Во время этого настроения, во время катания на американских горках, мать становится очень угрожающей, зловещей сущностью, ужасом, своего рода монстром. И ребёнок прячется в углу, закрывает глаза, сводя себя к минимуму, как животное, которое сталкивается с хищником.
Мать становится источником страха, а не источником утешения. И, конечно, это создаёт диссонанс, как отмечали многие учёные.
Потому что, по сути, мать должна утешать, успокаивать ребёнка, обеспечивать чувство безопасности и стабильности. Ребёнок не может обратиться за этим к кому-то ещё. И, тем не менее, ребёнок знает, что, если он попытается получить эти блага от матери (я имею ввиду стабильность и безопасность), мать взорвётся. Часто непредсказуемо и язвительно. Мать уничтожит его, уничтожит его психологически, а иногда и физически.
Поэтому, ребёнок оказывается в ситуации приближения-избегания. Постепенно он учится отрицать себя, опустошать себя, чтобы не существовать: «Если я не существую, тогда мне не смогут причинить вред». Это послание ребёнка переходит и во взрослую жизнь. Он говорит себе: «Я не здесь. Я – это ложное «Я». Я – это фантазия. Я – это то, кем ты хочешь видеть меня. Я созависимый или пограничный. Меня здесь нет, потому что это ты владеешь моим разумом, не говоря уже о моём теле».
Стратегия, которую развивает такой ребёнок – это стратегия самоотрицания. Послание самому себе, что я – это отсутствие, а не присутствие, я – это небытие.
Даже заявление грандиозного нарцисса – это заявление о том, что он и есть весь мир, является компенсаторным процессом. Глубоко внутри никого нет дома. Пограничная мать выдалбливает своего ребёнка. Она как огромный экскаватор. Выкапывает душу ребёнка и выбрасывает её, как мусор. Такой ребёнок никогда не вернёт свою душу. По крайней мере в том состоянии, в котором она у него была до того, как мать вырвала её у него. Это хроническое чувство пустоты также описал Андре Грин. Я об этом буду говорить во второй части.
У матери вспыхивает неуместный, сильный гнев. У неё проблемы с контролем гнева. Гнев проявляется очень часто в виде ссор и скандалов. Ребёнок относится к матери, как к хулигану, как к сумасшедшему человеку, как к преступнику. Очень страшно находиться с ней рядом. Это создаёт параноидальные мысли, связанные со стрессом, гипербдительность, диссоциацию, которые отражают мать. Такова пограничная мать. И таковы её потомки.
Всё, что я только что описал, переходит во взрослую жизнь. У пограничных матерей дети вырастают и становятся нарциссами, созависимыми или пограничниками. Влияние пограничных матерей на детей гораздо больше, чем влияние нарциссических матерей. Оно сравнимо с эффектом влияния психотических матерей. Вот почему я начал с пограничных матерей.
Давайте теперь рассмотрим влияние на ребёнка нарциссической матери. Нарциссическая мать является полной противоположностью пограничной матери. Пограничная мать использует ребёнка для саморегулирования. Она навязывает ребёнку родительские функции, инструментализирует и объективирует ребёнка. В этом смысле пограничная мать слишком сосредоточена на ребёнке. Ребёнок получает слишком много внимания. В каком-то смысле это подобно гиперрефлексии при психозах.
В случае с пограничной матерью, ребёнок находится в эпицентре смерча или урагана, который кружится вокруг него и хочет поглотить. С нарциссической матерью всё наоборот. Ребёнок не получает внимания, игнорируется, подавляется, пренебрегается. Нарциссическая мать погружена в себя. Она вращается вокруг себя. Она – это единственный объект в её мире. Она солипсистка.
Там больше никого нет. Она преобразовывает внешние объекты (включая собственного ребёнка) во внутренние объекты, интроекты.
Она делает скриншот собственного ребёнка и продолжает общаться только с внутренним объектом. И сейчас это положение является досадной ситуацией, известной, как УЛОВКА-22.
Потому что она идеализирует ребёнка, который является внутренним объектом, она обрабатывает этот скриншот при помощи фотошопа. И если ребёнок отклоняется от этого внутреннего объекта, если ребёнок противоречит внутреннему объекту, показывает какие-либо признаки автономии, независимости, или свободы воли – это приводит нарциссическую мать в ярость. И она ужасно наказывает ребёнка. Ребёнку нельзя сепарироваться. Потому что сепарированный ребёнок не соответствует внутреннему объекту. А это угроза внутреннему равновесию в уме нарциссической матери.
Нарциссизм – это всеобъемлющая модель грандиозности в фантазии и поведении. Грандиозность, конечно же, является когнитивным искажением. Потому что мать заставляет ребёнка стать источником ресурса. Она настаивает на том, чтобы ребёнок подтверждал и отражал её грандиозный, надутый, фантастический конструкт, нарратив, выдуманную историю о том, кто она есть.
Так что – это очень принуждающая среда. И, если ребёнок не справляется с лестью, восхищением, то тогда он плохой. Постепенно ребёнок становится поставщиком ресурса и родителем его матери. Снова повторю, что местоимение можно заменить с «он» на «она».
Грандиозность искажает весь мир. Сознание матери – это ошибка, глюк. И так как ребёнок в первые 36 месяцев своей жизни получает доступ к миру практически исключительно через виденье матери, то он получает искажённое, дефектное представление его реальности. Он усваивает нарушенный тест на реальность. Ребёнок также усваивает, что его существование зависит от взгляда матери. Ребёнок учится тому, что существовать – это значит быть замеченным. И да. Он становится нарциссом.
Эта деформированная реальность, конечно, приводит ребёнка к неправильному принятию решений. Это неправильное принятие решений сохраняется во взрослой жизни. Например, при выборе партнёра. Ребёнок также учится связывать мир с его матерью, потому что, как я уже сказал, изначально ребёнок находится в симбиозе с его матерью, являясь одним целым.
Всё определяется взглядом матери, включая знакомство с миром. У матери нет эмпатии и она не может понять глубокое чувство мира собственного ребёнка. И снова всё это потому, что ребёнок понимает себя и мир через мать. Отсутствие эмпатии у матери означает, что ребёнок не может сочувствовать самому себе. Ему нужна эмпатия матери, чтобы вообще приобрести эмпатию, включая эмпатию к самому себе. Поэтому он не может сочувствовать другим и, конечно же, в первую очередь самому себе. Он неправильно воспринимает свои собственные потребности и эмоции. Из-за того, что он постоянно терпит неудачу относительно понимания собственных эмоций, в конечном итоге такой ребёнок просто расстаётся со своими эмоциями.
Он отрицает себя. И, как следствие он создаёт ложное «Я». Ложное «Я» целенаправленное, оно там, во вне. Это часть художественной литературы, которую легче воспринимать. А позже, гораздо легче стать этим самым ложным «Я». Истинное «Я» нельзя понять. Нарциссическая мать не в состоянии дать ребёнку самые основные инструменты оценки внутреннего состояния. Другими словами, она препятствует развитию внутренней рабочей модели в теории разума собственного ребёнка.
Дети нарциссических матерей ничего не знают о других людях. Но ещё меньше они знают вообще о мире. Оставаясь солипсистами, точно, как их мать, они вращаются вокруг себя, закручиваясь в чёрную дыру саморазрушения.
Мы упоминали грандиозность, которая является чувством собственной важности. Нарциссические матери преувеличивают достижения и таланты, ожидая признания. Хотя у них нет вообще соответствующих достижений. Они манипулируют и часто достигают успеха в своём желании признания. Но ребёнок гораздо лучше впитывает эту фальшивую биографию, чем настоящую. Притворство предпочтительнее правды. Ложь гораздо удобнее, чем правда (или неудобная правда).
Нарциссическая мать учит ребёнка тому, что внешний вид имеет гораздо большее значение, чем сущность. И если чего-то внешнего не хватает, то всё, что вам нужно сделать – это притвориться, что это всё у вас есть. Это такая подготовка ребёнка нарциссической матерью в будущем стать мошенником. Такая мать занята фантазиями о неограниченном успехе, власти, блеске, красоте или идеализированной любови. Она инструментализирует ребёнка, она пытается заставить ребёнка осуществить эти мечты. Она использует эмоциональный шантаж. Она говорит: «У меня были такие большие надежды по поводу тебя! Я не могу их осуществить, но ты можешь сделать это для меня».
Таким образом, появляется связь в виде инцеста между нарциссической матерью и ребёнком.
Ребёнок становится продолжением матери. И, когда мы становимся одним целым с другим человеком, становится много сексуального напряжения между нарциссической матерью и ребёнком. Исходя из этого, взаимодействия между нарциссической матерью и её детьми, являются истерическими взаимодействиями. Мать считает, что она особенная и уникальная. Она соприкасается или связана с высоко поставленными людьми с особым статусом. Только очень немногие могут понять, кто она и что она может предложить. Она часто жалуется на то, что её дискриминируют, завидуют, сбивают с пути те люди, которые намного хуже её.
Ребёнок учится тому, что мир – это опасное место для тех, кто превосходен и является гигантом. Это цена, которую нужно заплатить за какие бы то ни было достижения. Ирония заключается в том, что это создаёт в ребёнке извращённый стимул. Ребёнок говорит: «Получается, если я действительно достигну определённых целей, тогда люди попытаются меня сбить. Они попытаются уничтожить меня, они будут ненавидеть меня, они будут завидовать мне. Но если я просто притворюсь, что достиг успеха, тогда, может быть, никто не будет завидовать мне. Потому что я буду играть в игру под названием «подделка» без каких-либо реальных достижений».
В итоге мать создаёт псевдо-человека, имитацию, пародию на человека, карикатуру в действии. Этот карикатурный ребёнок (позже взрослый) требует чрезмерного восхищения, предъявляет свои права. Мать также предъявляет свои права. Она предъявляет право на безудержное восхищение собой собственным ребёнком, предъявляет право на физическое постоянное присутствие ребёнка рядом. Её ожидания от ребёнка неразумны. Она требует к себе хорошего отношения, автоматического соблюдения правил. И так далее.
Ребёнок учится подчиняться. Или подчиняйся, или умри. Потому что нарциссическая мать считает, что если ребёнок ей не подчиняется, не удовлетворяет её потребности, не угождает ей – то это всё равно, что мёртвый ребёнок. У неё нет необходимых ресурсов (эмоциональных или каких-либо других), чтобы вкладываться в кого-то, кто не является идеальным и превосходным источником нарциссического ресурса. Ребёнок учится приспосабливаться в соответствии с ожиданиями матери под страхом смерти.
Только представьте себе, как это действует на ребёнка. Это жернова между умом нарциссической матери и умом ребёнка. В любом случае ребёнок пребывает в симбиозе с матерью, примерно до 36 месяцев. Практически, они делят один разум на двоих. Не полностью, конечно, но практически. А в случае с нарциссической матерью это слияние разумов продолжается бесконечно. Нет сепарации, нет индивидуации.
Ребёнок остается плодом воображения такой матери. Позже, когда этот ребёнок становится взрослым, он ошибочно идентифицирует существование в чужом сознании, внедрение в чей-то разум. Нарциссы, точно так же, как и пограничники, существуют только через сознание других людей. Они паразиты. Это тот урок, который преподаёт нарциссическая мать своему ребёнку. Она говорит: «Ты существуешь только тогда, когда ты обслуживаешь мой разум, только тогда, когда ты являешься частью моих мыслей, только тогда, когда ты являешься моим продолжением. В противном случае – ты не существуешь».
Такая мать эксплуатирует личность ребёнка. Она использует ребёнка для достижения своих целей. Она не хочет или не может признать, или идентифицировать себя с чувствами и потребностями ребёнка. Поэтому, ребёнок учится не иметь чувств вообще, и не иметь потребностей. Он учится самоотречению. Не думайте, что нарциссические техники принуждения служат для самоудовлетворения. Нарцисс не удовлетворяет себя. Он удовлетворяет жестокого хозяина – его ложное «Я», которое часто связано с жестоким внутренним критиком.
Таким образом, ребёнок нарциссической матери учится отрицать свои потребности, устранять свои желания, подавлять любые нужды, которые у него могут быть. Фактически, ложное «Я» – это его мать. Он создаёт ложное «Я», чтобы оно напоминало ему мать. Ложное «Я» богоподобное, всемогущее, всезнающее, никогда не ошибается, точно, как мать. А ещё оно жестокое, требовательное и бессердечное, как его мать.
Это прерванный процесс внутренней идентификации. Вместо того, чтобы создавать интроект матери (что невозможно, потому что у условной матери нет постоянства объекта, даже когда мать нарциссичная), ребёнок делает то, что создаёт внешний интроект. Этот внешний интроект – это его ложное «Я». Ребёнок, превращённый в нарциссического взрослого, воспринимает ложное «Я», как интроект, как внутреннюю логику.
На самом деле – это не так. Это его мать, которая всё ещё здесь, но претворяется, что она там. Это порочно, это буквально злобно. Такая мать завидует другим людям. Она верит, что другие люди завидуют ей. Её ребёнок не является исключением. Она конкурирует со своим ребёнком, она завидует своему ребёнку, она препятствует своему ребёнку, она делает ребёнка саморазрушительным, ненавидящим и презирающим себя. Нарциссизм является компенсаторной функцией.
Такая мать будет конкурировать со своей дочерью, пытаясь понравиться, например, бойфренду дочери. Она будет конкурировать с творчеством собственного ребёнка. Будет использовать собственного ребёнка для увеличения собственного статуса в школе или университете. Она высокомерна и надменна как в поведении, так и во взаимоотношениях. Многие нарциссические матери постепенно становятся скрытыми, инвертированными нарциссами. Таким образом, они наслаждаются славой собственного ребёнка, они настраивают ребёнка на получение ресурса, а затем они похищают этот ресурс и убегают с ним.
Если ребёнок знаменит – значит и мать знаменита, так как является матерью знаменитого ребёнка. Она знаменита благодаря ребёнку. Ребёнок становится всего лишь каналом во внешний мир, присоской, через которую высасывается нарциссический ресурс из окружающей среды.
Симбиотическая связь между разумом матери и разумом ребёнка, а затем разумом взрослого человека, который вырос из такого ребёнка, никогда не разрывается и никогда не исчезает. Но это тема для другого видео.
Нарциссическая мать навсегда колонизирует разум своего ребёнка через такие процессы, как дрессировка. Это уникальное явление, коллективный разум. Явление, которое требует своего лечения. Достаточно сказать, что ребёнок наблюдает за миром через глаза своей матери. Это жутко. Это напоминает фильм Хичкока «ПСИХО», вышедший в 1960 году.
Всегда, когда вы посмотрите в сторону нарцисса, и встретитесь с ним взглядом, то на вас будет смотреть его мать. В этот момент вы имеете дело с его матерью. Она никогда не уходит. Она там. Её щупальца, похожие на осьминога, повсюду.
Этот вирус продолжает диктовать свои правила в жизни нарцисса. Но у него, также, есть удивительные когнитивные артефакты и эмоциональные последствия. У нарцисса нет возможности получать доступ к позитивным эмоциям. Это всё из-за процесса колонизации. И снова хочу сказать, что это тема не для сегодняшнего видео.
Давайте поговорим о психотической матери. Психоз – это общий термин. На самом деле – это семейство расстройств, известных как психотические расстройства.
Сюда входит шизофрения (самое известное расстройство). Но есть и другие психотические расстройства. Даже шизотипическое расстройство личности является психотическим расстройством.
Это аномалии, связанные с бредом, галлюцинациями, расстройством мышления и речи, дезорганизованным или аномальным двигательным поведением, иногда кататоническим синдромом.
Это то, что мы называем «отрицательными симптомами». Бред – это фиксированные убеждения, которые не поддаются изменению в свете противоречивых доказательств. Бред может быть референтным.
Например, «Они говорят обо мне». Ещё бред может быть соматическим, религиозным, параноидальным или грандиозным. Такая мать создаёт альтернативную вселенную, альтернативный мир, в котором мать и ребёнок против всего мира, практически всегда враждебного. Иногда это мать, ребёнок и бог против враждебного мира. Это коалиция, включающая в себя ребёнка (в большинстве случаев), а иногда и самого бога.
Таким образом, эта коалиция готова бороться со злом. Она включает в себя убеждения, которые диктуют определённое поведение, убеждения в заговоре во многих случаях. Ребёнок учится, ребёнок растет в менталитете осады, где все и всё подозрительно, ничто не является тем, чем является. Так что есть проблема с реальностью. Ребёнок начинает верить в скрытый подтекст. Эта реальность, по сути, фантастическая, вымышленная. И ребёнок находится больше в нарративе, чем в реальности.
Другими словами, нарратив для него намного реалистичен, чем сама реальность. Он погружается в бред. Галлюцинации подобны переживаниям, которые происходят без внешнего стимула.
Когда ребёнок очень маленький, мать, у которой есть галлюцинации, попытается убедить ребёнка, что это не галлюцинации. Что у неё есть особые способности каким-то образом видеть и слышать то, что другие люди не видят и не слышат. Таким образом – это форма самовозвеличивания, основанная на реальном опыте. Галлюцинация воспринимается психотиком, как реальность. На самом деле – проекция внутренних объектов на мир. Это гиперрефлексия. Это зеркальное отражение нарциссизма.
Нарциссы интернализируют внешние объекты. Психотики экстернализируют внутренние объекты. Ребёнок (особенно очень маленький ребёнок) убеждает себя, что мать права, она является существом высшего класса. Она видит и слышит реальные вещи. Но только она может видеть и слышать их. Так что, эта дуальность превосходного существа, у которого есть привилегированная информация, идёт с таким ребёнком рука об руку на протяжении всей жизни.
Ребёнок может стать, например, яростным религиозным фанатиком, или тем, кто верит в теории заговора, или тем, у кого развивается параноидальное расстройство личности. Речь и мышление матери дезорганизованы. Она переключается с одной темы на другую. Это явление известно, как сход с рельсов или свободные ассоциации.
Она отвечает на вопросы, которые только косвенно связаны с темой или совершенно не связаны с ней. Это явление известно, как тангенциальность.
Речь такой матери настолько неорганизованная, что напоминает афазию.
Это бессвязность, словесный салат. Да, словесный салат относится к психотическим расстройствам. Нарциссы не занимаются словесным салатом. Так что, уважаемые эксперты, изучайте психологию.
Речь такой матери специфична. И поэтому ребёнок учится декодировать и расшифровывать мать. Её речь и мышление ухудшают эффективное общение. Ребёнок заменяет понятия, спекулирует. А позже учится конфабулировать.
Он устраняет пробелы, находит смысл в своём уме, создаёт правдоподобные сценарии, нарративы. Он занят спекуляцией большую часть времени. Это создаёт в ребёнке гипнотическое или подобное трансу состояние.
Такой ребёнок (в последствии и взрослый человек) тоже будет погружён в себя, пытаясь понять мир. Постепенно ребёнок ошибочно примет тот факт, что единственный смысл находится только внутри него. Только то, что находится у него внутри, имеет смысл. Только его внутренний мир организованный, коммуникативный, а не хаотичный. Мир, который во вне – прямая противоположность.
Ребёнок учится быть шизоидом. Он учится быть самодостаточным, самостоятельным, солипсистом. Потому что он верит, что мир сумасшедший, хаотичный, бредовый, лишённый всякого смысла. В мире, который во вне, нет смысла. Весь смысл исходит изнутри. Ребёнок погружается всё глубже и глубже в себя. Это подходит под описание такого ребёнка, у которого мать проявляла грубость, неорганизованное или аномальное поведение. Таким примером является кататония.
Негативные симптомы очень распространены при психотических расстройствах. Особенно при шизофрении. Они включают в себя уменьшение эмоционального выражения, уменьшение проявления аффекта. То, что мы называем аволицией.
Это как уход, как самоотрицание. Это как не быть. Но не просто не быть, а демонстративно не быть. Это похоже на то, как мать стреляет в себя. Это не кататония, которая требует физической неподвижности. Это эмоциональная кататония, если хотите. Мать перестаёт быть. Она не взаимодействует с ребёнком эмоционально, не выражает эмоции, она лишена воли. Нет ничего, что может мотивировать её изнутри. Она становится безвольной, избегает зрительного контакта. Интонация её речи очень монотонная. Движения рук, головы и лица, которые, обычно, придают речи эмоциональный окрас, исчезают. Язык тела приглушён.
Мать начинает напоминать робота. Очень простого робота с очень примитивным программным обеспечением. Она просто сидит в течение длительного времени, проявляет мало интереса к участию в социальных мероприятиях. Также такой матери присущи ангедония, асоциальность и логия. Логия – это снижение речи, ангедония – это снижение способности испытывать удовольствие, а асоциальность – это явное отсутствие интереса к социальным взаимодействиям. Такая мать отстраняется, она изолирует себя, она часто не моется в течение нескольких недель.
Ребёнок наблюдает за всем этим. Он подвергается всему этому. Мать исчезает понемногу, как Чеширский Кот. Вы знаете, что, когда Чеширский Кот исчезал, то оставалась одна улыбка. Это самое ужасное, что только можно себе вообразить, потому что мать исчезает постепенно, по частям.
И это неизбежно. Ребёнок ничего не может с этим поделать. Только представьте себе то чувство беспомощности, безнадёжности, последующей тревоги и депрессии.
Я рассказал о типах мёртвых матерей и их влиянии на их детей. Это была часть для непрофессионалов. Отвлекитесь от сточной канавы и можете дальше не продолжать просмотр видео. Но если вас интересует комплекс мёртвой матери по Андре Грину, тогда оставайтесь со мной и продолжайте просмотр.
Он предположил, что мы узнаём о комплексе мёртвой матери через то, что называется «трансферная депрессия». Трансферная депрессия в терапии – это повторение детской депрессии, которая очень часто не осознаётся. В кабинете терапии наблюдается некоторая депрессия, инфантилизм, регресс в поведении и проявлении эмоционального аффекта.
И вы видите, что пациент, находящийся в депрессии – это ребёнок. А это, как говорил Андре Грин, доказывает то, что в жизни данного пациента была мёртвая мать. Это является существенной характеристикой такой депрессии. Такое случается с человеком, находившемся в присутствии объекта, который сам был погружён в траур. Данный вид депрессия является отражательным, рефлексивным или вторичным.
Ребёнок считает свою мать (или мёртвую мать), человеком в трауре. Для него – это скорбящая мать, мать, которая погружена в себя, потому что она скорбит. Потому что, у ребёнка очень примитивные способы интерпретации мира. У него нет жизненного опыта. Он бинарный.
Он знает только: «Я чувствую себя хорошо» или «Я чувствую себя плохо», «Мама чувствует себя плохо, мама скорбит, мама горюет». И ребёнок, через зеркальное эмпатическое отражение, начинает её отражать. Буквально, становится ею. Это симбиоз на данном этапе. Вы помните, что ребёнок – это единое целое с матерью. Она что-то говорит, он что-то говорит. Она в депрессии, он в депрессии. Это трансферная депрессия.
Причины этих траурных состояний могут быть разными. Но мать не признаёт их, не говорит о них, не общается на эту тему. Это эмбиент, атмосфера вокруг матери.
Мать, как объект, очень угрожающая, потому что с ней что-то происходит. Мать то тонет, то исчезает, то избегает, то причиняет боль. И ребёнок не может понять этого, потому что мать ничего не говорит ему. Это необщительная, холодная, жестокая мать. И это та самая мать, с которой ребёнок слит и с которой он идентифицирует себя.
Она жёсткая – и он становится жёстким, она безразличная – и он становится безразличным, она холодная – и он становится холодным. Это результат процесса катексиса и декатексиса.
Ребёнок пытается удержать мать. Он любит её. Он пытается внушить ей свои новые эмоции. Но мать только отвергает и расстраивает его. Я отсылаю вас к работам Дональда Винникотта. Это британская школа объектных отношений 1960-х годов.
Мать создаёт шизоидное ядро, потому что она отвергает и расстраивает ребёнка. Он учится отдаляться эмоционально от неё. Декатексис – это ужасный, жестокий процесс. Ребёнок любит мать больше всего на свете. Вы знаете, что мать – это весь мир. Декатексис – это отвод собственных эмоций от матери, избегание матери. Далее ребёнок будет избегать и весь мир.
Ребёнок просто убивает себя, не так ли? Он полностью уходит от мира, потому что мир разочаровывает и отвергает его, мир холодный, бесчувственный и жестокий. Когда ребёнок убивает себя – это вообще неприятное действие. И снова ребёнок пытается приблизиться к матери. Это называется репарацией.
Это очень распространенно на этом этапе. Ребёнок приближается к матери для возмещения ущерба, но продолжает быть отвергнутым. Мать эгоцентрична, нарциссична, непостоянна, погранична. Её больше нет. Она где-то летает в облаках, она психопатична.
Ребёнок продолжает быть отвергнутым, разочарованным, заброшенным, забытым. Репарация не удаётся. У ребёнка развивается глубокое чувство беспомощности, бессилия и угрозы. В какой-то момент эти чувства становятся доминирующими. Как можно выжить в таком состоянии? Вы не можете. Вам нужно защищаться от этого. Потому что, если ваше состояние ума такое, то лучше бы вам вообще не иметь ума. Это создаёт сложные защиты. Такие защиты зеркально ассоциируются с отказом от матери, и с бессознательным отождествлением себя с мёртвой матерью.
С одной стороны, ребёнок отстраняется от матери, забирает свои эмоции, больше не пытается связаться с ней, не пытается привязаться к ней, не рассматривает её как безопасную базу. А с другой стороны, он всё ещё нуждается в ней. Он всё ещё любит её, всё ещё зависит от неё. Поэтому он интернализирует её. Это компромисс: «Я не буду пытаться связаться с моей матерью в реальности, потому что это больно. Вместо этого я буду пытаться связаться с моей матерью внутренне, потому что я контролирую внутреннее пространство. Я не буду ранен. Или, по крайней мере, я могу минимизировать боль».
Конечно же это – нарциссическое решение. Скриншот, интроекция. Результатом этого процесса является психическое убийство матери. Здесь нет никакой ненависти. Это просто необходимость. Ребёнок должен убить мать через интернализацию её, через объективацию её. Она становится внутренним объектом, и он забирает её жизнь. Потому что его контроль над внутренним объектом тотальный. Она больше не имеет права жить в каком-либо смысле, кроме как с его разрешения.
Ребёнок становится богоподобным, грандиозным. Но это же мать. Поэтому ребёнок не может сделать это явно или агрессивно. Материнское страдание запрещает любое выражение агрессии. Если вы отвергаете мать и говорите, что вы убьёте её, если вы агрессивны по отношению к матери, она будет ещё больше отвергать вас. Это гарантирует материнское отчуждение. И это то, чего ребёнок не хочет. Поэтому, весь процесс интернализации матери, убийства матери внутри себя, происходит тайно и секретно.
Ребёнок учится скрывать секреты от матери. Он учится строить альтернативную вселенную, в которой находится мать, как внутренний объект. Но настоящая мать не имеет доступа к этой альтернативной вселенной. Поэтому, ребёнок становится солипсистом. И вот вы видите зачатки патологического нарциссизма. Поэтому, я считаю, что комплекс мёртвой матери является критически важным для формирования нарциссизма. Гораздо более важным, чем многие вещи, предложенные Фрейдом. Вот почему я продолжаю упоминать мёртвую мать во многих своих видео.
Модель объектных отношений разрушена. Вместо этого у них есть то, что мы называем периферическим катарсисом.
Они привязываются к людям, которые не угрожают, не являются значимыми или не являются источниками нарциссического ресурса. В центре есть чёрная, всепоглощающая дыра, и вы окружаете её периферией людей, которые не могут вам навредить, потому что они не имеют большого значения. У них нет силы. Вы не даёте им власть. Вы не испытываете эмоций или эмпатию. Вы используете их как инструменты. Вы объективируете их так же, как вас объективировала ваша мать.
Это тихое разрушение не позволяет ребёнку создавать объектные отношения с людьми. Он не может преодолеть внутренний конфликт с собственной матерью. Он не может открыть путь к связям, которые укрепили бы его способность преодолеть конфликт. Ребёнок создает щит, который предотвращает доступ к конфликту.
Таким образом, ребёнок раздваивается на две части: в одной части ребёнка существует неразрешённый конфликт с матерью, а в другой части ребёнка есть фальшивая ложная версия, которая взаимодействует с людьми, которые никогда не будут матерью, которые никогда не получат власть, какую мать имела над ребёнком. Ребёнок пытается исцелить первую часть, ту часть, которая связанная с конфликтом. Он пытается объединиться с заменителями матери. Это вы – интимные партнёры нарцисса.
Единственное, что остаётся в жизни взрослого нарцисса – это тупая душевная боль, ощущение пустоты и невозможность связываться, привязываться или любить любой объект. Ничего. Я не могу рассказать вам, что это за чувство. Такое ощущение, что тебе нужно всё время держать себя в руках, иначе ты распадёшься на молекулы и рассыплешься по полу и никогда больше не соберёшь себя обратно. Это как быть Шалатем-Болтаем на постоянной основе.
Ненависть так же невозможна, как и любовь, кстати. Вместо ненависти нарцисс обесценивает. Ребёнок, который вырастает, и становится нарциссом из-за влияния мёртвой матери, не имеет ничего общего с любовью или ненавистью. Он имеет дело с функциями: «Она может мне служить. Или она не может мне служить. И если она не может мне служить – она мешает мне целенаправленно. Она бесполезна. Её нужно утилизировать». И это то, что многие жертвы не могут осознать.
Они не настолько важны, чтобы их ненавидеть. Так же, как они не настолько важны, чтобы быть любимыми. Они ничто, они инструмент, функция, нарратив. Жертвы не понимают, что они никогда не были чем-то важным для нарцисса. Нарцисс не способен испытывать глубокие эмоции, включая ненависть. Он способен испытывать зависть, гнев. Но ненависть является противоположностью любви. Принцип амбивалентности не позволяет ему испытывать ни первое, ни второе.
Он отбрасывает вас холодно и расчётливо. Вы – кусок мусора. Скажите, пожалуйста, кто ненавидит мусор? Таким образом, нарцисс чувствует, что невозможно что-то получать, не чувствуя себя обязанным отдавать что-то взамен. Я знаю, что это противоречит всему, что вам говорят самозваные эксперты. Обратите внимание на самозванцев.
Нарциссы транзакциональны. Я только что сказал, что вы ничто, кроме как инструмент или функция. Таким образом, на этапе бомбардировки любовью, нарцисс заключает с вами сделку: «Я буду твоей матерью, ты будешь моей матерью». Двойное материнство. Позже он предложит вам деньги или свободу. Вы можете делать всё, что вам нравится с кем угодно. Это также форма взятки.
Нарцисс подкупает вас, чтобы вы были в его жизни. Потому что, он вырос в среде, где для того, чтобы получить внимание собственной матери (не говоря уже о любви), ему нужно было что-то сделать. Он ожидает того же самого от вас и от себя. Это сделка, бизнес. Вот почему нарциссы шокированы, когда их бывшие близкие партнёры злы на них. Они искренне не понимают, что они сделали не так. Была сделка, они выполнили свою часть сделки, почему другая сторона злится? Всё это происходит потому, что нарциссы не могут вводить в калькуляцию межличностных отношений, например, эмоции. Нарциссы не хотят быть должны, даже если речь идёт о мазохистическом удовольствии.
И, если возникает ситуация, когда они получают больше, чем дают – они обесценивают вас. Да, я знаю, что это противоречит всему, что вы слышали. Так что всё, что вы слышали – неправильно. Одна из основных причин, из-за которой нарцисс обесценивает вас, заключается в том, что он начинает чувствовать, что вы превосходите его, что вы в каком-то смысле имеете преимущества перед ним.
Может быть, вы более регулируемы, может быть, вы более самостоятельны. Но, может быть, вы даёте ему больше, чем он может дать вам. Поэтому, он находится перед вами как бы в долгу. А это значит, что его позиция ниже.
Мёртвая мать повсюду. Она как бы захватила ребёнка и сделала его своим пленником. Отсутствующая, мёртвая мать верит, что, если она заставляет ребёнка скорбеть, скучать по ней, то это самый надёжный способ удержать его рядом возле себя. Это форма эмоционального шантажа. Таким образом, она принуждает ребёнка находится в состоянии длительного горя.
Избегание, пренебрежение, игнор, наказание, унижение, стыд, шантаж, внедрение чувства долга (если ты этого не сделаешь – я умру) – все эти техники предназначены для того, чтобы вызвать у ребёнка ощущение того, что мать маняще близка, но недостижима. И горе, которое возникает в результате таких манипуляций, такое же сильное, как любовь и ненависть. Оно связывает людей вместе. Единственный механизм привязанности – это доверие мёртвой матери.
Она всю свою жизнь скорбела и привязывала ребёнка к себе. Вы помните, что она нарциссична.
При такой развивающейся клинической картине, ребёнок не может понять причины всего этого. Для него весь мир выглядит совершенно сумасшедшим, бессмысленным, в котором творится произвол и, следовательно, такой мир несёт в себе угрозу.
Ранее я упомянул, что есть такой вид депрессии, как трансферная, инфантильная депрессия. Это потеря смысла, чувство невозможности восстановить оплакиваемый объект, пробудить потерянное желание и страсть к общению с этим объектом. Скорбь не только по потерянной матери. Это скорбь по потерянному потенциалу сблизиться с матерью, по потерянному потенциалу стать тем, кем вы могли бы стать. Это многочисленные слои скорби, которые повторяются с точностью во взаимоотношениях с нарциссами.
Иногда есть существенное осознание, которое вытесняет источник конфликта во внешний мир. Ребёнок обвиняет себя в неудаче субъективного всемогущества во взаимоотношениях. Он обвиняет себя в том, что не смог связаться с матерью или прикоснуться к ней. Он пытается компенсировать это. Потому что это невыносимое чувство, когда ребёнок испытывает вину и стыд за то, что не смог заставить мать любить его.
Он укрепляет своё всемогущество в других областях. Он говорит: «Ладно, может быть, я потерпел неудачу относительно матери, но я – гений». Таким образом, и в этом смысле нарциссизм является компенсаторным. Репрессия (или вытеснение) стирает следы памяти о соприкосновении с матерью, её запахе, о том, как хорошо ему было, любой контакт с ней.
Внезапный конец этих забытых взаимоотношений вызывается вытеснением. У таких детей репрессии настолько массовые, что они становятся диссоциативными. Такие дети учатся вытеснять не только это, но вообще всё. Они вытесняют воспоминания, вытесняют саму жизнь. Потому что жизнь болезненна, воспоминания угрожающие, а эмоции смертельны. Таким образом, вытеснение и диссоциация становятся доминирующими механизмами в таких людях. Это такой способ похоронить мать заживо.
Даже когда репрессия и диссоциация разрушают всё, даже когда они разрушают память о матери (её могилу, если говорить словами Андре Грина), даже когда уничтожают её прошлое существование и всё, что ребёнка связывало с ней – это цена, которую стоит заплатить. Потому что то, что Винникотт называл «холдингом», рухнуло. Объект, заключённый внутри брандмауэра, выбрасывается во внешнюю тьму и забвение.
Или, как говорят, в бессознательное. Никаких следов не осталось. Больше нет идентификации с матерью, потому что мать ушла во всех возможных смыслах. Она была убита и похоронена. Её могила была осквернена. Всё было сожжено дотла. Это единственный способ, благодаря которому ребёнок мог справиться со своей болью, обидой и бессилием. В итоге осталась дыра, вакуум в форме матери. Отказ, декатексис, избегание – все они не оставляют даже следа, потому что там нет матери, которая должна была заполнить эту дыру.
При отсутствии всех значимых ориентиров, очень важно умерщвление взаимоотношений. Но оно непостижимо. Ребёнок не может объяснить себе, почему его вдруг отвергают, игнорируют, даже ненавидят. Ребёнок постоянно об этом думает. Эта неразрешимая загадка вызывает чувство вины, усугублённое вторичными защитами, перемещёнными на других людей. Ребёнок борется, пытаясь отчаянно решить загадку, которая, конечно же, нерешаема, потому что это не его ложь.
Чувствовать себя виноватым и ответственным за поведение матери – это грандиозная защита. Я бы даже сказал, немного психотическая. Любая попытка блокировать проблемы, которые невозможно подавить из-за этой невыносимой ситуации, вызывает огромные патологические реакции. Целью этих защит является сохранение ЭГО живым, или хотя бы функционирующим. Но, как правило, это часто не удаётся. У нарциссических детей, например, нет функционирующего ЭГО. Или это ЭГО нарушено. Но есть отчаянная попытка сохранить ЭГО в живых через вторичную ненависть к матери.
Но, как я недавно сказал, нарциссы не способны на ненависть. Именно поэтому защита через вторичную ненависть терпит неудачу. Есть лихорадочный, неутолимый поиск заменителя материнской любви. Например, получение удовольствий, или попытки найти смысл в переносах на другие вещи. Такие попытки – это своего рода безумная гонка за тем, чтобы оживить мёртвую мать, заинтересовать её, привлечь её внимание, соблазнить её, чтобы вернуть ей вкус к жизни, чтобы разрушить её скорбь. Ребёнок как бы хочет сказать: «Мама, не горюй. Я здесь. Разве я не являюсь причиной для радости и удовольствия? Дыши со мной любыми способами, даже если нужно, искусственно, чтобы радоваться жизни». Затем ребёнок соревнуется с объектом скорби в своеобразной преждевременной триангуляции: «Игнорируй причину скорби, смотри на меня».
Комплекс мёртвой матери – это мощный и интенсивный элемент, который влияет на все циклические системы, включая фантазийные защиты, попытки сделать жизнь и мир понятными, конкурентные взаимоотношения с другими объектами, внезапные периоды скорби, возобновление боли и так далее. Есть своего рода апокалиптическое чувство, чувство надвигающейся катастрофы. Потому что ребёнок чувствует, что он должен отомстить материнскому объекту. Ребёнок колеблется между безразличием (потому что мать ушла) и ужасом осознания того, что скоро произойдет конфликт с матерью.
Фантазия уводит его от этого конфликта. Но проблема в том, что сама фантазия включает элементы матери или напоминания о ней. Эдипов комплекс, например.
Сейчас я не хочу вдаваться в подробности. В таком ребёнке находится беспомощный гнев, паралич против насилия, находящегося внутри него, паралич против его собственной агрессии. Это усиленное чувство пустоты воздействует очень разрушительно на всё, что делает человека человеком.
Андре Грин выдвинул гипотезу судьбы первичного объекта как обрамляющую структуру ЭГО, скрывающую негативную галлюцинацию матери. Он сказал: «Комплекс мёртвой матери свидетельствует о несостоятельности этого процесса, превращая его представления в болезненную пустоту и препятствуя способности связываться воедино в любом предсознательном образе мышления.
Комплекс мёртвой матери противостоит горячей кастрирующей тревоге, связанной с превратностями объектных отношений, которые могут грозить телесным увечьем. И всё это превращается в холодную тревогу, связанную с потерями, понесёнными на нарциссическом уровне. Это негативная галлюцинация, плоский психоз, скука, которые приводят к клиническому лечению негатива». Конец цитаты.
Мёртвая мать создаёт мертвых детей, которые позже становятся взрослыми людьми, мёртвыми внутри. Смерть передаётся из поколения в поколение. Всё не так, как с жизнью. Жизнь требует усилий, жизнь – это проект. Смерть – по умолчанию.