«Шаг третий. Призовой» — Генрих

Книга

Место действия: кафе рядом с танцстудией.

Время действия: 4 октября, 3 часа пополудни.

– Аньён, ДжеДжун-оппа, – машу рукой вошедшему оппену. Кто он мне, как выясняется? Уже посчитала на пальцах, троюродный оппа. Братан, так сказать, в третьем поколении.

ДжеДжун пробирается к моему столику в углу, по пути цепляет кофе. На лице недоумение и опаска, до сих пор не выветрившиеся.

– Аньён, Лалиса, – плюхается на стул, утыкается в кофе.

Не то, чтобы с трудом его вытащила на разговор, но подталкивать пришлось. Аборигены – народ косный, и молодёжь неизбежно перенимает ухватки старших. Мне, как элементу чужеродному, это ясно видно. Кстати, по той же причине легко отбилась от общества онни. Сама отпрыгнула, как только узнала, с кем и зачем собираюсь встречаться.

– ДжеДжун-оппа, ты в курсе, почему наш клан распался?

– Твой харабоджи пошёл против воли отца, нашего чинджо харабоджи, – бурчит братан в минус четвёртой степени.

Для начала надо сверить часы, то есть, версии давнего и неприятного события. Могут возникнуть проблемы. Уточняю, о чём речь. Да, версия моего деда совпадает с рассказанной ДжеДжуном.

– Прадед решил отправить твоего деда в университет, твой дед отказался, нарушил родительскую волю и выбрал другую профессию, – бубнит ДжеДжун.

– То есть, ты не знаешь, что воля прадеда исполнена быть не могла? Объективно.

– Почему же не могла?

– Денег в семье хватало на обучение в университете только одного из сыновей. На второго денег не было. Мой харабоджи отказался от университета в пользу брата. Твоему харабоджи его омма не рассказывала, что денег в семье больше не было?

– Я об этом ничего не знаю, – качает головой парень.

– Спроси его, – сама думаю, а хорошая ли это идея? Должен он был знать, не представляю, чтобы омма ему не сказала. Выходит, дело только в ослином упрямстве?

– Хотя, может, и не стоит. Тогда придётся тебе поверить мне на слово.

– Зачем ты меня позвала?

– Нам как-то надо решить эту проблему.

– Тебе надо покинуть нашу группу, – говорит, глядя в полупустую кружку.

– Или тебе, – раз пошла такая пьянка, будем резать по-живому. Или угрожать таковым.

– Вот она и проблема, – рассуждаю спокойно, – почему мы не можем общаться, как раньше, только из-за того, что наши предки…

Вовремя спохватываюсь. Про предков плохо говорить нельзя. И не только в Корее.

– …только из-за того, что наши предки попали в глупое положение?

– Я не могу пойти против воли отца, – хмурится ДжеДжун, – а он против воли харабоджи.

– И в чём выражается воля твоего отца?

– Нам запрещено с вами общаться.

– По необходимости мы общаемся. Например, договариваемся о времени Чхусок.

Размышляем. Дубовый двоюродный дедушка поставил своих потомков в неудобную позу и заставил бегать на время. Старый мудак! Никогда вслух не скажу, но кто помешает мне так думать?

– Могу спросить разрешения у аппы общаться с тобой по общим делам, – предлагает ДжеДжун. – Ведь когда мы познакомились, мы не знали, что нам нельзя разговаривать друг с другом.

– Нельзя этого делать! ДжеДжун, а ты про нас отцу сказал?! – Не на шутку всполошилась. Когда вижу отрицательный жест, холодный страх меня отпускает.

– Мороженое хочу, – заявляю слегка капризно, – с ореховой крошкой.

ДжеДжун уходит к стойке незамедлительно. Получив желаемое, наслаждаюсь морозной сладостью и растолковываю ситуацию.

– ДжеДжун-оппа, мне уходить из группы нельзя. Все остальные будут против, сам должен понимать. Если сделать так, как хочет твой харабоджи, успеха вам не видать.

Лицом братан на пол-осьмушки выражает осторожное сомнение, вроде: а вдруг видать?

– Хорошо. Но ты согласен, что со мной шансов больше?

На такое соглашается. Как же трудно с ним, с его тупым харабоджи и всеми этими идиотскими корейскими заморочками!

– Тогда каприз твоего дедушки ставит под удар будущее всей группы. Так ведь получается? Если мне уходить шансы на успех падают, сам согласился. А вот на это твой дедушка никакого права не имеет. У нас всех свои харабоджи есть. И родители. Так что уходить придётся тебе.

Резко мрачнеет. Уходить не хочется, подставлять друзей не хочется и против воли отца пойти нельзя. Цугцванг в чистом виде.

– Холь, ДжеДжун! – Вскрикиваю, найдя выход. Иногда… нет, часто, реакциями тела не управляю. С этим, чувствую, ещё долго разбираться.

Стоим на улице, любуемся праздничным шествием. Когда оно проходит, пересекаем улицу и двигаем в студию.

– Ты чего такая задумчивая, мелкая? – Задорно кричит ДжинСу. Парни отрабатывают на все сто, но чего-то не хватает. И вот с этим вот пора прекращать. Вроде глупость полнейшая, но дико достаёт это обращение. Шиканье друзей его затыкает, но временно. Сегодня больше так не скажет, а послезавтра – опять и снова.

А как в таких случаях поступают натуральные девочки? В разных странах по-разному. Можно, например, так.

Вопрос игнорирую в абсолютной степени. Выключаю смартфон, на который снимала все пируэты парней. Встаю, закидываю сумку на плечо, иду к выходу. Лицо абсолютно спокойное, это важно. Не дай боже, обида там отобразится, сразу всё испорчу.

– Лалиса, ты куда?

– Не обижайся на придурка…

– Постой!

Попытки остановить меня тоже «не замечаю». Пошли все нахрен, моя величественность в печали.

На улице долго иду пешком. Торможу в ближайшем сквере, мне надо подумать.

У меня гигантские проблемы. Справлюсь ли? Внутренние противоречия, самое глубокое – моё гендерное самоощущение. Мужской разум в девичьем теле способен выжить? Как-то не хочется на себе проверять. Вдруг, нет? Уже ловила себя на том, что иногда проскакивает речь о себе, как мужчине. Так недолго и вляпаться. Спасает то, что в корейском языке нет родов, но ведь не одним корейским живу. Иногда русский использую или английский, хотя в нём тоже нет явного грамматического обозначения.

Проблему надо решать. Мужское сознание даёт много плюсов, но и без серьёзных рисков не обходится. Поэтому и решила про себя так: надо играть. Бывает такое, что мужчины на сцене играют женские роли? Сплошь и рядом. И часто зрители об этом даже не догадываются. Пока титры не увидят или программку в театре не прочтут.

Вряд ли я бы на такое согласился (согласилась!), но мне деваться некуда. Поэтому, даже мысленно про себя говорю в женском роде. Становится легче. Попал в тело девочки – играй девочку. Деваться-то некуда. Действительно, становится легче. Мужское самосознание – в сторону и вверх, разум должен рулить. И перевоплощение.

С этим разобрались. Подозреваю, что временно, но другого выхода не вижу. Есть и другие проблемы. Всё больше и больше ощущаю себя щепкой в бурном потоке. Самая младшая в семье, среди друзей и подруг, а есть ещё родители, родители родителей, сонм учителей и все лучше меня знают, что и как мне делать. А где я!? И что делать?!

На меня разъярённым зверем накидывается депрессия. Резкие перемены настроения – проклятие девичьего тела. В голову приходит идея, и я хватаюсь за телефон, как за соломинку.

– Аньён, Лалиса, – говорит смартфон голосом Джессики.

– Аньён! Джессика, надо срочно встретиться! У тебя есть время?

Надо же! И время есть, и поболтать не против. Договариваемся о месте и бегу ловить такси. Вернее, вызываю его по телефону.

Танцевальная студия.

Сразу после ухода Лалисы.

– И зачем ты это сделал? – На ДжинСу наседают почти все. Кроме ДжеДжуна, на лице которого смятение сменяется надеждой, которую смывает тоской.

– Ёксоль! Да я же просто пошутил! – ДжинСу медленно отступает от наседающих друзей.

– Вот и допёк её своими шуточками! – Больше всех возмущается ВиЧан.

После бурного обсуждения происшествия, а вернее, дружного осуждения виновного, единогласно группа решает:

– Ты её обидел, тебе и расхлёбывать. Не знаю как, но чтобы она вернулась, – заключает ЮнХо.

– Не отвечает на звонок, – бурчит подавленный ДжинСу через десять минут.

– Завтра позвонишь.

Тот же день, время 18:10

Набережная Ханган.

– Скажи, Джессика, у тебя никогда не возникает ощущения, что ты всё время делаешь только то, что хотят другие? – Взволнованно и сумбурно выплёскиваю всё, что наболело.

Молодец она. Позвонила ей наудачу, с расчётом «а вдруг?», и «вдруг» случился. Совершенно случайно Джессика оказалась свободной. Или отложила ради меня какие-то нелюбимые дела, раз вовремя появился повод. Кто из нас так не делал? Не искал любую, самую ничтожную, причину, чтобы увильнуть от тяжёлых, нудных и неприятных обязанностей?

Хотя могло быть наоборот: скучала, а тут я. Примчалась через четверть часа. После приветствий сразу договорились общаться неформально.

Настолько незаметно, что не уверена в этом, спокойное лицо Джессики отзывается сочувствием.

– Взять тебя. Дома от родителей никуда не деться. В агентстве ты под постоянным контролем менеджеров и преподавателей. Весь твой день расписан по минутам, – вспоминаю на этом месте кое-какие признания подружки. – С мальчиками общаться нельзя, есть, чего хочется – нельзя. Некрашеной ходить нельзя. Ничего нельзя!

Последние слова выкрикиваю. И замолкаю, с удивлением прислушиваясь к себе. Мне стало легче. Какой интересный у девочек организм! Нажаловалась на свои беды и те будто отступили. Поэтому женщины не настолько активны, как мужчины? Мужчины, столкнувшись с проблемой, ищут решение. Женщины ищут, кому можно поплакаться. Не успеваю додумать…

– Ты абсолютно права. Но не во всём, – немного огорчает меня неполным согласием. – Главный выбор всё-таки я сделала сама. Меня ведь не силой в айдолы затолкали. Я сама так захотела.

Что-то подружка грустить начинает…

– Жалеешь? О своём выборе?

– Нет, но… – не находит слов, замолкает.

– А что не так? Тяжело?

– Да не то, чтобы… – Джессика отводит глаза, и тут же взрывается. – Я ей сколько раз говорила? Не бери ничего без спроса в моём шкафчике! Онни, я у тебя маску взяла, надеюсь, ты не против?

Последнюю фразу произносит не своим противно гнусавым голосом. Слегка чумею от такого взрыва.

– Я понимаю, когда мы были трейни, можно и в казарме пожить, – бубнит на тон ниже Джессика, – но сейчас, когда мы в топе всех чартов, когда нас на улице узнают…

– Это ещё что, – подсыпаю ей перца на рану, – скоро ты совсем на улицу выйти не сможешь.

– …

– Фанаты проходу не дадут. Наглые папарацци будут фотографировать со всех сторон, могут одежду на сувениры разорвать. Без охраны не выйдешь или гримироваться придётся, чтобы не узнали. Нелегальные шпионы так живут, всю жизнь прячутся.

Джессика мрачнеет ещё больше.

– Поэтому я никогда не буду айдолом, – выношу итоговое резюме.

– Мелкая, я тебя сейчас придушу…

Опасливо отсаживаюсь подальше. Куда-то не туда меня понесло.

– Джесс, может не всё так плохо?

– Ты только представь, Лалиса! Даже макнэ группы меня учит жизни! А сама никак привыкнуть не может, что в мои вещи соваться не надо.

Злоба в глазах подруги предназначается не мне, ясно это понимаю. Но как же её разобрало! Не ожидала такого. И почему-то её проблемы представляются смешными. Только попробуй это скажи. А попробую!

– Джесс, бытовые неудобства самой решить невозможно, я понимаю. Но с макнэ и с другими разобраться ведь не сложно.

– Как, Лалиса?! Как?! – От её выкрика проезжающий рядом с нашей скамейкой велосипедист шарахается в сторону и чуть не падает.

– Скажи, ты не знаешь, белый перец существует?

Как ни странно, да. Есть такое. Объясняю подруге, как она может проучить макнэ.

– Она же прокладки у тебя тоже ворует?

Через полминуты, когда до неё доходит идея, начинает неудержимо хихикать. Присоединяюсь.

– Только смотри, сама не перепутай, – опять ржём.

– Нет, – с сожалением вздыхает подружка, – как девушка, я не могу на такое пойти. Слишком жестоко.

– Можно по-другому, – идей у меня много. Щедро ими делюсь.

– Самое главное не в этом. У тебя ведь со стаффом тоже трения? Но ты же артистка! Что тебе стоит начать играть?

– Во что?

– Не во что, а в кого! Играй послушную и покладистую корейскую девочку. А сама поступай по своему разумению…

Объясняю, а сама думаю: а ведь рецепт годится и для меня! Зачем оказывать взрослым сопротивление в лоб? Так только подростки поступают. И то не все, а самые дебильные. Поддаются на все действия взрослых тоже не самые умные. Не самые тупые, а просто тупые. Вздыхаю. Именно к таким я и отношусь.

– Спасибо тебе, Лалиса, – говорит Джессика на прощание, – а я ещё думала, ехать к тебе или нет.

Вызываем такси, которое развозит нас по домам.

Вечер, дома.

– И где ты пропадала столько времени? – Бабуся припирает меня в гостиной. – Почему на звонки не отвечаешь? Что я должна думать?

Омма в такт словам свекрови согласно кивает. Онни благоразумно исчезает в своей комнате.

– Что-нибудь случилось? – Невинно распахиваю глаза и начинаю «паниковать». – Кто-нибудь заболел?

Обеспокоенно обшариваю всех глазами. Мама и бабушка здесь, онни тоже и в здравом уме, судя по поведению. Дедушка, слегка посмеиваясь, сидит на диване. Папа?

– Да что такое ты говоришь?! – Набрасываются обе.

– У-ф-ф-ф! – Облегчённо вздыхаю. – Слава небесам, всё хорошо. А где же тогда папа? Он случайно не в ресторане со своим другом ХёнСоком-сии?

Кажется, первый раунд за мной. Старшее поколение принимается вызванивать папочку, а я проскальзываю в свою комнату. Распластываюсь на кровати, прямо на разбросанных футболках, штанах и прочих атрибутах верхней и нижней одежды. Кроссовок же на кровати нет? Вот и не требуйте с меня больше ничего. Заглядываю в телефон, ого! Пятнадцать звонков от парней. Лихо я их построила! Но приходится вставать.

– Внучка! – Пакпао смотрит строго, очень строго. – Я так и не услышала ответа. Почему ты не отвечала на звонки?

– Потому что отключила звук, – показываю ей длинный список абонентов. – Смотри, бабушка. Если бы я каждый раз вытаскивала телефон, я б с ума сошла. Разве ты хочешь, чтобы твоя любимая внучка съехала крышей?

– Что?! – Хальмони выпучивает глаза. – Что за выражения?

У-п-п-с! Само вырвалось, я не виновата.

– Не обращай внимания, это молодёжный сленг. Означает: сойти с ума. Неужто ты, моя любимая хальмони, желаешь мне такого?

Хальмони теряется, в моих больших и прекрасных глазах неподдельные слёзы. Заплачешь тут. Не успеешь от одних увернуться, тут же другие подстерегают.

– А ты, моя любимая внучка, неужели хочешь, чтобы я, твоя любимая бабушка, сошла с ума? Или как ты выражаешься «съехала крышей»?

Ого! Бабуля способна на сарказм? Сразу видно, что не кореянка. От удивления аж слёзы высыхают.

– Хальмони! – Голос делаю как можно проникновеннее. – Мобильники появились совсем недавно. И раньше прекрасно без них обходились. И никто не беспокоился. С чего ты вдруг так взволновалась? Ты прекрасно знаешь, куда и зачем я пошла. Наша страна – самая благополучная в смысле преступности. Что может случиться со мной среди бела дня в центре города?

– Почему ты не отвечала на мои звонки? – Упирается бабуля.

– А разве я не сказала? – Удивлённо распахиваю глаза. – Вот теперь я начинаю за тебя волноваться…

– Прекрати! – Требует бабуля. За спиной появляется поддержка. Глаза ХеМи смотрят на меня с превеликим осуждением.

– Парни из группы забросали меня кучей звонков. А разговаривать с ними не хотела, вот звук и отключила. Я ж не знала, что ты тоже звонила.

– Зачем они тебе звонили? – Подключается омма.

Да чтоб вас! И отшутиться нельзя, они шуток вообще не понимают. А так хочется…

– Это наши дела. Долго рассказывать…

– Расскажи! – Требуют хором.

– Хорошо. Но только взамен. Расскажите мне обе, что делали весь день. С утра. По минутам. Не забудьте про СонМи, аппу и харабоджи. Подробно, подробно. Я слушаю.

Ставлю локти на колени, ладошки под подбородок, я вся – внимание.

– Внучка, мы не обязаны давать тебе отчёт, – строжает бабуля, мамочка поддакивает.

– Не обязаны, – соглашаюсь мгновенно, надо осваивать поперечное соглашательство, – но знать, что вы от меня требуете, вы обязаны. Вы устроили мне допрос с пристрастием, будто я совершила преступление, попала в полицию, а вы – дознаватели. Вот я и хочу, чтобы вы чётко представляли, чего добиваетесь от меня. Давайте, рассказывайте. Мама, как ты делала утром соус к рамёну? Чем занималась ты, бабуля, когда я ушла на репетицию? Кому звонила, по какой причине, о чём разговаривали? Я слушаю.

Вместо рассказа сверлят меня глазами, в ответ невинно хлопаю ресницами.

– Приберись в комнате. Немедленно! – Пакпао всегда оставляет последнее слово за собой. – Через полчаса проверю.

Меня оставляют в покое. С облегчением падаю обратно на кровать. Ненадолго. Дверь опять открывается, как и мой глаз. Открывать оба не нахожу нужным, и так вижу, что это онни.

– Лалиса, когда следующая глава будет?

– Точно не сегодня. Хальмони велела прибраться. Ты же мне поможешь?

Онни тут же исчезает. Вздыхаю: вот так всегда! Всё самой, всё – одной. Сажусь и разглядываю обстановку. Решительно встаю и к шкафу. Распахиваю дверцы и вываливаю кучи с полок в общую кучу на полу.

Сортирую одежду, футболки к футболкам, штаны к штанам, панамки к панамкам и так далее. Укладываю, параллельно отбрасывая нуждающееся в стирке. Формирую несколько стопок и так, чтобы наружу выглядывала середина сложенной вещи. Чтобы можно было легко выдернуть даже снизу. Прикидываю объёмы и когда помещаю в шкаф, удивляюсь. Всё влезает и даже место остаётся.

Оцениваю объём грязной одежды. Наверное, влезет и она. Оцениваю изменившуюся обстановку. Порядок идеальный, но что-то грызёт, чувство какой-то незавершённости.

Открывается дверь. Пакпао.

– Наконец-то… а это что?

– В стирку.

– Чего же ты стоишь? Неси, – отдав последнюю команду, уходит.

Подхожу к куче, вытаскиваю несколько мелких вещичек и резким движением веером разбрасываю их по комнате. Оглядываю с удовлетворением. Вот теперь идеально!

Остальное отношу в коробку с грязной одеждой. В объёмном пакете.

Место действия: школа искусств Сонхва.

Время действия: 5 октября.

Сонсэннима ЧханМина надо уволить из школы. Скажите на милость, зачем в школе искусств учитель физики – неудержимый фанат своей науки? Ученики школы нацелены в шоу-бизнес, музыку, поэзию и прочую гуманитарность. Зачем им физика? Математика тоже для общего развития, не более, и, видимо, госпожа ХаНи всё понимает, хотя тоже любит свой предмет. Наверное, сказывается общая политика школы: она – лучшая и у неё всё должно быть лучшим. Учителя физики и математики такие, что могли бы с успехом преподавать в физматшколах, физкультурник запросто поднимет национальную сборную по какому-нибудь виду спорта. Если на учителей музыки и хореографии я согласна, раз уж попала сюда, то эти мне зачем?

– Ким Лалиса… – ну, вот, опять! – Скажи, какие источники рентгеновского излучения ты знаешь?

Встаю.

– Сонсэнним, источники могут быть искусственными и естественными. Естественные источники – Солнце и другие звёзды, радиоактивные вещества. Искусственные – бетатроны, линейные ускорители, рентгеновская трубка. Во всех перечисленных устройствах главный принцип действия – торможение электронов.

– Замечательно… – улыбается так, будто ему яйца почёсывают. Достал вконец!

– А можно вопрос, сонсэнним? Два, нет три, но маленьких?

– Если не долго. Спрашивай, – размягчённая добрая улыбка освещает класс.

– Вы можете сходу перечислить дюжину фамилий великих физиков?

– Лалиса-ян, я могу сходу сотню перечислить.

– Я не против, но это слишком долго.

– Ньютон, Коперник, Галилей, – сонсэнним начинает издалека, хорошо не с Аристотеля, – Кеплер, Лаплас, Паскаль, де Бройль, Ампер, Вольта, Лоренц, Максвелл, Стокс…

Весь класс выпучивает глаза. Подозреваю, про кого-то они первый раз слышат, а других давно забыли. Впрочем, я ничем не лучше, у меня просто память хорошая. А увлёкшийся сонсэнним продолжает, несмотря на то, что запрошенная дюжина уже есть:

– Ренгтен, Вебер, Резерфорд, Эйнштейн, Нильс Бор, Планка, Дирак, Ферми, Шредингер, Гамильтон… тебе достаточно, Лалиса, или продолжить? – Светит в меня победной улыбкой.

– Скажите, сонсэнним, а среди перечисленных великих физиков есть хотя бы одна женщина? – На мой вопрос класс замирает. Учитель пригашает сияние. Чует подвох? Он прав.

– Среди перечисленных нет, каюсь, не назвал Марию Кюри.

– А кроме неё есть ещё?

Сонсэнним резко впадает в задумчивость.

– Сонсэнним? Больше никого?! – Я близка к финальному удару. – Разве это не значит, что женский интеллект намного меньше приспособлен к точным наукам, нежели мужской? По-моему, среди математиков тоже есть только одна женщина – Софья Ковалевская.

– Что ты хочешь сказать, Лалиса-ян? – Тон не угрожающий, после того хулиганского стишка учитель заметно подобрел, но сиять прекращает.

– Я хочу сказать, что мы находимся в школе искусств, а не в естественнонаучном заведении. У меня иногда получаются стихи, играю на рояле… сонсэнним, я – чистый гуманитарий. И даже будь у меня склонности к физике и математике, великой мне всё равно не стать. Во всей истории человечества это удалось только двум женщинам. А теперь главный вопрос: почему вы столько внимания уделяете на своих уроках именно мне? Девочке-гуманитарию. А мальчикам, у которых мозги намного ближе к точным наукам, вы позволяете отсиживаться за моей спиной?

Тишина в классе оглушающая. В моём тоне нет абсолютно никакой дерзости. В конце речи отвешиваю поклон. Но содержание…

ЧэЁн сидит рядом бледная, как тесто. Эк её кидает! Только что алела, как маков цвет.

– Я подумаю над твоим вопросом. Садись, Лалиса-ян, – находит выход из щекотливой ситуации.

– Лалиса, разве так можно? – Шипит мне в ухо подруга.

– Хватит болтать, слушай, что сонсэнним говорит, – отмахиваюсь. Там новую тему объясняют, а она тут…

Потрясения ЧэЁн хватает до похода в столовую. Только там приходит в себя и вперяет в меня страждущий взгляд. Очередной сеанс на тему «А вот меня взяли в агентство трейни…» ненадолго отодвигает госпожа СанМи.

– Лалиса-ян, зайди, пожалуйста, ко мне в учительскую. Надо обсудить программу подготовки к конкурсу.

– Хорошо, сонсэнним, – кланяюсь, ещё раз кланяюсь. ЧэЁн кланяется рядом за компанию.

Поворачиваюсь в сторону раздачи, откуда манят соблазнительные запахи. Не успеваю сделать шаг, как меня настигает окрик.

– Лалиса!

– Да, я поняла-поняла, сонсэнним. Пообедаю и сразу к вам, – снова кланяюсь.

– Нет, ты не поняла. Пойдём сейчас, – учительница подходит ближе и берёт меня за руку.

– В чём я провинилась перед вами, сонсэнним? – Мой голос становится плаксивым и жалобным. – Что такого плохого я вам сделала, что вы хотите лишить меня обеда? И как только наш директор разрешает учителям наказывать учеников настолько жестоко?

Насколько несчастное у меня лицо вижу по растерянности сонсэнним и отражению на мордашке ЧэЁн. У неё глаза испуганного вусмерть оленёнка, попавшего в лапы тигра.

– Я напишу жалобу на директора школы в министерство образования, – чуть не плача, выдаю мощную угрозу. – Пойдём, онни.

Училка уже давно отпустила мою руку, так что мы уходим свободно, оставив её стоять с выпученными глазами и ртом, который она никак не может закрыть. Меня всё чаще и чаще преследует мысль, что большинство корейцев любого возраста, статуса и пола наглухо долбанутые. И степень индивидуальной ебанутости может достигать поднебесных величин.

Маленькое происшествие затыкает рот ЧэЁн до самого стола, на который мы выгружаем еду с подносов и приступаем к обеду. И то, она никак не может оставить невообразимое без комментариев.

– Лалиса, как ты могла так дерзко разговаривать с сонсэнним?! – Таращит на меня прекрасные глаза.

– Онни, ну чего ты врёшь? Разговаривала со всем почтением, постоянно кланялась. Хотя по идее её матом надо было посылать, – намеренно так резко высказываюсь. Насколько понимаю онни, мне теперь не меньше пяти минут покоя гарантировано.

Время не засекаю, но где-то так. Успеваю спокойно прикончить салатик и супик, принимаюсь за пулькоги, прежде чем онни прорывает. Ишь чего удумали, снова без обеда меня оставить! Садисты! Общества защиты прав ребёнка на вас нет!

– Всё равно, Лалиса, – возобновляет нудёж онни, – нельзя так со взрослыми.

Но прежнего напора нет.

– А им, значит, можно? – Чуток можно и поболтать, наслаждаюсь блюдом. – У нас огромная учебная нагрузка, после уроков у меня по расписанию тяжёлая тренировка. Где брать силы? Лишение обеда это действительно наказание и за что сонсэнним хотела меня наказать?

– Она просто хотела с тобой поговорить, – онни адвокатствует.

– После обеда и поговорим. Если время останется, – а его, чувствую, не останется. Ем с чувством, с толком, расстановкой.

– Ты не ответила, онни, – нахожу паузу и продолжаю. – За что сонсэнним хотела меня наказать? За то, что я так хорошо играю на фортепиано, что она меня на конкурс посылает? Ты, правда, считаешь, что за достижения людей надо наказывать? С тобой всё в порядке?

И продолжаю есть. Перед томатным соком нахожу ещё одну паузу. Глупый бубнёж онни меня абсолютно не колышет.

– Боюсь представить, что она со мной сделает, если я выиграю на конкурсе. Может, отказаться? – И наслаждаюсь ужасом в прекрасных глазах онни.

– Холь! Лалиса, как ты можешь!

Наслаждаюсь паникой подружки. Вот он способ противостоять окружающему меня сплошному идиотизму. Не надо раздражаться и пеной исходить. Надо наслаждаться, троллить и наслаждаться, провоцировать и блаженствовать.

– А что? – Расширяю глаза на пол-лица. – Если меня хотят лишить обеда только за согласие участвовать в конкурсе, то за победу могут и расстрелять! Из миномётов.

Мои провокации веселят меня и поднимают настроение. Есть ещё один положительный эффект, ЧэЁн ни разу не завела беседу про её новый статус трейни. Мы уже уходим из столовой, – в желудке приятная тяжесть, – а она до сих пор…

– Лалиса, ты на меня не обижаешься? Меня взяли, а тебя – нет?

Я аж спотыкаюсь. Сглазила. Только собираюсь ответить, как мой взгляд упирается в пустоту. А, опять за спину спряталась. Передо мной ДаСоль и другие одноклассники.

– Ты почему так дерзко разговаривала с сонсэннимом ЧханМином?

– Потому что вы не хотели мне ничем платить за то, что я вас от него спасала. Теперь поздно. Извини, оппа, меня сонсэнним СанМи ждёт. Если вы меня задержите, будете перед ней отвечать.

Отодвигаю самого крайнего и растерянно хлопающего глазами оппу и обхожу. ЧэЁн – за мной, как за ледоколом. Хвалю себя за последние слова. Во-первых, перевела стрелки на них, это они виноваты, а не я. Пока придумают, что ответить, будет поздно. Во-вторых, пригрозила учителем. Если меня ждёт сонсэнним, то никакой оппенгеймер, то есть, оппа-одноклассник не котируется. Даже куча оппов.

До конца перерыва меньше четверти часа. Стучусь в учительскую, ЧэЁн заблаговременно выпадает из поля зрения. Заглядываю, сканирую пространство.

– Разрешите, сонсэнним СанМи.

– Заходи, Лалиса…

Встаю перед столом. Присутствующие сонсэннимы дежурно осматривают меня, после делают вид, что не слушают и не смотрят. Сесть мне музыкантша не предлагает. Наверное, не положено, но напротив её имени в голове ставлю второй минус.

– Времени у нас мало, – со скрытым упрёком говорит она, – поэтому держи список произведений, из которого надо выбрать два для конкурса. Из корейской классики, третье – твоё. Вот график репетиций.

– Если времени мало, то давайте мне всё это, дома обдумаю, что и как. А где брать эти композиции? В сети они есть?

На это сонсэнним даёт ноты.

– Лалиса, только верни потом. Что у нас сегодня репетиция, помнишь?

– Помню, но сегодня не приду, – опять она глаза округляет. – У меня визит к врачу назначен на сегодня.

Замечаю ревниво глядящего на нас физкультурника.

– На тренировку тоже не приду, ХеДжин-сии. По той же причине.

– Могла бы в воскресенье сходить, – сонсэнним недоволен. – Лалиса-ян, нельзя пропускать тренировки.

Ещё один. Его тоже ждёт сюрприз. Мне пора взрослеть и самой управлять своей жизнью. А не лавировать между дюжиной начальников, у каждого из которых на меня свои планы. Не желаю быть чьим-то призом.

На перемене перед последним уроком меня ловит Юри. Ну, как ловит? Прыгает с разгону и влепляется в меня.

– Ты куда исчезаешь, Лалиса?! Никак тебя не могу найти!

– А ты как? У тебя всё, уроки кончились? – Некоторое время терплю, девочка крепко держит мои ноги. Маленькая, поэтому за плечи или талию обнять не может.

– Отпусти меня, Юри-ян. Иначе я тебе подарок не успею отдать… – меня тут же отпускают, и я лезу в сумку. Вытаскиваю экземпляр «Философского камня» с моей дарственной надписью на обратной стороне обложки. На корейском языке книга. На английском мы пока не печатали.

«Моей лучшей подруге и лучшему иллюстратору. Самый первый экземпляр». Моя подпись и подпись отца. Думала, не стоит ли отцу передать книгу начальнику, но решила, что нет. Будет похоже на откровенное лизоблюдство, а ещё Юри может обидеться, что её обошли. Нет, пусть чувствует себя главной. Тем более, так и есть. Это наши дела, отцы здесь ни при чём. Не то, чтобы совсем. Напечатали книгу всё-таки на его деньги, поэтому и его подпись стоит.

Торопимся. Нет ещё массы тех же иллюстраций. Их надо больше. Но об этом ещё поговорим.

Отбываем последний урок. Литература, мать её! Корейская, хальмони её!

– Ты не порадуешь нас сегодня своим творчеством, Лалиса-ян? – Ласково улыбается сонсэнним Чжи ИнГук.

Подпрыг на ноги, поклон, короткое «Нет, сонсэнним!», поклон, возвращение задницы к стулу.

– Почему же? Больше ничего нет?

Так. Пора заканчивать праздник неслыханной щедрости. И приходится снова исполнять ритуал со вставанием и прочим. За одно это убила бы.

– У нас урок корейской литературы, а не вечер творчества некоей Лалисы Ким, сонсэнним. К тому же мои стихи никому не понравились. Никто из одноклассников не сказал мне ни одного слова. Конечно, они могут стесняться, но вам точно не понравилось, сонсэнним.

– Почему ты так думаешь, Лалиса-ян? – Удивляется искренне, что характерно.

– Например, потому что, несмотря на то, что ваше в высшей степени нестандартное задание было выполнено, никакой оценки я за это не получила, – через паузу добавляю, – сонсэнним.

После поклона улыбаюсь предельно беззащитной улыбкой. Не жалобной, – я ничего не выпрашиваю, – но стоической.

– Четвёрку могу поставить, – после краткого раздумья оглашает решение ИнГук-сии, – всё-таки это было не сиджо.

– В вашем задании не было требования именно жанра сиджо, сонсэнним, – напоминаю с максимальной мягкостью.

– Так что тебе поставить?

А вот это провокация. И отвечать буду соответственно.

– Простите, сонсэнним, но оценивать работу учащихся это ваше право и ваша обязанность.

Слышу подавленный вздох со стороны ЧэЁн.

– Я подумаю, Лалиса-ян. Садись.

Сажусь. После поклона. Подумает он, ага. Поворачиваюсь к ЧэЁн.

– Онни, просто молчи, ладно?

Место действия: Больница Сеульского Национального Университета.

Время действия: 5 октября, 16:55.

Кабинет директора Чо ХеДжина. Осматриваюсь. Нечто среднее между кабинетом начальника и доктора. И сам хозяин в халате сидит.

– Что-нибудь случилось, Лалиса-ян, – голос мужчины профессионально доброжелателен. Понимаю, что он со всеми так, но всё равно располагает.

– Понимаете, ХеДжин-сии, я вдруг поняла, что нагрузки, которые дают мне учителя в школе выше моих возможностей. Подозреваю, что это общая беда корейского образования. Объёмы учебного материала ничем не ограничиваются, пределы обуславливаются чисто объективными причинами. Например, длиной суток и длительностью учебной недели…

Что-то меня далеко уносит. Доброжелательная внимательность взрослого, даже пожилого, мужчины так на меня действует? Исправляюсь.

– ХеДжин-сии, я заметила, что за последний месяц похудела примерно на полкилограмма. Вряд ли это серьёзная угроза, сама по себе. Но если так будет продолжаться дальше, то к концу учебного года могу угодить в больницу с диагнозом «истощение».

– Гм-м… – переглядывается с хальмони. И дежурное внимание в глазах оживляется интересом.

Дальше начинается утомительный медицинский допрос, то есть, осмотр. Мне велят раздеться, хорошо не догола, а то как-то… Ощупывают (хорошо, не сиськи), прослушивают, взвешивают, измеряют рост. И опрашивают тоже.

Только через полчаса врач выносит вердикт.

– При телосложении, приближающимся к астеническому, потеря четырёх-пяти килограмм веса, – ты права, Лалиса, – не допустима. Ты говоришь, что не ограничиваешь себя в питании, тогда не понятно, куда делись эти полкилограмма.

– Ежедневные тренировки по лёгкой атлетике. Каждый день по два часа. И главное, саджанним, не понимаю, зачем они нужны в таком интенсивном варианте?

– Тебе не нравится бегать?

– Бегать мне нравится. Мне не нравится бегать на истощение. Дело в том, что мои результаты и без того близки к рекордным. А у нас всё-таки не спортивная школа. Мне текущие показатели позволят выиграть любые соревнования, а вот чрезмерно интенсивные тренировки, наоборот, могут мне помешать победить. Не говоря о вреде здоровью.

– Скажи прямо, Лалиса, чего ты хочешь? – Вмешивается хальмони.

– Дайте в школу предписание, что мне запрещается заниматься спортивными тренировками больше пяти часов в неделю.

– Не слишком ли резкое ограничение? Уверен, ты можешь выдержать больше. Полкило за месяц, это не фатально, – доктор прав, но…

– Вы наших учителей не знаете. Эти пять часов очень быстро превратятся в шесть, а потом в семь.

Глава 2. Контролируемый занос

Место действия: школа искусств Сонхва.

Время действия: 6 октября.

– Надо пересмотреть график моих тренировок, сонсенним, – с поклоном и двумя руками подаю бумагу ХёДжин-сии.

– Что это? – С опаской, будто подходит к клетке с опасным зверем, осторожно берёт бумагу физкультурник.

Что-что? Острую колючку тебе в зад, неуёмный! Лошадей такие, как ты, загоняют. Поэтому вас к ним и не пускают. А к детям – пожалуйста. Их не жалко.

– Прочтите, сонсенним, – кланяюсь с умильным выражением лица. Исподтишка наблюдаю за выражением лица многоуважаемого сонсеннима.

Оно мрачнеет всё больше и больше. И как по принципу сообщающихся сосудов блаженная нирвана разливается в груди. Стараюсь не делать лицо слишком довольным. Представляю, что ем лимон.

С огромным любопытством на нас посматривает учительница музыки Кан СанМи. Любопытством и тайной надеждой.

– Что это значит, Лалиса-ян?! – Недовольно трясёт бумагой физкультурник. – Тебе надо усиленно тренироваться перед соревнованиями!

– Зачем, сонсенним?

– Как зачем?! – Багровеет сонсенним. – Чтобы быть первой!

– Мой врач подозревает, что на самом деле вы этого не хотите, сонсенним, – елейным голоском и с поклоном разъясняю сонсенниму, насколько он тупой. – Посудите сами. Вы сами знаете, что результат у меня рекордный и первое место практически уже моё. Тренировки же за пределами моих физических возможностей истощают мой организм…

Физкультурник готовится выдать гневную тираду. Опережаю его.

– Так врач говорит, сонсенним. И непростой врач, а главный врач больницы Сеульского Университета, – статусом директора Чо бью по голове физкультурнику, как тяжёлой дубиной. Тот аж головой слегка трясёт.

– Чрезмерные нагрузки уже приводят к тому, что я теряю вес, – сыплю и сыплю перцу на профессиональное самоуважение. Мельком замечаю, что сидящая поодаль СанМи-сии откровенно сияет всем лицом.

– Организм мой слабеет и что это значит? – Продолжаю давить, но не голосом, боже упаси. – Это значит, что на соревнованиях я пробегу хуже, чем могу. Плюс незнакомая обстановка, стресс… мой врач не сказал прямо, но намекнул, что такая тактика подготовки почти неизбежно программирует поражение.

Физкультурник сидит, как громом оглушённый. Окружающие сонсеннимы смотрят на него с дружным осуждением. Ну, и что, что я сгустила краски и на самом деле уважаемый доктор такого не говорил? Они же проверять не будут.

– Давайте договоримся, – предлагаю компромисс, давно заготовленный. – Буду приходить на тренировки в понедельник, среду, пятницу.

– Ёксоль! – Почти рычит умытый мной физкультурник, и я заключаю, что дело в шляпе.

Поворачиваюсь к СанМи-сии. Твоя очередь, дорогуша…

Место действия: Сеул, общежитие группы Girls’ Generation.

Время действия: 8 октября, вечер.

Джессика и ещё несколько девушек сидят в столовой, пьют чай. Джессика гонит прочь мысли о бисквитах, бизе и прочих шоколадках. Подъём настроения, заданный недавним общением с Лалисой, исчерпал свою энергию почти полностью. Но самообладание её не покидает.

– Девочки, заметили, что наша Джессика успокоилась? – С лёгкой ехидцей говорит Санни. – Почти неделя прошла без единого скандала.

После потенциально провокационного замечания девушка под давящим взглядом ТхэЁн опускает голову.

– И это хорошо, правда ведь, Санни? – ТхэЁн давит ещё и голосом.

– Ук, – почти неслышно подтверждает девушка.

Дебак! Что она такого сделала, как смогла научить? – Слегка отстранённо размышляет Джессика. Раньше от таких невинных замечаний могла взорваться, самой странно, что я так спокойна. Как она сказала? Будь зрителем, Джесс, и помни: ты смотришь не триллер и не драму, вокруг тебя – сплошная комедия. И не просто комедия, а такая, что ты можешь в любой момент добавить перчику…

– Если тебе скучно, Санни, то давай с тобой поскандалю? – Найти перчик несложно, если подумать.

– Джессика! – Вскрикивает ТхеЁн.

– Я просто предложила, онни! – Невинно округлить глаза тоже не трудно. – Видишь, Санни скучает?

Из второй от входа в столовую комнаты раздаётся дикий визг и грохот. Распахивается дверь и в холл вываливается Юна, быстро уползает на четвереньках прочь от комнаты, что она делит с Джессикой. Ошеломлённые Санни и ТхэЁн вскакивают. Джессика сначала глядит, сдерживая смех. Потом тоже встаёт, идёт вслед за всполошёнными подругами. Но проходит мимо кудахтающих девушек в комнату. Через четверть минуты выходит. Зарядить дверцу шкафчика недолго. Если умеючи.

– Там паук! Там страшный паук! – Трясётся Юна.

– Возьми себя в руки, Юна, объясни толком, – успокаивают подруги.

– Какой ещё паук? Где? В нашей комнате? – «Ужасается» Джессика вместе со всеми.

– Я только дверцу открыла, а он прямо на меня пы-пы-прыгнул, – лязгает зубами от страха Юна.

– Какую дверцу?! – Джессика подозрительно щурит глаза, делая их размер близким к генетическому. – Не хочешь ли ты сказать, что снова залезла в мой шкафчик!!!

Голос Джессики набирает обороты, более свойственные государственному обвинителю в суде.

– Ты снова хотела меня обокрасть?!

ТхэЁн и Санни, растерянно открыв рты, смотрят на разбушевавшуюся Джессику. Даже Юна замолкает. На шум выходят СуЁн и ХеЁн. Ёники-беники ели вареники, – про себя улыбается Джессика, вспомнив слова Лалисы.

– Она специально это сделала?! – Вдруг кричит Юна, показывая на Джессику пальцем.

– Кажется, она бредит, – отстранённо комментирует Джессика. – Видно её боги наказали за воровство у подруги.

– Пойдём, посмотрим, – неуверенно предлагает ТхеЁн.

Джессика пожимает плечами и снова заходит в комнату. Все остальные робко толпятся в дверном проёме, внимательно высматривая страшные опасности, притаившиеся в помещении. Осторожно и медленно Джессика открывает шкафчик, ставя раскрытую ладонь на уровне головы. Дверца медленно раскрывается, Джессика незаметно что-то прячет в руке, затем с радостным лицом поворачивается к подругам.

– Так это Пауль, мой друг! Недавно в моём шкафчике поселился! Держи, Санни!

В девочек летит, расправляя в полёте мохнатые лапы, громадный чёрный паук, злобно поблескивающий всеми восемью глазами. Летит точно по адресу, прямо в Санни. Многоголосый визг могучим цунами затапливает общежитие.

Довольная, как слон, Джессика выходит из комнаты, подбирает забавную мохнатую игрушку. Хохочет, глядя, как в разные стороны быстро-быстро перебирая конечностями, расползаются девушки.

День сегодня удался, – решает Джессика. И берётся за телефон.

Место действия: квартира семьи Ким.

Время действия: 8 октября, вечер.

Сижу, никого не трогаю, примус починяю, то есть, накидываю текст следующей книги поттерианы. «Гарри Поттер и тайная комната». Пальцы мелькают над клавиатурой, которая шелестит с пулемётной частотой. Примерно по двадцать тысяч знаков за вечер получается. Не было бы уроков, в три раза больше могла б сделать. Как в воскресенье.

– Лалиса, ты уже начала? – За спиной возникает сестрица и забрасывает вопросами. – А когда начнём переводить? А запись когда делать?

Давлю раздражение. Видит же, что работаю, зачем под руку лезть? Заканчиваю абзац, игнорируя вопросы. Градус меж тем повышается.

– Лалиса, ты что, не слышишь?! – Трясёт меня за плечо.

Стряхиваю руку «Не мешай». Закрываю файл. Делаю копию на всякий случай.

– Ты не смеешь меня игнорировать! – Распаляется онни.

– С чего ты взяла, что я тебя игнорирую? – Разворачиваюсь к ней на стуле. – Это абсолютно не так. Как только ты начала закидывать меня глупыми вопросами, я тут же принялась закруглять работу. Разве я могу проявлять неуважение к старшей сестре? Да ни за что!

Последние слова выкрикиваю ей прямо в лицо.

– Почему мои вопросы глупые? – Утопая в растерянности, онни цепляется за соломинку.

– Это ещё один вопрос, – фиксирую, чтобы не забыть. – Онни, когда я работаю, мне нужно время, чтобы разогнаться и время, чтобы остановиться. Иначе будет разрыв в повествовании, могу что-то забыть, допустить ошибку. Работа требует полной сосредоточенности.

Девочки вообще-то могут запараллеливать разные работы. Хотя если разобраться, это миф. Могут, да. Но только если процессы несложные и знакомые. Помешивать одной рукой кашу на плите, болтать с подругой по телефону и отодвигать ногой лезущего не туда ребёнка или кота. Короче, мелочь всякую могут совместить. Но если работа сложная и трудная, то извините. Приходится действовать по-мужски, концентрируясь полностью.

– Ты приходишь, требуешь немедленного ответа на свои животрепещущие вопросы. Замечательно. Я, как хорошая сестра, прекращаю работу и теперь готова тебе ответить…

Подмывает сказать в качестве ответа «Пошла нахер, дура!», но я – хорошая корейская девочка, не могу так поступить.

– Разумеется, работать по книге сегодня больше не буду. Так что полчаса ты у книги уже отняла. Когда б я её не закончила, теперь это будет на полчаса позже.

Онни никак не может выбраться из состояния растерянности. Не позволяю ей это сделать.

– Переводить начнём в ближайшие выходные. Запись начнём, когда книга будет закончена. Когда закончу – не знаю. Многое зависит от тебя. Вот сейчас полчаса отняла. Делай так всё время, и писать книгу придётся целый год.

– Хочешь знать, почему твои вопросы глупые? – Делаю контрольный выстрел уже в спину убегающей онни. Хихикаю. Так-то всё равно надо заканчивать, уроки за меня никто не сделает. Но разве можно упускать такой случай завиноватить онни?

Меня не отпускает удар по самолюбию, который получила от корейской поэзии. Вдруг понимаю, что не могу сымитировать сиджо. Как так? И что теперь ждать от нашего великого учителя физики ЧханМина после моей отповеди? Кто-то скажет, что я – дура, которая полезла на рожон. И сам покажет себя дураком. На рожоне я уже сидела, физик тряс меня на каждом уроке. После отлупа прекратил меня спрашивать, но, чувствую, со своим отношением ко мне он не определился. И что делать? Где-то на краю сознания что-то забрезжило…

Плям-плям-плям заиграл смартфон, валяющийся на кровати, и замигал экраном. Кого-то там ещё принесло? Плюхаюсь на кровать. О, Джессика!

– Аньён, Джесс!

После приветствий разговор, – почти сразу это осознаю, – становится чисто девчоночьим.

– Да ты что?! – Моё настроение взлетает. – У тебя всё получилось?!

– И как она? Визжала, как поросёнок? Классно!

– А они что?

– Ой, как здорово! Ты прямо в них бросила? Молодец!

– На четвереньках разбегались? Ой, подожди чуток… – падаю на кровать и ржу.

Через минуту общение возобновляется. Чувствую, как вдохновляет её моя реакция.

– Холь! Да плевать на них! Скажи, понравилась игрушка, и ты её повесила в свой шкафчик. В свой ведь, а не чужой! – Джессика побаивается, что менеджеры её начнут прессовать. – Оправдываться не надо. Переводи стрелки. Юна в твой шкафчик залезла, смело обвиняй её в попытке воровства. А игрушки любые имеешь право у себя держать.

Прощаемся минут через пятнадцать и это очень быстро. Для тех, кто понимает. Встаю с кровати. Настроение настолько поднялось, что просто так валяться невозможно. Кривляюсь перед зеркалом, подпрыгиваю, кручу ногами, делаю растяжку во всех направлениях.

И что мне всё-таки делать с ЧханМин-сии и сиджо. И тут в мозгу буквально искрит, как от короткого замыкания.

– Эврика!!!

Прибежавшие на шум омма и хальмони потрясённо наблюдают энергичный танец папуасов, взявших богатую добычу.

Место действия: школа искусств Сонхва. Спортзал.

Время действия: 9 октября.

Разминку закончила, сейчас отрабатываю старт, он у меня далеко не идеален. Старт с низкой позиции более эффективен, чем со средней или высокой, но сложность исполнения почти акробатическая.

– Плохо, Лалиса, плохо! – Оценивает меня физкультурник и снова ставит в позу. Что и как плохо, не говорит, редиска.

Не спешу исполнять его указания.

– Сонсенним, снимите меня на телефон, хочу со стороны на себя посмотреть…

– Лалиса-ян, надо просто стараться, вот и всё!

– А я что делаю, сонсенним? – Округляю глаза и чапаю в раздевалку за телефоном.

ДжонГук, тренирующийся рядом, не отказывает мне в маленькой просьбе. Снимает мой старт.

– Сонсенним, где у вас схема старта?

Бурчит, но показывает. Он всё-таки профессионал, поэтому, нравится ему или не нравится, помогает разбираться. Размышляю.

Через четверть часа несколько юных спортсменов наблюдают следующую картину. Не маслом, а реальную. ХеДжин-сии держит верёвку на высоте чуть выше моего роста. Впереди по дистанции. Джонгук держит внатяжку другой конец над моей головой. На дюжину метров впереди меня мелом размечены шаги, которые мне нужно делать. Первые – совсем короткие, потом длиннее и длиннее, пока не выйду из режима стартового ускорения. Шаги строго по линиям, а выпрямляться постепенно, согласно ограничивающей верёвке.

Несколько раз снимали, чуть-чуть меняли длину шагов. Весь пол мелом перепачкали. Но бегать не мешает и ладно. Наоборот, трение увеличивается.

И процесс пошёл! ДжонГук с помощью видео зафиксировал, что я улучшила свой результат на стартовой дюжине метров на пять сотых секунды. И это только за счёт постановки техники!

Очень довольная собой заканчиваю тренировку. Минут пятнадцать ещё уделяю разработке стоп. Для этого даже разуваюсь.

– Зачем тебе это, Лалиса? – Благожелательно интересуется ХеДжин-сии.

– Приходится, сонсенним. Слабые у меня ступни и нетренированные. У девочек нога меньше, поэтому нагрузка на них больше. А я даже высокие каблуки носить не могу, ноги сразу деревенеют.

ХеДжин-сии пожимает плечами. Проблемы индейцев, то есть, девочек, его не интересуют. Хорошо, хоть не мешает.

Из школы выходим с ДжонГуком, время подходит к шести часам вечера. И скажите на милость, хоть кто-нибудь, когда я должна заниматься группой? В какие дни и часы уделять внимание второй книге? Вот что должна ему ответить?

– Лалиса, меня ты в группу затащила, а сама забыла про нас.

– А ты когда туда пойдёшь?

– Сейчас иду, – делает удивлённый вид. А, ну да. Это я не каждый день хожу, а ребята каждый день пашут.

– Тогда пошли вместе. Я ненадолго, времени нет.

Плям-плям-плям, – сказал телефон. Вытаскиваю: о, бабулька! Ща будет мозг выносить.

– Аньён, хальмони, – тут же отношу подальше и шёпотом ДжонГуку:

– Вызывай такси.

– …ты когда домой придёшь?

– Примерно через час-полтора.

– Значит, чтобы через час дома была, – требует Пакпао.

– Если получится, то буду.

– А сейчас где? Почему домой не идёшь? – Допрос набирает обороты.

– На занятия танцами иду, а что?

– Какие танцы?

– Хальмони, давай дома расскажу, мне неудобно говорить.

Кое-как отстаёт.

Место действия: студия звукозаписи

Время действия: 9 октября, 16:15.

Когда прихожу, ДжеДжуна приветствую не стандартно.

– Аньён, ДжеДжун-оппа. Ненавижу тебя.

– Аньён, Лалиса. Век бы тебя не видел.

Все остальные на нас таращатся. Не обращаем внимания, это мы ввели такой внутриклановый обычай. Это именно то, что я предложила делать своему братану в минус третьей степени. По священным заветам предков мы не должны общаться друг с другом. Но мы учимся в одной школе, мы работаем в одной группе. Уход из группы ДжеДжуна нанесёт ей чувствительный удар. На нём многое держится. Мой уход фактически закроет группе путь к успеху. Жертвовать интересами наших друзей ради каприза сбрендившего и давно умершего старого пня? Да простят меня небеса за непочтение к старшим, но это невозможно.

Вот мы и договорились, что будем формально обозначать плохое отношение друг к другу. Но возникает другая проблема: как всё это объяснить остальным? Вон какими глазами они на нас смотрят!

– Очень долгая история, – пытаюсь выскользнуть из щекотливой ситуации, – и не только наша тайна. Так что извините, подробностей не будет.

Все делают понимающий вид, а ВиЧан ещё и грустит. Для меня не секрет, что это первая моя жертва.

– Посидите пока или разомнитесь, нам посоветоваться надо, – подсаживаюсь к ЮнХо, сидящему за пультом. – У меня интересные идеи есть. Сначала скачай мою аранжировку.

Отдаю флешку. Жду, когда парень прослушает.

– Неплохо, Лалиса.

– Ты жмот, ЮнХо-оппа! Это отлично! Теперь слушай… когда идёт быстрая фраза, например, барабан в темпе престо, тогда танцору очень трудно угнаться за музыкой. Ему приходится дробить темп. Делать одно движение на каждый второй или третий удар барабана. Так?

– Ну, наверное… – не задумывался, сразу видно.

– Надо по-другому делать… – долго объясняю, как. Находим в записи самые подходящие моменты. Не надо танцевальную новинку тащить сквозь всю композицию. Она должна быть вишенкой на торте. Можно два-три раза. Это как вырез или разрез на женском платье в неожиданном месте. Мгновенно приковывает взгляд, почти насильно.

Подзываем ДжеДжуна, объясняем фишку. Когда до него доходит, обращается ко мне. Мы отходим в сторонку.

– Меня ВиЧан беспокоит. Мало того, что ты вошла ему в сердце, так он убивается из-за того случая. Помнишь sexpornstar?

– И что? – Непроизвольно хихикаю.

– Говорит, что от стыда умирает…

– А-а-а, понятно. Дебак! Я с ним поговорю.

– Только аккуратно, Лалиса!

Отвечаю укоризненным взором, кого ты учишь, мальчик?

– Ладно, иди. Ненавижу тебя.

– И я тебя, – ржёт ДжеДжун.

Вытаскиваю из общего роя ВиЧана, отвожу в сторонку.

– Там несложно, быстро потом разберёшься. А мне скоро уходить надо… мне сказали, что ты переживаешь из-за того случая? – Напоминаю подробности, непроизвольно улыбаюсь. Моя улыбка будто вытягивает из него хорошее настроение, как по сообщающимся сосудам. Ничего, сейчас оковы тяжкие падут.

– Холь! Всё правильно! Я и ДжеДжуну сказала, что ты совершеннейший обалдуй! – От таких слов бедный ВиЧан почти воочию чернеет лицом. – И не потому, что славно повеселил нас тогда, а потому что расстраиваешься, как полный дебил. Я надеюсь, ты не голубой? Нет?

– Нет, конечно! – Возмущается, что уже хорошо.

– Скажи честно, моя сестра – красивая? А ЧэЁн? Я? – Получаю восторженные подтверждения. – Тебе что, не нравится привлекать внимание красивых девушек? Не нравится поднимать им настроение хорошей шуткой? Пусть нечаянной?

Делаю паузу. Вижу, для него это абсолютно новый взгляд на гендерные отношения.

– Объясню тебе подробно, почему ты – дебил. Не расстраивайся, многие корейские мальчики такие. Как понравиться девушке? Сначала привлечь её внимание, заставить восхититься. Каким-нибудь спортивным умением, например, сделать сальто. Или волшебной игрой на саксофоне. Тоже хорошо. Но удачная шутка нисколько не уступает такому способу. И даже превосходит. Смотри. Мы, три красивые девушки, получили незабываемые впечатления. Смеялись до упаду. Ты, оболтус и кретин, должен быть безмерно горд, что тебе так легко удалось заставить сразу трёх красивых девчонок смеяться до слёз. Мы, все трое, никогда тебя не забудем. Артисты-комики всегда мечтают о таком успехе. Получается? Жизнь удалась.

– Запомни, только не говори никому. Рассмешить девушку – значит завладеть её вниманием полностью.

Немного подумав, добавляю. Для дебилов лишних инструкций не бывает.

– Два совета напоследок. Не вздумай эту шутку повторить. Вот тогда точно будешь идиотом. Девочки почувствуют обман. Обыграть можешь. Например, назови себя в следующий раз сексонсиксом. Или ещё как-нибудь. Ах да, и третий совет: всех уверяй, громко клянись, что ты тогда случайно обмолвился, не нарочно. Понял меня? И глаза сделай, как можно честнее… ещё честнее!

Ржу, ВиЧан через паузу присоединяется.

Приняв затем уверения в полном понимании от повеселевшего ВиЧана, прощаюсь со всеми.

Звонок от хальмони принимаю, сидя в такси. Отмечаю, что затратила час с четвертью.

– Да, хальмони. Уже еду домой, в такси.

Хальмони пытается выяснить причину задержки, не поддерживаю идею разговора на ходу.

– Не могу говорить. Дома всё расскажу, – и отключаюсь. Повторные звонки игнорирую.

По ходу жизни размышляю. Корейские взрослые, наставники и родители, часто грешат кое-чем. Сначала ставят нереальные задачи. Я же обозначила примерные сроки моих дел. Хальмони берёт по минимуму и ждёт результата. Обозначенный лимит предсказуемо нарушается, что ставит меня в положение проштрафившейся. Безусловно, хальмони воспользуется, чтобы прочитать нотацию. Абсолютно не нужную и бесполезную.

Остальные пусть, как хотят. А я буду бороться. Взрослых тоже приходится воспитывать. Дети, кстати, с успехом это делают, только не осознанно. А я буду целенаправленно.

Дома.

– И почему, разрази меня небеса, ты не могла поговорить с любимой хальмони, – наконец-то прерывает долгую, очень долгую паузу хальмони. В третьем лице про себя говорит. Это признак чего-то? По ходу жизни разберёмся.

– Хальмони, я не буду при чужих людях обсуждать наши семейные или личные дела, – уже разулась и прохожу мимо неё. Слава небесам, не препятствует.

– Есть хочу, – заявляю маме, которая хотела что-то сказать, но тут же уносится на кухню.

– При каких чужих людях, внучка? – Догоняет меня вопрос.

– Так при таксисте же!

– Почему на звонки потом не отвечала? – Хальмони идёт за мной на кухню.

– Ёбо, отстань от неё, – за меня из гостиной подаёт голос дедушка, но вопрос уже задан, надо отвечать.

– Хальмони, ты уже знала, что я еду домой в такси, – сажусь за стол… о, мои любимые чики-пуки! Забыла, как называются, пропади они пропадом все эти заковыристые корейские названия!

– И я тебе сказала, что говорить не могу. Обещала рассказать дома. Зачем мне на твои звонки отвечать? Чтобы повторить то, что я уже сказала?

Начинаю есть.

– Чем ты в студии занимаешься? – Тон хальмони уже мирный, но остановиться сразу не может.

– Репетируем.

– Ты тоже танцуешь?

– Нет. Я – автор, композитор, аранжировщик, немного хореограф и продюсер.

Пока хальмони переваривает массу терминов, спокойно заканчиваю ужин. Ухожу в комнату, надо уроки делать.

– Лалиса, книгу пишешь? – В дверь заглядывает СонМи.

– Нет. Уроки делаю.

– А когда книгу будешь писать?

– Когда время будет.

– А когда у тебя время будет?

Не выдерживаю. Вырываю лист из блокнота и даю сестре вместе с карандашом.

– Пиши: «В том, что Ким Лалиса не сделала уроки, виновата я, её сестра СонМи. Постоянно отвлекала её посторонними разговорами». Давай-давай!

Онни исчезает, отказавшись писать на себя донос. Мне приходит в голову идея, как устаканить отношения с учителем физики. Риск, конечно. С этими корейцами никогда не угадаешь, что получится. Но судя по тому, как он среагировал на ту мою шутку, должно сработать. В мою пользу.

От автора.

А сейчас поступлю противоположно своей деликатной натуре и применю клиффхэнгер. Оборву на самом интересном месте, дабы заинтриговать. И зловеще захохочу: му-а-а-ха-ха-ха!

Глава 3. Летят электроны…

Место действия: школа искусств Сонхва. Дорожка к школе.

Время действия: 10 октября, суббота.

– Лалиса!

Радостный крик, ударивший нам с ЧэЁн в спину, прерывает её нытьё по поводу моего дерзкого поведения с сонсеннимами. Поджидаем бегущую к нам Юри от чёрной машины, рядом с которой стоят два шкафа, притворяющихся людьми.

Юри с разгону обнимает меня. Для её удобства приседаю.

– Привет, ЧэЁн-сии, – небрежно кидает малолетняя нахалка. ЧэЁн заводит глаза вверх.

В школу идём, взявшись за руки. Не с ЧэЁн, с Юри.

– А когда ты напишешь вторую книгу? – Дома СонМи меня терзает, в школе Юри.

– Месяца через три…

– Холь! – Вскрикивает девочка и даже останавливается. – Почему так долго?!

– Тебе ещё очень много рисунков надо сделать. И к первой книге тоже, – всё-таки начинаем движение. – Это мы второпях книгу закончили, но она ещё сырая. Знаешь, есть такая пословица. Добрый рис растёт долго, а сорняк – быстро.

В корейской культуре нет такой пословицы. Ну и что? Теперь будет.

– Всё равно долго, – бурчит девочка.

– Юри, а когда мне писать? – Воздеваю очи небу. – Вот сейчас буду на уроках до четырёх часов. Потом занятия музыкой. Часа два. Домой попаду к семи. Поужинаю и за уроки. Хорошо, если перед сном удастся урвать полчаса. Юри, что я могу поделать? Ты пока первую часть перечитай. Если книга хорошая, то её можно несколько раз прочесть.

На том и расстаёмся с огорчённой жестокостью жизни девочкой.

Первым уроком у нас английский. У меня достало ума не козырнуть своими познаниями и здесь? Нет, просто повезло. И дальше не буду выпендриваться. Сознательно притормаживаю, иногда намеренно изображаю такую же тупую, как и остальные. Не всегда получается, но я упорно работаю в этом направлении.

Вот и сейчас. Нам раздают тестовые задания. Намеренно допускаю несколько ошибок в самых трудных вопросах. Четвёрка будет и ладно. На экзаменах сверкну, когда поздно будет меня по конкурсам таскать.

После звонка чапаем в кабинет физики, пропади она пропадом! ЧханМин-сии до сих пор смотрит на меня взглядом повара, который не знает, что ему из этой дичи изобразить. Не стандартная тушка ему попалась. Все остальные оболтусы, как оболтусы, он к таким привык, а эта Лалиса… вроде не должна соображать, но всё время выскальзывает.

– Пусть тебя сегодня опять не спросит, – полна сочувствия непривычно мужественная ЧэЁн. Ведь если меня не спросят, то могут и до неё добраться.

– Сегодня обязательно спросит, – твёрдо обещаю подружке.

Рассаживаемся по соседним столам, продолжаем болтать.

– Откуда ты знаешь? – Какие у неё глазки становятся красивые, когда она их округляет.

– Сама попрошусь…

К круглым глазам присоединяется открытый рот. Милашка! Слегка стукаю двумя пальцами по подбородку, чтобы челюсть совсем не отъехала.

– Холь! Лалиса! – Возмущается подружка и вскрикивает громче, когда щипаю её за щёчку. Не смогла удержаться.

Её возмущения прерывает звонок, после которого заходит грозный сонсенним.

– Есть желающие ответить по пройденной теме? – ЧханМин-сии окидывает взором притихший класс, дружно отводящий глаза в сторону, и натыкается на меня. Не прячу глаза и даже руку поднимаю.

– Лалиса-ян? – Степень удивления бьёт все рекорды.

– Сонсенним, сначала хочу попросить разрешения ответить не стандартно, но в духе школы Сонхва. Хотя бы в качестве эксперимента.

Нечаянно получилось. Не рассчитывала, что слово «эксперимент» убедит учителя мгновенно. Класс, предчувствуя, что шансы отсидеться за чьей-то спиной сильно выросли, облегчённо выдыхает.

– Мы слушаем тебя, Лалиса-ян.

– Эксперимент вот в чём, сонсенним. Как выяснилось… вернее, я выяснила про себя, что поэтический жанр сиджо мне не даётся. При попытке сочинить сиджо, у меня получается хокку, либо не пойми что. Я решила, что дело в том, что сиджо обычно не содержит особого смысла. Оно выражает эмоции.

ЧханМин-сии внимательно слушает, пока не проявляя нетерпения. Надо быстрее подводить к физике, не стоит испытывать его терпение слишком долго.

– Но зато массу смысла содержит учебник физики…

Вот! Началось! Отслеживаю реакцию учителя с предельным вниманием. Держит лицо, но в глубине глаз что-то всколыхнулось. Навстречу моим словам.

– И я попробовала применить жанр сиджо к физическим понятиям, законам и правилам. Вы не возражаете, сонсенним, против такой формы ответа?

Вопрос абсолютно риторический. ЧханМин-сии едва справляется с настырно наползающей на лицо улыбкой блаженства.

– Не возражаю, Лалиса-ян, – в голосе учителя появляются мурлыкающие нотки. Одноклассники переглядываются.

– Сначала я хотела бы прочесть по уже прошедшей теме, сонсенним?

Милостиво сонсенним кивает.

– Рентгеновское излучение, сонсенним.

Снова милостивый кивок. И я начинаю декламировать:

–Летят электроны, неумолимым гонимые полем.

Близка жестокая броня.

Искрят опасной вспышкой

Рентгеном заклеймённые фотоны.

Напряжённо всматриваюсь в учителя… есть! Бинго! Поплыл аджосси, словно громом поражённый!

– О-о-о, Лалиса-ян… – голос учителя полон незнакомых обертонов. Привычного стального лязга нет в помине.

– Теперь по сегодняшней теме, сонсенним, – деловито продолжаю. Учитель кивнуть не может, настолько его разобрало. И я его добиваю:

– Суперпозиция полей.

– Опора не нужна

Волнам, парящим свободно.

Ничто не помеха летящему бегу.

Суперпозиция полей – бесконечная мудрость Вселенной.

Учитель беспардонно выброшен в нирвану. Наяву парит на седьмом небе, глаза затуманены, поза расслаблена, на лице широкая улыбка, которую чуть ли не со страхом разглядывает весь класс. Зрелище пугающе необычное.

– Всё, сонсенним, – выдержав паузу, завершаю ответ.

Продолжая улыбаться, учитель делает неопределённый жест расслабленной рукой.

– Лалиса-ян, пожалуйста, напиши на доске. Оба стиха.

Спешу к доске, бодро стучу мелом по бирюзово-зелёной поверхности. Подчиняясь жесту учителя иду на место. Потрясённый класс смотрит на меня, учителя, доску. В разном порядке по всем объектам.

Не желающий расставаться с блаженной улыбкой учитель объявляет:

– Отлично. Два раза отлично. За обе темы, сегодняшнюю и прошедшую.

– Спасибо, сонсенним! – Вскакиваю, кланяюсь, сажусь.

– Надеюсь, ты и дальше будешь радовать нас своими… не знаю, сиджо это или нет. Мне глубоко начхать! – Грубое выражение звучит не страшно. Другое страшно, не повесила ли на себя ещё один хомут?

– Не могу обещать, сонсенним, – встаю, кланяюсь. – Вдохновение – вещь очень капризная.

– Не настаиваю, Лалиса-ян, – учитель сегодня бесконечно добр, – просто знай. Если будет что-то подобное, «отлично» тебе обеспечено.

– Хорошо, сонсенним! – Гадство! Как же надоело мне вскакивать!

Но зато потом урок проходит, как по маслу. Во-первых, никого больше не спрашивали, за что класс должен мне в ножки упасть. Во-вторых, учитель посвятил большое время расшифровке моих поэтических образов. Понятно же, что жёсткая броня это любое вещество, которое тормозит электроны. Они именно при торможении испускают рентгеновские фотоны. Ну, и название им дал господин Рентген.

Что интересно, мне самой становятся понятнее поэтизированные темы. И запоминаются легче.

Сонсенним разливается соловьём. И находит в моих стихах множество смыслов, о которых сама с удивлением узнаю. Клянусь.

– Как вы думаете, почему автор, Лалиса-ян, сказала о бесконечной мудрости Вселенной? Под этим таится глубокий смысл. Электромагнитные волны распространяются, абсолютно не обращая внимания друг на друга. Если бы было иначе, если бы они взаимодействовали друг с другом, коррелировали, то наше зрение потеряло бы всякое значение. Увидев что-то, мы не могли бы наверняка сказать, находится ли этот объект на том месте, где мы его видим. Выглядит ли он именно так, как мы его видим. Но нет, бесконечна мудрость Вселенной…

После звонка бодро скачу из класса. Одноклассники очень странно на меня смотрят. Вроде как с некоторым страхом, не понятно, что ещё ожидать от этой кореянки тайского разлива. Определяю по ЧэЁн. До самого обеда она ни разу не заводила речей об агентстве. Да и вообще, больше молчала.

Прорывает её на обеде. Испортила б аппетит, не придумай способ противодействия глупому выматыванию нервов. Интересно, её родители как это терпят?

– Лалиса, а ты не могла бы рассказать о президенте Ли?

– А зачем тебе? – С удовольствием принимаюсь за салат. И я не я буду, если позволю кому-то испортить мне аппетит. И что мне рассказать? О том, как он с моим аппой ужрался соджи до потери сознания? Ха-ха-ха, до сих пор без смеха вспомнить не могу.

– Как зачем?

Хихикаю. Только из-за этих округлившихся глаз стоило поддержать разговор.

– Онни, ты взрослая девушка или вчера из детсада вышла? – И снова принимаюсь за еду. Пауза достаточная. ЧэЁн надо переварить и осмыслить вопрос, попытаться расшифровать, о чём это я. И придумать ответ.

– К чему ты спрашиваешь, Лалиса?

– Если хочешь узнать, к чему, ответь на вопрос…

– А-щ-щ, взрослая, конечно… – миленько дуется.

– На вид да, а ведёшь себя, как маленький ребёнок, – заканчиваю с салатиком, принимаюсь за супчик. Некоторое время игнорирую все вопросы, которыми продолжает закидывать меня подружка.

– Онни, ты есть-то не забывай. Силы нам понадобятся.

Некоторое время молчим. Возобновляю беседу ближе к концу, когда переходим к десерту и кофе.

– Тебе предстоит принять решение, которое изменит всю твою жизнь, а ты даже задуматься не хочешь, насколько это важно. Или вы уже подписали контракт?

– О чём тут задумываться?! Это моя мечта. Да, подписали.

– Подумай ещё раз. Большую часть дня мы учимся, затем дополнительные занятия…

– У меня же их нет!

– Холь! Пусть нет. Но уроки делать надо? Надо. Каждый день мы тратим на учёбу не меньше восьми часов, плюс два часа на уроки дома. Ты давай считай! Один час, не меньше, уходит на дорогу туда-сюда. Один час на ужин и общение с родными. Восемь часов на сон. Сколько получилось всего?

– Двадцать часов…

– На агентство остаётся всего четыре часа. Есть ещё воскресенье, которое у тебя тоже заберут. Ты попала на каторгу. На общение с друзьями времени не будет, на отдых с семьёй – тоже.

– Зато я стану айдолом!

– Во-первых, при таком режиме тебе ещё выжить надо. Во-вторых, с чего ты взяла, что ты станешь айдолом?

– Вот смотри, – отщипываю кусочек твёрдого ёта, запиваю яблочным соком, – к примеру, я сочинила песню. Ты думаешь, я тебе её отдам? Нет.

– Почему?! – Снова круглые глазки и ротик. Милашка!

– Я ж говорю, ты – дитё совсем. Зачем я тебе буду отдавать? Ты стала частью агентства. Отдать тебе означает отдать агентству. А зачем я буду это делать, когда у меня свои артисты есть?

– Ты хочешь создать собственное агентство?!

На этом обед заканчивается. Уходим из столовой. За болтовнёй время улетает с неимоверной скоростью.

Примерно в это же время.

Учительская.

Не все сразу замечают торжествующий вид учителя физики. Но те, кто не поленился взглянуть на него, мгновенно залипают от необычного зрелища – довольный и счастливый ЧханМин-сии. Если кто и не обратил внимания сразу, им пришлось услышать нечто необычное – ликующие нотки в голосе пожилого поклонника Ньютона и Эйнштейна.

– Хубэ, – подзывает литератора ИнГука ЧханМин и показывает листок бумаги, – не могли бы определить, к какому жанру относятся эти замечательные стихи?

(обращение к младшему коллеге, смысл противоположен обращению «сонбэ»)

Литератор ИнГук с огромным интересом читает предложенный текст. Рядом сидящие педагоги усилием воли подавляют рвущееся наружу любопытство, изображая всего лишь дежурное внимание.

– Сонбэ, вот это, – тычет пальцем ИнГук, – про супер… супер-по-зи-цию полей, – по слогам произносит незнакомое слово, – явное хокку. Японский стиль.

– Хокку? – В свою очередь ЧханМин обкатывает на языке уже ему малознакомое слово.

– А вот это, про излучение, – слово «рентгеновское» ЧханМин благоразумно избегает, – похоже на сиджо, но каноническому сиджо соответствует неточно. Слегка нарушена ритмика, сонбэ. Но в этом ничего страшного нет, так часто случается даже у великих поэтов, – литератор последними словами утешает коллегу.

Что удивляет немного напряжённого ИнГука и остальных присутствующих, так это явно благожелательное внимание, оказываемое физиком.

– Спасибо, коллега, – благодарит ЧханМин, – честно сказать, мне всё равно, в каком они жанре написаны, но знать не помешает. Ким Лалиса, которая сочинила эти стихи, призналась, что сиджо ей не удаётся, и она решила попробовать его на курсе физики.

Присутствующие пятеро учителей, к которым присоединяется вошедший только что учитель физкультуры, давно забросили свои дела и посторонние разговоры. Все напряжённо внимают беседе двух коллег, максимально далёких друг от друга. Физики и лирики всегда считались антиподами.

– Она ещё и стихи сочиняет, – удручённо и про себя бормочет ревниво физкультурник.

– Вы позволите, сонбэ, я всем прочту? – Обращается к физику литератор и, получив благоволение, зачитывает стихи всем.

По-настоящему оценивает деяние Лалисы математичка ХаНи, включившаяся в разговор.

– Это очень удачная методическая находка, сонбэ. Заставляет посмотреть на физические явления с эмоциональной стороны. Думаю, это сильно поможет ученикам запомнить физические законы и разобраться в их тонкостях.

– Согласен с вами, коллега! – Расцветает ещё больше ЧханМин.

– Заставьте их заучивать эти стишки и потом расшифровывать каждую строчку, добавляя то, что осталось за кадром, сонбэ, – продолжает развивать тему математичка. – Там ведь не сказано, что то неумолимое поле – электромагнитное, а при ответе пусть укажут.

– Электрическое поле, не электромагнитное, – уточняет физик. – В данном стишке.

– Не важно, сонбэ. Главное, вы поняли, о чём я.

Конец занятий.

Каждый день с огромным облегчением делаю «У-ф-ф-ф!», и выдыхаю. Так сегодня ещё и суббота. Сидим на улице на лавочке. Втроём. Кроме ЧэЁн с нами Юри. Ей уже можно домой, нам на допы. Мне – на музыку, ЧэЁн – на танцульки, свои ходульки разрабатывать. Решила всё-таки на них походить, пока в агентство не взяли.

Юри показывает картинки, наброски-варианты образа Гермионы. То, что она кареглазая шатёнка Юри знает, но как ей объяснить, какое у неё лицо.

– Чего-то не хватает, Юри-ян. Ладно, беги домой, – машина её уже подъехала, и шкафообразные безмолвно ожидают маленькую госпожу. – Я что-нибудь придумаю и по почте тебе скину.

Юри звонко целует меня в щёку и убегает.

ЧэЁн с огромным пиететом глядит ей вслед. Надо же, такая маленькая, а рисует так, будто академию художеств закончила.

– Лалиса, ты говоришь, что собственное агентство создашь?

ЧэЁн возвращается к животрепещущей теме.

– Нет, – выставляю ладонь, – агентство не потяну. Но коллектив могу создать, вернее, он уже есть. Будем работать с теми же агентствами. Но через меня. Все рабские контракты, что и ты хочешь подписать, в мусор. Работать будем на паритетных началах. Мы делаем композиции, они продают. Пусть даже половину заберут, зато другая вся наша. А не эти жалкие три-четыре процента, которые оставляют начинающим айдолам.

– А не начинающим сколько платят? – ЧэЁн проявляет небольшой интерес.

– У Джессики спроси. Ей лучше знать. Полагаю, не больше десяти.

Мы уже идём в школу, у нас остаётся минут десять.

– Тебе просто не было смысла идти в агентство, пока ты школу не закончишь. Научиться танцевать ты можешь и здесь. Подписывать кабальный контракт только из-за хореографии? Что я могу сказать? Это твоя жизнь и ты имеешь полное право перековеркать её, как хочешь, – Что со мной? Хотела ведь сказать не «перековеркать», а «просрать»! Наверное, подружку пожалела.

– Почему ты думаешь, что контракт кабальный?

– Ты что, не слышала, что Джессика рассказывала? – Начинаю ржать. Точно! Она ничего тогда не воспринимала, у неё перегрузка мозга случилась.

О том, что ключевая проблема того же ХёнСока-сии состоит в качественном контенте, не упоминаю. Да у всех корейских агентств эта беда. Не зря провожу этот ликбез для подружки. Вряд ли она передумает, – да и поздно уже, – а вот до меня доходит, почему ХёнСок-сии захотел на меня лапку наложить. Я – потенциальный автор и композитор. Умеющих петь и трясти задницами на сцене пруд пруди, перспективных авторов днём с огнём не сыщешь.

Музыкальный класс. Примерно через час.

Трям-пам-пам! – Скучнейшая в целом корейская композиция заканчивается чуть бодрее. Гляжу с недоумением на госпожу Кан СанМи, неужели ей эта фигня нравится? Да, вид как у Винни-Пуха, при виде огромной банки с вареньем. Что они в этом находят? Загадка, которую надо обдумать.

– Замечательно, Лалиса-ян. Даже не знаю, что посоветовать для улучшения…

– О, сонсенним, тогда цель достигнута, и я могу идти?

А вот отпускать меня ей не хочется. Объективно говоря, характеризует её положительно, как человека, любящего своё дело и ценящего восприимчивых учеников. Но меру ж надо знать!

– Ты торопишься, Лалиса-ян? – Лёгкое осуждение в голосе. Как можно с такой лёгкостью отрываться от волшебного мира музыки.

– Сонсенним, уроки каждый день занимают восемь часов, – даю раскладку, как ЧэЁн, – затем два часа у вас или ХеДжин-сии. Час-полтора на дорогу туда-обратно, час – на ужин, два часа на домашнее задание, восемь часов на сон. Сколько остаётся?

СанМи-сии в арифметике не сильна, поэтому помогаю:

– Всего получается двадцать два часа из двадцати четырёх. На общение с семьёй, личные дела и проекты, общение с друзьями, на всё вместе – всего два часа в день.

– Можно меньше спать…

– И подорвать своё здоровье, – заканчиваю мысль за неё. – Хороший совет, спасибо, сонсенним.

От неожиданного и дерзкого удара учительница пунцовеет.

– У меня нет времени заняться собой. Например, придумать и сделать новую причёску. Меня онни трясёт, почему я косметикой не пользуюсь, а когда? На это нужно хотя бы полчаса в день, где я их возьму?! К тому же пока не умею, времени будет уходить больше.

Вот это вызывает сочувствие и отклик. Всё-таки женщина. А я продолжаю.

– Написала книгу, дала друзьям почитать. Теперь они требуют продолжения. А когда? Когда я буду его писать?! – Отчаяние на лице изображать не надо, оно само вырывается. О том, что книга на английском и её ещё надо переводить, благоразумно умалчиваю.

– Ты написала книгу? – Музыкантша в полной растерянности. И добавляет после паузы:

– А как можно почитать?

Даю ей ссылку на видеоблог СонМи.

– Там в аудиозаписи. Книг мы напечатали всего несколько штук… – немного размышляю и решаю на месте. – Могу дать один экземпляр школе, но через ИнГука-сии. Всё-таки литератор он.

Отпускает меня всё-таки. Но только после этого:

https://www.youtube.com/shorts/iCzUs3zttMU?feature=share

И короткого допроса, что это и откуда. Откуда, откуда… от верблюда!

– Небольшое попурри на тему европейской классики, сонсенним, – отстанешь ты от меня сегодня или нет? И решаю не ждать милостей от природы.

– Я пойду, сонсенним. Вроде мы всё запланированное сегодня сделали. До встречи во вторник.

– Но дома тоже упражняйся, Лалиса-ян!

– Каждый день, сонсенним. Аннён, сонсенним!

Наконец-то этот длинный день закончился! И впереди – свободные полтора дня. Ну, почти свободные. Не, ну хороша, да? «Дома упражняйся», – на последние два часа в сутки лапу хочет наложить?

Глава 4. Собой рулить надо самой

Место действия: квартира семьи Ким.

Время действия: 11 октября, воскресенье.

Ура! Ура! Наконец-то выходной. После зарядки, – энергию-то надо сбрасывать, и откуда только берётся, – занялась собой. Прошвырнулась по сети, выбрала нужное с инструкциями… и да, мне же косметику подарили. Вот и опробую.

Моя мужская суть, примостившаяся где-то сбоку на зрительском месте, не сильно возмущается?

– Нет, не сильно, – отвечает мужская суть. – Некоторые знакомые парни, совсем не гомики, иногда наряжались и красились. За ради шутки или розыгрыша. И ничего. Мне такие шутки не заходят, но народ веселился.

Тогда вперёд! Ух, а это сложно. И долго. Но мы не привыкли отступать!

Спустя полчаса.

– Лалиса! – В комнату врывается СонМи. – Пошли завтра… -кать…

Сестрица начинает заикаться, когда царственно поворачиваю лицо к ней. Удачно получилось. Онни заходит, когда с лицом закончила и экспериментирую с причёской.

– А, как… э-э-э… в-в-в-о… в-а-а-в… – онни никак не может справится с собственным языком.

Мужская суть ухахатывается, ползая по виртуальной поверхности. А говорил, не заходят такие шутки.

Величественно и плавно волнообразным движением всего тела поднимаюсь со стула. Двери распахиваю шире, чтобы пройти мимо оцепеневшей сестры.

– Чего столбом стоишь? Завтракать! Живо! – Но не дожидаюсь никакой реакции от сестрицы, превратившейся в статую, иду к столу.

– Аппа! Есть попадание! – Веселится Евгений внутри меня. ДжеУк выпучивает глаза, замирает рука с палочками.

– Омма! Сбита! – Мама тоже цепенеет и роняет поварёшку.

– Харабоджи! – Дедушка сохраняет остатки самообладания, но улыбается во всю ширь лица.

– Пакпао! Поражена! – Хальмони прижимает руки к лицу, вытаращив глаза.

Той же царственной походкой подхожу к столу, презрительно хмыкаю, – никто не удосужился подвинуть стул, приходится самой, где же это видано, – плавно пристуливаюсь, словно на королевский трон. Медленно оглядываю всех, задумчиво накручивая на палец локон слева. Как раз с ним не доработала, но получилась удачная асимметрия. Локон с другой стороны завит круче.

– А где онни? – Якобы удивляюсь отсутствию сестры. – С ней что-то случилось?

Первым из ступора выходит харабоджи. Хлопает себя руками по коленям и начинает ржать, как молодой корейский конь. К нему присоединяется Пакпао. Почти не отстаёт ДжеУк. Омма просто оживает.

– Дочка, нельзя же так, – качает головой.

– Ах, так, да? – Делаю движение, чтобы встать. – Тогда пойду смою и больше не приставайте ко мне с макияжем. Не делаю – плохо, сделала – тоже плохо. Вы как-нибудь разберитесь, – снова царственный неопределённый жест рукой, – чего вам всё-таки от меня надо.

Встаю с предельно оскорблённым видом.

– Нет-нет, дочка, – энергично возражает аппа, – садись, не слушай её. Это она от неожиданности.

Лёгкий поворот головы, сомнение в голосе:

– Ты так думаешь? Хорошо, аппа. Но ещё одно слово, и я иду смывать, – сажусь с видом оскорблённой королевы. – А кормить меня сегодня будут?

Не просто так себя веду. Образ диктует поведение. Без макияжа я – обычная, контактная девчонка, пусть и красивая. При таком раскрасе – принцесса, к которой на кривой козе не подъедешь. Ибо нефиг ко мне на всяких кривых козах подъезжать. И ещё: пожалуй, надо волосы высветлить. Причём не просто перекраситься, а с градиентом. Каштанового родного цвета у корней и всё светлее и светлее к концу.

Понемногу все успокаиваются. Даже сестрица садится за стол. В себя-то вроде пришли, но взгляды, в которых сквозит недоверчивость, – неужели это наша Лалиса? – на меня то и дело кидают. Не обращаю внимания. Царственно ем. Царственно одариваю подданных милостями.

– Харабоджи, вы нас так избалуете. Мама очень хорошо готовит, но мы поневоле будем вас вспоминать, когда вы уедете.

– Спасибо, Лалиса, – харабоджи польщённо улыбается.

– Теперь вижу, что огромные деньги на косметику уходят не зря, – удовлетворённо заявляет ДжеУк.

– А по мне что, не было видно? – Тут же оскорбляется СонМи.

Папочка теряется под дружными осуждающими взглядами женщин. Надо спасать.

– Онни, ты просто не умеешь себя подать, – объясняю очередной подданной её фатальную ошибку. – Вот если бы сделала, как я, не красилась бы совсем, а потом бац, и нарисовала себя такую красивую, тогда да. Учись интриговать и производить впечатление. Косметика сама по себе лишь инструмент. Один из многих.

– И больше не изводи моего любимого аппу, – добавляю уже жёстче.

– Не разговаривай так с сестрой, – протестует мама. Интересно, почему Пакпао молчит? Почему отец меня не осуждает, как раз понятно.

– Аппа, обещаю тебе, – игнорирую выпад мамы, – мы вернём тебе все деньги, которые ты на нас потратил.

– Где ты их возьмёшь, внучка? – О, Пакпао просыпается.

– Хальмони, «Гарри Поттер» – коммерческий проект. Кстати, – поворачиваюсь к сестре, – ты сколько уже выложила в аудиоверсии? Три четверти? Хм-м, быстро работаешь. Сделай вот что: оставь открытой только половину. Желающие прочесть дальше пусть платят… ну, скажем, десять тысяч вон.

Завтрак тем временем заканчивается. Допиваю чай, мы с онни уходим в комнату. С деньгами всё не так просто. Надо найти литературный сайт, занимающийся электронными продажами, оформить с ним договор. Короче, решить формальные вопросы и пусть денежка капает. Всё объясняю онни и заканчиваю пустые разговоры.

– Всё, онни. Иди, разбирайся. Понадобится помощь, иди к отцу, я в этих делах полный ноль.

– А ты что будешь делать?

– Как что?! Писать вторую книгу! Или ты против?

Конечно, она не против. Ещё раз предупреждаю, чтобы не трогала меня и не отвлекала. И принимаюсь за работу. Но отвлекать нашлось и без сестры кому. Звонит телефон. У этого бездушного устройства почему-то наивысший приоритет при общении. ЮнСо-оппа. Включаюсь.

– Аньён, ЮнСо-оппа. Зачем звонишь? Буду ли сегодня? Буду. Но больше не звони и другим скажи, чтобы меня не тревожили. Всё равно отвечать не буду. Сильно занята. Аннён.

Выключаю телефон. Ибо нефиг. Принимаюсь за работу. Клавиатура трещит, как автомат Калашникова. Текст-то давно в голове откристаллизовался…

Страница, ещё одна, ещё…

Отвлекает стук в дверь и сразу просунувшаяся мордашка СонМи. Добиваю абзац, это всего несколько секунд, сестра терпеливо ждёт. Дрессура помогает? Величественно поворачиваюсь, имидж – наше всё, и вопрошаю:

– Онни?

– Обед скоро. Зашла узнать, как у тебя дела?

– Всё хорошо, – чуть отвлекаюсь, чтобы глянуть на объём и записать файл ещё раз. – Почти девять страниц настучала.

– Дашь почитать? – Мгновенно возбуждается СонМи.

– Нет. Не дам. Слишком мало. Только раздразнишься. Прочтёшь, когда переводить будешь.

Только в этот момент понимаю, как ноют пальцы. Подушечки страшно раздражены, грозят обрасти мозолями. Из-за этого я стала использовать десятипальцевый метод практически на инстинкте. Чтобы два пальца до основания не стачивать. Надо, кстати, потренироваться этому методу. Пригодится.

По мере раздумий, встаю, выключаю комп. И натыкаюсь на всё ещё ноющую сестрицу. О чём это она?

– А-щ-щ… Лалиса, почему ты такая жадная? – Возмущается, но в голосе былой уверенности нет. – Тебя старшая сестра просит всё-таки!

– Онни, я разве отказываю? – С царственной неторопливостью поворачиваю голову в её сторону. – Но мы же сейчас на обед идём? Или нет?

Так. Про телефон забыла… хватаю его, включаю. О, Юри звонила! По дороге набираю её номер.

– Лалиса, ты куда исчезла? Ты же обещала! …

Почему-то бессвязный поток мне понятен. Хотя имя Гермионы даже не прозвучало. Юри ждёт когда вышлю ей кого похожего на неё.

– А ты можешь к нам приехать?

Хм-м, некогда мне! И к себе звать не хочу, уж больно родители напрягаются.

– Юри, на дорогу время уходит. Я после обеда подыщу кого-нибудь и вышлю по почте…

– Да какое там время, Лалиса?! Полчаса, не больше!

– За полчаса могу страницы полторы-две напечатать. Ты какой отрывок из книги предпочтёшь читать? На восемь страниц или на десять? Понимаешь? Вот и умница. Кстати, а брата твоего дома нет?

– Прилетел на выходные. У них два выходных в неделю, представляешь?

– Юри, с этого и надо было начинать. Когда твой брат дома, я к вам ни ногой. Ты ж знаешь, как он меня ненавидит.

– Это неправда… – вяло возмущается девочка.

– Ладно, не важно. Я сейчас пообедаю, потом пошарюсь по сети и вышлю тебе. Аннён, Юри.

Кидаю телефон на диван, иду мыть руки. По дороге встряхиваю руки, сбрасывая напряжение.

– Кто тебя ненавидит, внучка? – Пакпао озвучивает общий интерес. Вот поэтому и нельзя разговаривать по телефону в присутствии других, даже близких людей. Вопросами замучают.

– Брат Юри…

– За что?

– За мою красоту и таланты, за что ж ещё? – Царственно удивляюсь и исчезаю в туалете.

Место действия: особняк семьи Сон.

Время действия: то же самое, 11 октября, воскресенье.

ДжеХун.

Вся семья за обедом. Родители очень довольны, что их навестил сын, впервые с начала учёбы. У английских студентов часто бывают внутрисеместровые каникулы. Строго говоря, это не выходные. Это время предоставляют нам, студентам, для самоподготовки. Но книжки можно почитать в самолёте или дома, что намного приятнее.

– ДжеХун, а за что ты Лалису ненавидишь? – Неожиданно спрашивает Юри.

– С чего ты взяла? – С трудом держу себя в руках. И нет этой проныры поблизости, но исхитряется незримо влезть. Откуда только такие берутся?

– Ну, не знаю… – Юри болтает ложкой в супе. – Разве она тебе нравится?

– Нет, – высказываюсь нейтрально, а то отец рядом. – Разве мне все должны нравиться? Кто-то нравится, кто-то нет.

– Сынок, Лалиса очень хорошая девушка, – наставительно говорит мама. И папа смотрит строго. Онни с любопытством.

– Не буду спорить, омма. Но я-то здесь при чём? Пусть она хорошая девушка и пусть она будет подальше от меня, – разве я так много прошу? Я в собственном доме, не правда ли?

– Да-да, – возбуждается Юри, – она так и сказала: ни за что не придёт к нам в гости, если ты дома…

– Омма, вот теперь я верю, что Лалиса – хорошая девушка, – ехидно улыбаюсь.

– …потому, что ты – придурок! – Завершает свою мысль мелкая заноза. Как же она иногда достаёт! Они что, все такие?

– Юри! Немедленно извинись перед братом! – Требует мама.

– Извини, ДжеХун-оппа, – нисколько не огорчается заноза, – но это не я сказала.

– Что ты говоришь, Юри-ян? – Хмурится папа. – Лалиса назвала твоего брата придурком?

– Нет, – мотает головой Юри, – она так не говорила. Просто… ну… я думаю, что она так думает.

Онни фыркает, но под взглядами родителей прячет хитрую усмешку. Аппетит совсем пропадает. Кое-как доедаю любимое пантоки* и ухожу в свою комнату.

(*пантоки – не знаю, есть ли такое блюдо в Корее. Название только что придумал или вспомнил. А какая разница есть или нет какие-нибудь тик-токи в Южной Корее? Основной части публики на это глубоко насрать. Автор).

В комнату без стука врывается мелкая.

– Гляди, какую книжку Лалиса написала! – Кидает мне на кровать толстый том с какой-то красочной картинкой на обложке. – Ты вовек такую написать не сможешь, хоть три университета заканчивай.

И убегает. Брезгливо, двумя пальцами, берусь за книгу. «Гарри Поттер и философский камень», автор – Л.Ким. Отношу подальше, на подоконнике этому самое место. Ещё я не читал сочинения всяких глупых девчонок.

Место действия: улица рядом со студией.

Время действия: то же самое, 11 октября, воскресенье 15.50.

После обеда уделила время урокам. Ещё раз прокляв корейское образование, которое душит детишек в своих требовательных объятиях. Будь сутки в два раза длиннее, минобр тут же увеличил бы нагрузку троекратно.

Мне предстоит предстать представительницей неземной и прекрасной расы перед моими парнишками. Иногда люблю похулиганить с тавтологией. Макияж освежить нетрудно, сложнее подобрать прикид.

– Юбку надень, юбку, – долдонит фанатка типично женской и шотландской части одежды.

Шалишь, девуля. Удостаиваю её царственным взглядом свысока. Придраться не может, я только смотрю. Всё дело в ногах, в них не уверена. Нет, местные корейские мальчики, не избалованные высокими стандартами, примут на ура. Не сомневаюсь. Но мои требования намного выше.

Работаю над этим. И на тренировках по бегу, уделяю внимание стопам. Они должны сильными и подвижными. С высоким подъёмом. По утрам и вечерам специально тренируюсь ходить на высоких каблуках. Очень высоких. До и после разминка, ходьба на пальцах, пятках и так далее.

Не жалея себя, укрепляю ноги балетными упражнениями. Базу для красоты даёт генетика, но и надстройка не повредит. Но если надстройка ещё не создана, то наденем брючки. В обтяжечку и короткие, сантиметров десять не достающие до стоп. Под них колготки, – Евгений в углу кривится, – на улице прохладно. И туфли на среднем каблуке… ну, или чуть выше. Системы лодочка.

Едем на такси, СонМи за мной увязалась. Вот кому делать-то нечего. Выцыганила ж после обеда свеженапечатанное, прочла, вернее, проглотила, как голодная утка, так занялась бы переводом! Нет, она ко мне сопровождающей набилась!

– Аджосси, следите за дорогой! – Строго и не в первый раз указываю водителю. – Ещё раз на меня посмотрите, жалобу на вас в полицию подам.

Почему-то он не спорит. Отмечаю первый эффект от воздействия моего образа на окружающих. На такси ездить опаснее, риск аварии увеличивается.

– Никаких чаевых, – непреклонно заявляю расплачивающейся онни, – мы из-за него чуть в ДТП не угодили.

Что он бубнит в нашу сторону, меня абсолютно не колышет. Отыгрываю высокомерной принцессы. Бодро стуча каблуками, вхожу в здание.

Перед дверью в студию, из-за которой доносятся голоса, останавливаюсь. Делаю с СонМи рокировку. Инструктирую.

– Войдёшь первая, затем отойдёшь в сторону, – заговорщицким тоном, – тебе останется только наблюдать.

Эффект оглушительный. Сразу все замолкают, завидев СонМи. Обычная реакция на гостя, рефлекторная, все смотрят, кто пришёл. Через несколько шагов сестра уходит в сторону, под всеобщее внимание попадаю я. Мы останавливаемся. СонМи не удерживается от короткого фыркающего смешка, который никого не выводит из состояния ступора. Кроме МиЧжуна, тот нас не видит, перешнуровывает кроссовки.

Остекленевшие глаза, отвешенные челюсти, у кого-то, – не будем показывать пальцем, хотя это был ВиЧан, – вроде струйка слюны потекла из уголка губ. Мы с сестрой откровенно наслаждаемся зрелищем.

– Хеллоу, мальчики! – Приветствую в американском стиле намеренно. – ВиЧан!

Подманиваю его пальчиком. Тоже не корейский жест, но должен понять. Нет, в глазах полное отсутствие всяческого проблеска разума. Хм-м, ломает мне задуманную игру.

– СонМи, – прошу помощи у онни. Та понимает с полуслова. Решительным шагом приближается к парню, хватает его за руку и тащит ко мне. Решила его выделить среди всех, раз он на меня запал.

Деревянно переставляя ноги, ВиЧан тащится за онни. Туман в глазах рассеиваться не собирается.

– ВиЧан-оппа, отнеси мою сумку. Пожалуйста, – последнее слово можно было не говорить, автоматически вышло, неистребимый корейский шаблон вежливости.

Вижу, как на лице его отображаются титанические усилия понять, что ему говорят. Хихикающая онни платочком подтирает ему губы.

– Держи!

Протянутую ему сумку оппен судорожно прижимает к груди и продолжает стоять, не сводя с меня немигающего взора. Исподволь оглядываю остальных. Особых изменений нет, только МиЧжун, прекратив своё шебуршание, присоединился к общей композиции.

– Чо встал?! Иди уже! – Опять фиксирую могучий, но бесполезный рывок разума. Мы с онни разворачиваем его лицом в нужном направлении, подталкиваем в спину, идём сами.

– Аньён, парни! – Здороваемся ещё раз и отдельно ДжеДжуну. – Ненавижу тебя, ДжеДжун-оппа.

– А… э… в-в-в… – что-то пытается сказать ДжеДжун и это становится последней каплей.

Мы с онни складываемся пополам от смеха. Этот же смех разрушает морок, наведённый моим обликом. Тут не только убойный макияж, есть ещё длинные ноги на каблучках, обтянутые тёмным стрейтчем, водолазка в обтяжку. Хотя последнее не аргумент, признаю. Фигура Лалисы сейчас, это доска, на которой два вершка. Балетная фигурка – тонкая, лёгкая, грудь за сосками почти не заметна.

Эффект нашего, или не будем скромничать, моего появления не уступает тому визиту Джессики. А то и превосходит, меня-то они всё-таки знают.

– Лалиса, ну нельзя же так, – первым приходит в себя ЮнХо.

– Это жестоко, Лалиса, – вторит ДжинСу.

– Тебя не спрашивают, мелочь, – реагирую почти рефлекторно. Парни смеются.

– Ненавижу тебя, Лалиса! – Просыпается ДжеДжун. Сегодня наше традиционное приветствие звучит в тему. Новый взрыв смеха.

– А где ВиЧан? – Оглядываюсь. Смотрят все. ВиЧан стоит там, где его оставили.

Приглядываюсь. Парень оживает, но окончательно в себя пока не пришёл.

– ВиЧан-оппа, неси сумку уже!

Ура, до него доходит! Скованно переставляя ноги, подходит, отдаёт сумку. Парни опять ржут. Приятно же быть не самым дурным.

Минут десять мы убили на это шоу, и не считаю сие чрезмерной платой. Хотя время для меня сейчас почти на вес золота. Присутствует лёгкое сожаление, что ВиЧан не отыграл роль, каковая была задумана для него. Ничего, доберём позже.

Продолжаю в стиле Светличной из известного фильма (https://youtu.be/GzaEFVOShms ). Как она там? Ксива! Хаза! Клиент! Гонорар?! Сажусь рядом с ЮнХо, вальяжно закинув ногу на ногу, и требую отчёт о проделанной работе. Уже и СонМи смотрит на меня расширенными глазами. Кореянки так себя никогда не ведут.

– Аранжировку! Ролик! Звуковой спектр!

Только теперь начинается работа. После анализа хореографии даю небольшие поправки. Признаю, небольшие. Неискушённый зритель не заметит. Но может почувствовать не осознанно. Совершенство или несовершенство часто заходит через подсознание.

– Слушай, мы совершенно не подумали! – Смотрю на ЮнХо и остальных с великим осуждением. – Нам же певица нужна!

– Ты же сама напела? – Теряется ЮнХо. Он в чём-то прав, рэперный стиль тем и хорош, что любой голос сгодится. Но я вспомнила возможности ЧэЁн. Вот кто нам нужен!

Хватаюсь за телефон. Неудача меня не обескураживает. ЧэЁн именно сейчас не может, семейный ужин в ресторане. Но главное в том, что контракт с агентством подписан.

– Онни, огромная просьба. Время начала контракта сдвиньте на начало следующего месяца. Тебе всё равно какие-то дела надо утрясти. Хотя бы с Сонхва. Нельзя?

– Наверное, нет. А зачем тебе, Лалиса?

– Надо записать одну песню твоим голосом. Если будет коммерческий успех, то… подожди, с ребятами посоветуюсь.

Ребята соглашаются на пять процентов. ЧэЁн тоже. Слишком щедро, на мой взгляд, но тут у меня закулисные соображения есть.

– Почему пять процентов много? – ЮнХо, пожалуй, единственный, который со мной свободно разговаривает. Остальные до сих пор, как заторможенные.

– Смотри, – даю раскладку, – половину заберёт агентство, которое будет продвигать композицию. Наша часть делится так: тридцать процентов – мне, пять – ЧэЁн, процентов пятнадцать на расходы. Та же аренда студии. От всей суммы вам достанется четверть плюс-минус.

– Я могу в своём видеоблоге рекламу дать, – встревает СонМи и смущается под перекрестием наших взглядов. – Чего вы?

– Ничего, онни. Просто ты – молодец. Я даже как-то не подумала. Только учти, денег мы тебе за это не дадим. Результат твоей рекламы труднопредсказуемый. Тренировкой для тебя будет. – А следующую фразу, уже готовую вырваться, давлю на корню: «Или я тебе из своей доли отщипну». Лучше не обещать, но дать, когда деньги пойдут.

– ЮнХо-оппа, надо рекламный ролик делать.

Его встречную идею бракую.

– Нет. Моё лицо не дам использовать, – ЮнХо ощутимо разочаровывается.

Возвращаемся домой довольные. СонМи прекрасно время провела, я здорово поработала. Сейчас уроки быстренько добью и страницы две-три ещё накропаю. Больше не смогу, пальцы отвалятся.

От мысли прийти в школу в сегодняшнем макияже с сожалением отказываюсь. Уроки могу сорвать, и мне за это прилетит. Опять же тренировка, какой там макияж?

Иллюстрация к тексту. Жанр: Фанфик, Попаданцы, Развитие личности

Глава 5 Спорт – всегда схватка.

Место действия: стадион Чамсиль.

Время действия: 17 октября, суббота, 10.35

– На старт! Внимание! Марш! – На команду судьи взрываюсь с места.

Какое-то время не понимала этого настойчивого требования ХеДжин-сии. Взрываться надо, взрываться, – талдычил он. Не понимала, как это сделать. Пока сама не догадалась, что надо элементарно прыгать. Только не ногами вперёд, шаг в самом начале очень короткий, ускоряющий.

Пример, как много значит удачно подобранное слово. И хочу я этого или не хочу, уважаю тренера или не совсем, мозг сам ставит маленький минус физкультурнику. Очень маленький, он всё-таки не олимпийскую сборную тренирует.

После пятого-шестого шага несусь вольно и свободно, разрезая воздух не впечатляющей грудью. Как раз удобно для бега иметь узкое тело и маленький бюст. Не хватало мне ещё паразитной раскачки тела от мотающихся сисек.

Быстро стометровка кончается, только-только набираешь скорость и бац! Финиш! Вторая за мной отстаёт метра на три-четыре. Это много. Такой отрыв позволяет смотреть свысока, пренебрежительно кривя губы. Останавливает от подобного несколько обстоятельств. Во-первых, я – хорошая корейская девочка, а не западная штучка-стерва. Во-вторых, а как тогда относиться к остальным, которые к нашему финишу хорошо, если метров восемьдесят пробежали. Сквозь них смотреть? Я так не умею.

– Лалиса-ян! – Ближе к трибунам меня встречает тренер. У него на смартфоне хитрое приложение стоит. Позволяет засекать время с точностью чуть ли не до тысячных.

– Пробежала лучше, чем на экзамене. На одну десятую. И на одну десятую хуже от лучшего результата на тренировках. Надо больше тренироваться, Лалиса-ян, – он до сих пор не хочет мириться с тем ограничением, что наложил врач, его тёзка.

– Не надо больше, сонсенним, – я вовсе не спорю, ни к чему, – ваш тёзка, директор больницы, ХеДжин-сии – врач с огромным опытом, он – доктор медицинских наук. Поспорьте с ним, если хотите…

Не сдаётся.

– Против потери веса, Лалиса-ян, есть простое средство – больше высококалорийной пищи.

– Я и так ем всё, что захочу и сколько захочу. Без всяких ограничений.

– Надо подобрать тебе диету…

– Сонсенним, простите, но мои родители будут против экспериментов с моим здоровьем, – упираюсь уже не по-корейски и знакомлю тренера с моими выводами.

– Незнакомая обстановка сказывается, сонсенним, стресс и это даже не главное…

– А что?

– Когда стартовала, колодки немного сдвинулись.

Стоим у края поля, вне дорожки. Там сейчас другие бегают. Так себе бегут. Чего от заморенных школьников ждать? Треть вообще в очках. Наши судьи не заморачиваются с квалификацией,отборами и прочим. Сейчас все пробегут, сравнят результаты и вуаля – результат! Лично я – всеми руками за.

Мои слова погружают тренера в глубокие раздумья. Он покидает меня и уходит к судьям. Пусть разбирается, а мне остывать нельзя. Ухожу на поле, бегу трусцой по бровке, иногда встряхивая ноги и руки, сбрасывая напряжение. Прерываюсь на растяжку и снова трусцой.

Бестолковый у меня тренер. Прямо никогда не скажу, иначе меня все вокруг, включая семью, изничтожат. Но про себя-то имею право знать. С трудом уговорила его снизить нагрузку в пятницу, чтобы на соревнования больше сил осталось. Самой убедить не получилось, сообразила перевести стрелки.

– Сонсенним, у вас есть знакомые профессиональные тренеры? Высокой квалификации?

Таковые оказались в наличии.

– У них можно проконсультироваться. Если они согласятся с вами, то выложусь на полную.

Опять не доволен. Уже тем, что я неожиданно оказалась права. Велкам в Корею, где начальник всегда прав, а подчинённый всегда виноват. Даже если выполнил все указания в точности. Или не выполнил дурацкие указания.

В итоге на пятничной тренировке получила половинную нагрузку. Что и сказалось сейчас. Положительно. Про себя ставлю тренеру ещё один минус. Эх, капитан! Никогда ты не станешь майором!

Ещё через четверть часа бежим километр. Не моя дистанция и не тренировала её, но слово тренера закон.

– Как пробежишь, Лалиса, так и пробежишь. Главное, беги не напрягаясь…

Стартовать надо резво, но не выходит. Большое дело вырваться вперёд сразу, хрен меня потом кто догонит. Бегу вольным, широким шагом, впереди меня пятеро. Нас пустили такой густой толпой, что обскакать всех на старте не удалось. Не попала в передний ряд.

Самая первая, лидер, так сказать, гонки – крепкая девица с хвостом на голове. Сравниваю наши скорости, вроде не отстаю. Обгонять промежуточных не спешу, они сами обгоняются, стоит мне слегка нажать. Складывается техника этого дела: догоняю, пристраиваюсь сзади и отдыхаю за могучей спиной соперницы. На прямом участке выхожу из-за её спины и прибавляю шаг. Ещё одна красная от натуги соперница позади.

Когда догоняю хвостатую крепышку, нам остаётся дуговой поворот и прямой финишный участок.

– Давай быстрее, а то догоню! – Зря это выкрикиваю, надо дыхание беречь, но не смогла удержаться. Есть во мне что-то неудержимое, хулиганское.

Да она действительно прибавляет. Так, что в меня, чуть не до уровня лица, летит мелкая гаревая крошка. Вот зараза! Отрыв слегка увеличивается. На прямом участке сдвигаюсь на метр в сторону и нажимаю. Сил осталось на волосок, всё-таки периодическое изменение темпа сказалось. Оказывается, на переключение скоростей тоже энергия тратится.

Хвостатая стерва тоже сдвигается, чтобы не пустить меня. Так же в лицо летит крошка. Сдвигаюсь ещё, она за мной. Ещё! И не доходя до края, резко влево, обратно. Выпрыгиваю вровень и еле уворачиваюсь от толчка. Хвостатая идёт на таран, как Гастелло. Она драться не начнёт? До финиша метров тридцать. Вырываюсь на корпус вперёд исключительно на морально волевых. Сил уже нет.

Хвостатая цепко хватает меня за руку и дёргает назад. Теряю преимущество. Вот дрянь! Нажимаю ещё… поздно! Финиш! Тварь обгоняет меня буквально на несколько сантиметров. Ходит поодаль и смотрит на меня торжествующими противными глазёнками. Потираю руку, точно синяк будет, цапнула за самое нежное место выше локтя изнутри.

Иду жаловаться тренеру.

– Сначала не пускала меня на обгоне, а в конце дёрнула за руку! Это больно, сонсенним!

Идём к судьям. Судьинимы воспринимают наш «навет» невозмутимо. Но жалобу рассмотреть они обязаны. Вызывают хвостатую. Судя по жестам и возмущённым оглядкам на меня, всё отрицает. Через десять минут выносят вердикт: объективных подтверждений не находится, жалоба отклоняется. Они что, видеосъёмку не вели?

– Говорят, что именно видеосъёмку внимательно отсмотрели, – мрачно поясняет тренер.

Крошки, летящие в лицо, могли не заметить, – соображаю я. Но то, что она мне дорогу перекрывала, с любой точки можно засечь. Тут что-то не так.

– Сонсенним, тогда я отказываюсь от награждения, – заявляю тренеру.

– Лалиса-ян! – Физкультурник смотрит с усталым осуждением и требует. – Немедленно прекрати капризничать.

– Сонсенним, если она приблизиться ко мне, я её ударю. Или в лицо плюну, – мирно-мирно смотрю на тренера и делаю лицо кота Шрека. – Сонсенним, я просто не смогу себя удержать.

Тренер в растерянности разводит руками.

– Хорошо, Лалиса-ян. Пойдём, – решившись, берёт меня за руку и мы идём к судейской коллегии. Дожидаемся, когда расходится снующая около них группка с бумажками.

– Сонбеним, – обращается к старшему судье тренер, – мы отзываем наше участие в зачёте на забег в тысячу метров.

С интересом наблюдаю бурную реакцию. Сначала его с жаром уговаривают. С таким напором, что оглядывается на меня. Упрямо мотаю головой. Насколько понимаю, больше всего судей бесит то, что теперь придётся переписывать кучу протоколов. Находят решение. Подсовывают бумагу для отказа тренеру и на основе её составляют новый протокол о победителях забега.

Краем глаза замечаю напряжённое внимание хвостатой и её тренера, что сидят метрах в тридцати на трибунах. Судьи продолжают совещаться.

– Судейское жюри выносит решение, – пожилой председатель жюри встаёт и в резко установившейся тишине выносит вердикт, – большинством голосов. По причине недостойного поведения учащейся школы Сонхва Ким Лалисы она снимается с соревнований. Все её результаты аннулируются. Распишитесь вот здесь, тренер ХеДжин.

Ох, ты ж ничего себе! Ким Лалиса, это Корея, тут нефиг вякать поперёк ветра, снесёт в канаву моментально! Так-так, это что, моё первое место на стометровке тоже медным тазом накрывается? Ах, вы жлобы! Внутри всё вскипает… вскипает и тут же опадает. Против лома нет приёма. Или есть? Я подумаю.

Помрачневший словно туча тренер расписывается. Мы уходим. Тренер грозно молчит.

По размышлении, – грозно молчащий тренер держит паузу, – успокаиваюсь. Никогда не стремилась стать спортивной звездой. Ни в одно место мне это не упало. Бегать нравится. Но класть жизнь на завоевание очередной доли секунды? Ничего не имею против тех, кто азартно этим занимается. Замечательные люди. Во-первых, не воруют и не грабят. Уже хорошо. Во-вторых, раздвигают человеческие возможности. Подумать, так можно найти и в-третьих и в-четвёртых. Но хватит и этих двух. Замечательное дело, но не моё. Не моё. Соревноваться вообще не люблю. То ли дело искусство. Разве вершины творчества, взятые Львом Толстым, отменяют величие романов Виктора Гюго? Да никаким боком! Прекрасно на первом месте в мировом искусстве, словно тысячи ангелов на острие иглы, размещаются сотни и тысячи шедевров. Абсолютно не мешая друг другу. Вот что мне больше всего нравится. А не это судорожное отталкивание друг друга локтями на дистанции.

Мне лично выгоден этот скандал. Перестанет тренер на меня так уповать. А то увидел свет в окошке!

– И что мне с тобой делать, Лалиса-ян? – Мрачно вопрошает, заканчивая грозную паузу, физкультурник.

Догадываюсь, для чего паузу держал. Чтобы прониклась и осознала, какая я никчёмная скандалистка.

– Отпустить домой, сонсенним? – Меня спросили, надо ответить.

– Лалиса, твой скандал лишил школу двух призовых мест, – устало объясняет физкультурник.

Мы садимся на трибунную скамейку недалеко от выхода со стадиона. Размышляю над претензией. Обычная история, всегда самый младший виноват на фоне того, что старшие могут творить всякую дичь. Попробую вывернуться.

– Ничего не поделаешь, сонсенним. Нам пришлось это сделать, чтобы сохранить лицо.

Самый убойный аргумент для азиатской культуры, не только корейской. Тоже лом, против которого нет приёма.

– Поясни, – тренер старается не показать, что слегка ошарашен. Мне это на руку.

– Если бы я вам ничего не сказала, вам было бы проще. Вы ничего не знаете, а лицо теряю только я. Ведь это мне плюнули в лицо, не вам.

– Она тебе в лицо плюнула? – Возбуждается физкультурник. Никто здесь аллегорий не понимает. Надо бы с литератором на эту тему поговорить.

– В переносном смысле, сонсенним. Вы разве не видели, с каким торжеством она на меня смотрела? – тренер задумывается. – Да, говорила она всем видом, я сделала тебе гадость, совершила подлость и ничего мне за это не будет. Сонсенним, что вы должны делать, увидев торжествующее зло? Противостоять ему или покорно улыбаться? Если противостоять, то можно проиграть или понести потери. Но зато мы сохраним лицо. Так что вы всё правильно сделали, сонсенним, – обозначаю поклон в знак уважения.

Кроме того, что перевожу стрелки на него, есть намного более важный резон. Выведение проблемы на высокий философский уровень здорово помогает. На горнем уровне материальные потери не учитываются вовсе. А я ещё подброшу.

– Сонсенним, неужто вы мой забег на смартфон не снимали?

Как он мог этого не делать? Всё снимал, какой молодец. Издалека и сбоку, – стадион велик, – но снимал. Внимательно, кадр за кадром, пересматриваем нужный момент много раз. Нет у него приложения замедления просмотра.

– Сделайте мне запись, сонсенним. В понедельник в школе возьму её у вас.

Мутновато из-за расстояния, но видно, что явно что-то происходит. Помеха обгону, в ПДД карается согласно специально оговорённого пункта. Манёвры хвостатой были заметны даже на большом расстоянии. Особенно, когда я резко переместилась влево на свободную дорожку.

Ухожу в раздевалку. Через пять минут выхожу. Хотела воспользоваться душем, но завидев злорадствующую хвостатую, переодеваюсь с рекордной скоростью. Дома помоюсь, мне только драки в раздевалке не хватает. И так еле увернулась от попытки поддать мне плечом мимоходом. Кажется, мне надо не бегом серьёзно заняться, а тхэквондо.

Физкультурник приходит в себя. Делаю такой вывод, потому что разговаривает на отвлечённые темы. О сдвинутых колодках, о том, что мне надо тренироваться и на средних дистанциях. Уже не пытается сделать меня крайней во всех бедах.

– Сонсенним, а когда в следующий раз выйду на тысячу метров, опять буду терпеть всякое от этой хвостатой твари?

– Лалиса-ян! – Осуждает меня за резкие слова.

– Нет, сонсенним. Если вы скажете, тренироваться буду. Но если увижу среди соперниц её – на дистанцию выходить не буду. А вдруг она меня в следующий раз искалечит? Подножку поставит или ещё что-нибудь? Судьи снова её покроют? Нет-нет, сонсенним, мне и родители такого не позволят! Вам ещё придётся уговаривать их, чтобы они мне разрешили продолжать тренироваться.

– Смотрите! – Для проявления синяка нужно время. Вот и моя неправильной формы синюшная гематома на внутренней части плеча расцвела во всём великолепии. Давно знаю, что у меня повышенная чувствительность к внешним травмам.

– Ёксоль!

Вот тебе и ёксоль.

Корейцы сколько угодно могут уверять подчинённых и зависящих от них, что они сами во всём виноваты. Но в реальности это не так. Физкультурник думает, – и пусть, не буду ему в этом мешать, – что я ничего не понимаю. На самом деле, я знаю, что в любом проколе прежде всего виноват начальник, руководитель. В моём случае, физкультурник. Он старший надо мной и несёт всю полноту ответственности за меня. Что бы со мной ни случилось – отвечать будет он. Мои родители опосредованно, через школу, доверили мою безопасность в его руки. Он не справился. Значит, в следующий раз мои родители меня не отпустят с ним или пойдут со мной. Я представляю, какой скандал там бы закатила Пакпао, хи-хи-хи. Обожаю свою хальмони.

Точно! В следующий раз её возьму с собой. И группу поддержки, чтобы снимали меня со всех сторон.

Дома с наслаждением и чувством покоя обедаю.

– Как прошли соревнования, внучка? – Интересуется Пакпао. Отца нет, он позже придёт. Суббота у корейцев рабочий день. Почти. Если везёт, как моему отцу, то свободны после обеда.

– Замечательно, хальмони, – решила пока не возбуждать родных рассказом о скандале. А то они мне же всю душу и вынут. Плавали – знаем. Ради этого и водолазку надела с длинным рукавом. Синяк прячу.

– Лалиса, что значит замечательно? – Возмущается СонМи. – Нормально ответить не можешь.

Упираюсь в неё недоумённым взором, что значит «нормально»? Ничего не говорю, просто жду.

– Дебак! Подробно не можешь рассказать, что ли?

– А-а-а, так вам подробно?! Так бы сразу и сказали, – радуюсь всем лицом неожиданно открывшемуся мне пониманию. – Первое место на стометровке, второе на тысячу метров…

– Почему только второе? – Весело спрашивает ДжеУк, входя в гостиную. За разговорами никто не услышал, как он дверь открыл и тихо вошёл.

– Ой, аппа пришёл! – Радуюсь вместе с СонМи. – Так не моя дистанция, аппа! Я её и не тренировала никогда. Просто девочка, которая должна была бежать, ногу повредила, вот ХеДжин-сии меня и поставил.

Вот всё и рассказала. Что можно было. После обеда ухожу в комнату. Мне кое-что надо сделать. Я ведь не собираюсь всё это оставлять просто так, правда? Сначала фейковый аккаунт в инстаграмме… хм-м, надо попросить Юри кое о чём. А чего тянуть? Берусь за телефон.

– Привет, Юри-ян! – Сначала беззаботно болтаем, общаться с ней одно удовольствие. Потом дело.

Исполняет мою просьбу на удивление быстро. По почте получаю прелэстное личико. Красивое, но ехидное.

– Юри, а можешь сделать с разным выражением лица и положением губ? – Названиваю ей снова.

– А ты скажешь, зачем?

– Я лучше сделаю. Я тебе первой покажу, что получилось.

Моя прелесть с восторгом соглашается. А я принимаюсь за работу. Гифку мне ЮнХо состряпал. Что умеет, то умеет. Надо тоже поучиться. Эх, время на всё надо, время…

Немного не успеваю, пора собираться. Обговаривала с СанМи-сии наряд. Оказалось, всё просто. Школьная форма. Ну и ладненько. Зато сестрица обломалась. Макияж, как сказала учительница, тоже не приветствуется.

Место действия: сеульская консерватория.

Время действия: 17 октября, суббота, 16.45

Доходит очередь до меня. Выхожу и отбарабаниваю. Что ещё можно сказать? А, вот что! Вспоминаю, как меня кинули на стадионе, вскипаю и направляю энергию в музыку. Та сразу стала насыщеннее. Так что один из мэтров в жюри задумчиво говорит:

– Интересная интерпретация, очень интересная. Ни разу в таком исполнении не слышал давно знакомое.

Моя СанМи напрягается, но тут же начинает улыбаться, когда мэтр обозначил ладонями пару хлопков. Одобряет, значит.

Через полчаса, когда заканчиваются исполнители и совещание жюри, нас оставляют троих. Выступаю второй. Быстренько оттренькиваю своё попурри и откланиваюсь. И опять жюри долго никого не мучает. Быстренько назначает меня лауреатом, ещё пару, мальчика и девочку дипломантами, раздаёт грамоты и ценные подарки. Ценные подарки – сертификаты на определённую сумму в супермаркет Меценатполис Хапджонг. На два миллиона вон – мне, полтора и один – остальным. Видимо, супермаркет – спонсор мероприятия.Вот это мне нравится. Пара часов, из которых работать пришлось всего несколько минут, и две тысячи долларов (почти) в кармане. Людям искусства чужда бюрократия и протекционизм? Может, просто повезло, но сегодня ставлю минус спорту и плюс – искусству.

– Забыла спросить, Лалиса-ян, извини. Переволновалась. Как у тебя соревнования по бегу прошли? – Спрашивает учительница, когда выходим на подиум, говоря по-русски, крыльцо. Только русский вариант для такого величественного архитектурного элемента, – с колоннами, широкой метров на десять лестницей, – не подходит.

– Грустно прошли, сонсенним, очень грустно, – делаю крайне печальное лицо, – никакого места не завоевала, представляете?

– Что же случилось, Лалиса-ян? – С отчётливой фальшью в голосе вскрикивает СанМи, судорожно подавляя вспышку неуместного восторга.

Меня разбирает. Улыбаюсь ей всем лицом, разделяя её скрытую радость. Заглядываю в глаза, как близкому единомышленнику.

– Правда, ведь здорово, сонсенним?

– Ты специально это сделала, признайся! – Не выдерживает, хохочет.

– М-м-м… – развожу руками и делаю хитренькую улыбочку, – так получилось, я не виновата.

Мы неторопливо двигаемся к дороге. По пути, предварительно вызвав такси, объясняю:

– Мне нравится бегать, сонсенним, понимаете? Мне не нравится соревноваться. Все вокруг смотрят на тебя с подозрением, а есть те, что со злобой. Сонсенним, зачем мне это?

Сонсеннимка безуспешно давит довольную улыбку.

– В искусстве тоже всякое бывает, Лалиса-ян…

– Но пока я этого не увидела, сонсенним.

Подробностей за этой болтовнёй она у меня выцыганить тупо не успевает. Сажает меня в такси, – оно быстро подъехало, – и мы прощаемся.

Место действия: студия звукозаписи

Время действия: 18 октября, 15:25.

Заглянула в травмпункт, поэтому немного опаздываю. Взяла справку о гематоме, приложила фото. Хвостатая не знает, какие тучи над ней собираются. Будет ей молния с оглушительным грохотом, будет и град с ливнем.

С СонМи в травмпункте была. Она совершеннолетняя, ей девятнадцать давно квакнуло. Прошла, как сопровождающая. Пришлось ей рассказать кое-какие детали. Не всё, конечно. Только про то, что меня дёрнули за руку, и я из-за этого только на второе место вышла.

В студию она со мной не поехала. Ну и правильно. Сегодня-то цирка не ожидается. Сегодня ЧэЁн ожидается.

– Салют, парни! – приветствую ребят на американский манер. – Ненавижу тебя, ДжеДжун.

– Век бы тебя не видел, Лалиса, – под негромкие, уже привычные, смешки отвечает ДжеДжун.

– ВиЧан-оппа! – Если парень на меня запал, надо это обыграть. Подманиваю к себе. Вручаю сумку. Парни с интересом наблюдают.

ВиЧан внимательно выслушивает инструкции, очаровательно смущаясь. Затем делает глупо восторженное лицо.

– Ещё глупее! – Требую я, но тут же сдаю назад, как-то страшно уже получается. – Нет, верни назад! Теперь давай!

С радостно глупым лицом ВиЧан скачет в сторону ЮнХо, высоко задирая ноги и подпрыгивая. Довольная иду за ним. До конца всего не понявшие, тем не менее, парни покатываются со смеху. Хотела ещё в прошлый раз это сделать.

– За что ты нас так в прошлый раз, Лалиса? – Вопрошает ДжинСу.

– Ты не понимаешь? Дебак! Так найди того, кто понимает, и спроси его, – даю мощный в своей универсальности совет. Между прочим, годится в качестве жизненного кредо, позволяющего достичь немалых успехов.

ДжинСу прав, сегодня я в обычном наряде, джинсы, кроссовки. И без убойного макияжа. ДжинСу меж тем обводит глазами друзей, но все пожимают плечами.

– Никто не понимает? – Вздыхаю, всем видом показывая непроходимую тупость окружающих меня парней. – Всё очень просто. Я – ваш продюсер и готовлю вас к новой жизни. Там вокруг вас будут чеболи, знаменитости, красивейшие женщины. И вы должны уметь вести себя свободно, не зажимаясь…

– Поэтому ты приводила Джессику? – Хлопает себя по лбу ЮнХо.

– М-м-м, – немного мнусь, затем спрашиваю, – удачно получилось, правда? Тогда вы в первый раз испытания не выдержали, бросились автографы брать…

Замолкаю. Приходит в голову одна идея. Ладно, позже.

– Вы что, не понимаете, что близок день, когда ВЫ будете автографы раздавать?

Парни переглядываются.

– ВиЧан, друг, – вдруг просыпается ХоВон, – дай мне свой автограф.

Начинает рыться в карманах, бросается к сумке, откуда вытаскивает какой-то календарик. Все тут же мгновенно подключаются. Под моё непрерывное хихиканье все обмениваются автографами. Не забывают и меня.

Опередили меня с моей идеей. Но ничего, разживаюсь у ЮнХо маленьким плакатиком с «Girls Generation». Делаю надпись: «Мы будем круче» и даю всем подписаться. Сама расписываюсь.

– Через несколько лет этот небольшой клочок бумаги станет ценнейшим артефактом. А те автографы, которые вы раздали друг другу, будут стоить десятки миллионов.

Приход ЧэЁн нашей бесшабашной атмосферы не испортил. Наоборот. ХоВон тут же бросается к ней, уговаривает отдать ему сумку и пародирует проход ВиЧана. На фоне ничего не понимающей ЧэЁн все ржут до слёз и ползания по полу.

Если бы не лишилась сумки с самого начала, то ЧэЁн могла бы и удрать от ненормальных. Приходится брать дело в свои руки.

– Просто они радуются твоему приходу, онни, – делая честные глаза, успокаиваю её. Самое смешное, что она почти верит. С другой стороны, разве это не правда?

Весело мы время проводим. И продуктивно. Голосок ЧэЁн всех купил на корню. Контракт трейни вроде не запрещает ей петь где-то на стороне. Но соломки подстелить не помешает, поэтому предварительно отвожу её в сторону и строго инструктирую.

– А меня в агентстве не накажут? – Боязливо смотрит подружка.

– Тебе не обязательно обо всё докладывать. Провела время с друзьями и всё.

– По контракту запрещено общаться с парнями.

– А я тебе говорила, что контракт кабальный! Из-за этого тоже ничего не скажешь в агентстве. Иначе тебя сильно оштрафуют. Или выгонят, – сознательно нагнетаю. Хотя с этими корейцами ни в чём уверенным быть нельзя. Из страха перед наказанием может во всём признаться. В режиме явки с повинной.

– Дебак! Онни просто сделай это для меня. Парни тебя не выдадут, не волнуйся. Если что, мы с тобой в парке гуляли и болтали, – обеспечиваю ей алиби. Песенка-то будет звучать, но кто сможет доказать, что она была записана после заключения контракта, а не до. Парней проинструктирую.

Вечером дома запускаю процесс, который задумываю и готовлю второй день. Завершающий штрих – звонок ВиЧану. На преданность этого человека могу рассчитывать. Надеюсь.

Глава 6. Грозовые тучи. Провокация

Место действия: аллейка на территории Сонхва

Время действия: 19 октября, 14:35.

– Чего-то не хватает, Юри, – задумчиво рассматриваю портрет Гермионы. Послала ей мордашки актрис и моделей, похожих на неё, и Юри с блеском их отработала. Но заглянуть ко мне в голову она не может.

– Она у тебя получилась слишком красивой, идеальной. Нужна какая-то неуловимая неправильность, которая позволит ещё считать просто хорошенькой или симпатичной девочкой, но не записной красавицей. Она – реальная девочка, понимаешь?

Юри смотрит по-взрослому серьёзно. Я копаюсь в памяти, берусь за карандаш, но рисунок портить нельзя…

– Давай я дома в фотошопе поиграю и потом тебе пришлю. Драко меня устраивает. Эдакий белобрысый стервец. Ладно, Юри-ян, беги. Твои шкафы тебя заждались.

Девочка смеётся и с места срывается в бег. К своей машине и своим шкафообразным охранникам.

Я остаюсь. ЧэЁн не со мной. Последняя пара – английский язык, с ним проблем нет. Попросила ЧэЁн передать учительнице мои заверения, что я всё выучу, но сейчас мне нужно к директору школы. У меня на сегодняшний день огромные планы. Скоро должна…

– И кто это у нас здесь? – Слышу настолько противный голос, что век бы его не слышала. Чонг СэГе и не только собственной персоной, пара подружек рядом.

Вот мне просто интересно. Какого хрена они не на занятиях? Выпускной класс, напряжённая программа, я сама-то должна быть на уроках.

– И опять никакого уважения! Может, ты всё-таки встанешь и поздороваешься? – Стоит, подбоченившись.

– Как я могу тебя уважать? – И не хочется с ней разговаривать, и никуда не деться. – Тебе директор ДжиСоп-сии что сказал? Чтобы ты не приближалась ко мне. Тебе плевать на то, что господин директор говорит? Хорошо, я так и передам ему твоё мнение на его указание. Ты не уважаешь старших, почему я должна тебя уважать? А вам тоже плевать на слова господина директора?

Последний вопрос адресую дуэту поддержки главной застрельщицы. Те от моего напора теряются и слегка отступают. Вот и всё, девули. Я вас сделала! Не сходя с места.

Всё ломает эта ненормальная СэГе. С криком «Мичинняк!» идиотка бросается на меня, растопырив руки. С явным намерением вцепиться в волосы. Еле-еле удаётся увернуться, практически ложась на скамейку боком. О, я попадаю в отличную ударную позицию!

Подбираю под себя обе ноги и с силой бью в корпус нависшей надо мной психички. СэГе с криком отлетает на несколько метров, падает на асфальт. Вскакиваю на ноги, надо удирать! Не успеваю. С криком «Чэнг-чанг» и «Щибаль» в бой вступает сопровождение. Ончи! (Жопа!) Одной из них удаётся схватить меня за волосы. Вот оно, главное противоречие между женской красотой и боевой целесообразности. Длинные волосы для бойца слабое место.

Вражьи руки вцепляются мне в волосы с явным намерением оттаскать меня за них или вырвать их клочками. Я хватаюсь своими грабками за них с целью противодействовать, но тем самым открываю лицо и корпус. Бам-с! Вторая тварь влепляет мне кулаком под глаз. А вот и СэГе подоспевает. Меня сбивают с ног и начинают обрабатывать ногами. Как больно-то! Удары сыпятся по всему телу, но сдаваться нельзя! Тогда точно искалечат или убьют. Закрываю лицо и корпус руками, отпиннываюсь ногами…

Нас накрывает звук какой-то мощной сирены, в котором мне чудится моё имя «Л-а-а-л-л-и-и-с-а!». И вдруг всё заканчивается. Настолько резко, что ощущаю подлый подвох. Боюсь отрывать руки от лица, чтобы поглядеть вокруг. Только что попадалась на это. Тут же прилетел удар в глаз. С такой силой, что искры посыпались. Даже размер кроссовки не успела заметить.

Рядом слышится какой-то шум, крики, визги, мат. Почему-то не только корейский. От меня отстали? Разбираются между собой? Со стоном перекатываюсь подальше от источника шума. Задеваю согнутыми ногами скамейку и, опираюсь на неё. Вставать не рискую. Глаза осторожно открываю, – один глаз, второй не способен даже на такое простое действие, – опасливо отодвигая руки от лица.

Пакпао! Обожаю тебя, хальмони! Сердце наполняется злым и кипучим восторгом при виде открывшейся картины. Бабуля с энтузиазмом берсерка жестоко месит всех троих, перемежая удары и пинки великим и могучим русским матом. Ухватив крепкими руками за волосы, сталкивает лбами двух дур, одна из которых СэГе. Они хоть и стараются закрыться руками, но слышу всем возрадовавшимся сердцем тяжкое «бу-м-м!». Тут же ногой бьёт в корпус пытающейся отползти на четвереньках третьей дуре. И не глупо по футбольному, а всей стопой сверху. Дура снова приникает к асфальту, корчится от боли.

Картина, достойная великого кино. Немедленное наказание зла, прямо на месте преступления, зрители это обожают. Зловредная старушка приходует банду малолетних гопниц. Полный восторг! Аншлаг и переполненная касса гарантированы!

Вторая волна шума приближается со стороны школы. Топот, крики. Внутришкольная охрана проснулась. Сижу, подтянув и сложив ноги набок, спиной к скамейке, наблюдаю. Одним глазом смотрю. Второй рукой прикрываю разбитую часть лица.

Пакпао оттаскивают от пострадавших от её рук. И ног. Бабуля бросается ко мне и, к сожалению, от меня её уже не оттесняют.

– Лалиса, внученька, ты цела?!

О, небо, дай мне сил стерпеть и это! Напор любви и заботы обожаемой хальмони! Она убирает мою руку, ахает. Ах быстро сменяется очередной вспышкой ярости.

– Ёксоль! Твою же ж мать! – Ругнувшись на нескольких языках, (тайский не расшифровала) поворачивается к толпе. – Вы что наделали, шипсэги?! Смотрите, что они с моей внучкой сделали!!!

Глас Пакпао подобен трубному крику слона.

– Хальмони! Ты с ума сошла! Прекрати немедленно! – Закрываюсь другой рукой, опускаю голову, прячусь за упавшими волосами (хоть изредка от них толк!). Правую руку цепко держит хальмони, не вырвешься. На ладошке, которую не могу вызволить, вижу следы крови.

Ещё и смартфонами кто-то щёлкает. Мне вот очень интересно, занятия в разгаре, откуда толпа школяров? На демонстрацию не хватит, но до десятка точно скопилось.

– Хальмони! Да отпусти же ты меня! – Шиплю на Пакпао. – Да что мне, укусить тебя, что ли?

И укусила бы, если б могла достать!

– Скорую вызывай! Прекрати с ума сходить!

– Лалиса-ян, ты в порядке? – Рядом появляется директор ДжиСоп. – Встать можешь?

– Нет, саджанним, не в порядке. Совсем не в порядке. Встать? Даже пробовать не буду. Хальмони! Закрой меня от всех.

Наконец-то до моей бабки что-то доходит. Закрывает меня своим телом от любопытных глаз, звонит в скорую помощь. Пакпао рядом, поэтому слышу, что ей отвечают. Выехали уже. Кто-то раньше озаботился.

Через несколько минут с громадным облегчением вижу медиков. Кое-как с помощью Пакпао встаю, бреду к машине. Всё тело болит, но, кажется, могла бы встать сама. Но у меня руки заняты, лицо закрываю. Когда залезаю в машину и ложусь на низкую кушетку, слышу голос директора ДжиСопа.

– Счёт за вызов пришлите нам, школе Сонхва.

Только за вызов? Думаю я, глядя на отсекающие меня от любопытных глаз двери. О, нет! Придётся оплатить всё. Пострадала на территории школы, она и будет за всё отвечать.

Вот твари! Испортили мне такой день! Я вызвала хальмони совсем не для того, чтобы она устраивала тут побоище. Мы должны были нанести важный визит директору Ю. Ничего. Если Магомет (я) не смог прийти к горе (директору), то гора сама придёт к Магомету. Куда она, вернее, он денется? Процесс-то запущен.

Накануне вечером.

Квартира ВиЧана.

Ошеломлённый увиденным по ссылке Лалисы, ВиЧан берётся за телефон. Звонит бывшему однокласснику, знакомому соседу по многоквартирному дому, паре однокурсников. Всё по заветам Лалисы Ким, нечаянному продюсеру их группы, по-хозяйски расположившейся в его сердце.

Ещё раз ВиЧан просматривает профиль в инстаграмме. Некоей АсНабен с цепляющей внимание картинкой. И единственный пост с издевательским заголовком и глумливым текстом.

«Добро пожаловать в реальный мир, детка!

Реальный мир жесток, девочки и мальчики. Вас не учат этому в школе? Ваши проблемы. Вам говорят, чтобы достичь успеха, надо всего лишь трудиться, как можно усерднее? Девочки и мальчики, вас жестоко обманывают. Этого мало!

Те, кто поумнее, скажут: надо иметь талант. Браво, умники! Но этого тоже мало!

Вот есть такая девочка Лалиса Ким из школы Сонхва. Вся из себя такая хорошая девочка, исполненная всяческих талантов. Бегает, например, очень быстро. Так быстро, что хрен кто догонит. И пошла наша замечательная девочка на соревнования среди сеульских школ. По бегу. Она талантлива и усердно тренировалась. На стометровке берёт уверенное первое место. Никто даже близко к её результату не приблизился. Скажете: мансё, мансё, Сонхва победила? Смотрите и читайте дальше, мои наивные девочки и мальчики!

Наша быстроногая Лалиса вышла на дистанцию в десять раз длиннее. Вместе со всеми остальными большой группой замахнулась на километровый забег. И всё бы ничего, но никак не удаётся нашей Лалисе обойти лидера забега…»

С негодованием ВиЧан внимательно пересматривает ролик. Качество низкое, съёмка слишком далеко, но отчётливо видно, как девушка-лидер с хвостом на голове целенаправленно не даёт обойти себя более высокой длинноногой девчонке с густыми волосами ниже плеч. А на финишной прямой, – на видео не видно, что делает хвостатая, но Лалиса по необъяснимой причине резко сбавляет скорость, – снова оттесняет конкурентку назад и приходит первой.

«Девочка моя, а чего ты хотела? Чтобы обгоняемая тобой бегунья вежливо пропустила тебя вперёд? А шелухи от риса пожевать не хочешь? Она тоже талантлива и тоже усердно тренировалась. И побольше тебя, Ли ГаМи не первый год побеждает на этих соревнованиях. С какой стати она будетуступать тебе дорогу? Да ни за что! А если попробуешь прорваться, тебя придержат за локоток. Не слишком нежно, цапнут так, что чуть руку не оторвут…»

ВиЧан с возмущением разглядывает синяк на нежной руке своего кумира…

«Наша Лалиса, – вот тут, девочки и мальчики, я её одобряю, – молча терпеть нарушение спортивной этики не стала и подаёт официальную жалобу в судейскую коллегию. Вот только не учла, а надо было, что чемпионка ГаМи из клана чеболей. Слышали про компанию «Сансилье»? Капитализация много триллионов вон, я даже не в курсе, сколько их там, этих триллионов.

Лалиса-ян, ты не знала? Зато прекрасно знали судьи, ха-ха-ха! А за то, что ты посмела отстаивать свои права, тебя и за стометровку первого места лишили. Знай своё место, Лалиса-ян! И не перебегай дорогу чеболям! Учти на будущее! Соревнуйся лучше в музыке, говорят, ты там что-то умеешь…

И на администрацию Сонхва не рассчитывай. Ничем она тебе не поможет. Они-то прекрасно знают, с кем можно ссориться, а с кем нет.»

Мрачный ВиЧан снова берётся за телефон. На экране высвечивается имя ЮнХо.

– Аньён, ЮнХо. Мне тут однокурсник видео скинул. Сейчас я тебе ссылку отправлю.

– Аньён, ВиЧан. Что за видео?

– Увидишь…

Закончив разговор, ВиЧан садится на пол спиной к своей тахте. Мечтательная улыбка наползает на лицо. У Лалисы проблемы, это очень нехорошо. Но очень хорошо, что она, Лалиса, девушка нереальной красоты, обратилась к нему за помощью. И он сделает всё, что она попросит. Пусть только потом улыбнётся, ему этого хватит. Надолго.

Место действия: больница Сеульского университета

Время действия: 19 октября, 19:20.

Наконец-то я одна лежу вся такая в белом в отдельной палате. Из плюсов: от меня все отстали. Это главное. Главный минус – всё лицо саднит. Только что пришлось стерпеть небольшую косметическую операцию. Заретушировать, – не знаю, как называют медики, художники говорят так, – не сильно большую, но глубокую царапину на лице. Полагаю, при ударе ногтем задели. Хотя могли и ногой кожу рассадить.

Врачи сказали, что намного лучше сразу раной заняться, пока соединительная ткань шрам не сформировала. Мне нужны на лице шрамы? Однозначно нет.

Переломов нет, зубы целы, немедленно сделанная микрооперация на лице не даст появиться шраму – это тоже плюсы. Ещё хорошо, что били меня ногами не в тяжёлых берцах, а в мягких кроссовках. Не будет костных мозолей в месте ударов. Ноги-то у меня тоже изрядно побиты. Да всё тело в синяках, не только лицо.

А если отвлечься от болевых ощущений, какие минусы? Что-то я их не нахожу. Мы с хальмони планировали визит к директору Ю по поводу моего провала на соревнованиях. Ну и что? Теперь он сам придёт, а я ещё подумаю, хе-хе, принимать его или нет. У больных, знаете ли, свои привилегии.

На уроки не смогу ходить? Да пропади они пропадом!

Не смогу с ребятами поработать? Это почему? К воскресенью синяки должны сойти, так что можно будет выписываться.

Услуги медицинские нынче дороги и аппе придётся раскошелиться? Ха, ха, и еще раз ха! Фирма, то есть, школа Сонхва башляет. Так-то я бы полежала сутки, да домой убежала на амбулаторное лечение. В целях экономии. А чужие деньги можно не беречь.

С родными не могу общаться? Не смогу, да. Зато отдохну от них, в больших дозах они вредны для моей нежной психики.

Кажется, сглазила! Слышу голоса в коридоре, знакомые голоса. И даже, не побоюсь этого слова, родные голоса. Дверь распахивается.

– Десять минут! Больше нельзя! – Объявляет доктор. Пакпао пробует возмутиться, харабоджи её одёргивает.

– Ёбо, не надо спорить с доктором.

– Лалиса! – Бросается ко мне СонМи и хватает за руку. Вот этого я и боялась больше всего.

– Отпусти… отпусти немедленно… пабу (дура), мне же больно, – начинаю шипеть, но мало того, что растерянно хлопающая глазами сестрица продолжает держать меня за руку, она вцепляется изо всех сил, не давая вырваться. Слёзы брызжут из глаз фонтаном.

– Да отпусти же ты меня, онни! – кричу так, что начинает болеть лицо. О небеса! Если ещё и швы разойдутся, хотя не совсем швы, и они там как-то хитро склеены. От резких слов лопается зажившая короста на губе, кажется, кровь сочится.

Полный корейский писец. СонМи, полупарализованную моей реакцией, кое-как, что-то нашёптывая в ухо, отрывает от меня доктор. И тут же начинает всех вытеснять из палаты.

– Доктор, – мой голос еле шелестит, говорить больно, – пусть мужчины останутся.

Просьбе моей внимает, выставляет только женскую половину.

– Мы дома с ней поговорим, – обещает кары для моей онни ДжеУк, – но, Лалиса, так тоже нельзя. Зачем ты таким нехорошим словом сестру обругала?

– Я сначала нормально попросила, но она же продолжала, – и чего я оправдываюсь? – Аппа, как ты не понимаешь, она ко мне пытку применила. Начала давить на больное место.

Поднимаю рукав больничной пижамы, показываю пострадавшую конечность. Я ею от ударов ногами защищалась. Отца и дедушку сиренево-фиолетовая гематома, почти полностью испятнавшая предплечье, очень впечатляет. Замечаю чувство облегчения в их глазах, когда осторожно возвращаю рукав на место.

– Передайте ей, что как выйду из больницы я ей по голове настучу. Всё равно она пустая.

Много ещё чего хочется сказать, но трудно и больно.

– Мы ей сами настучим, – улыбается харабоджи. Вот кого я обожаю. Врёт, конечно, не будет он внучку бить, но всё равно приятно. Опять-таки душу ей точно вынут, а это как бы ни хуже.

– Аппа, принесите мне планшет. Пальцами мне двигать можно.

– Хорошо, дочка. Завтра же…

– Я принесу, – заканчивает мысль харабоджи. – Утром.

Всё правильно. Аппе не очень удобно, работает же мужик.

– Кстати, а где мой телефон. Мне бы друзьям позвонить…

Мужчины переглядываются.

– Разбит твой телефон, кто-то наступил на него, – сообщает аппа и тут же утешает. – Завтра же тебе новый куплю.

– Я куплю, – поправляет харабоджи, – и принесу вместе с планшетом.

– Счёт обязательно возьмите, дедушка, – это обязательно, пусть фирма Сонхва возмещает. Не должны мы чужие грехи из собственного кармана оплачивать.

Там же, в то же время. В коридоре.

– Дочка, ты зачем это сделала? – изумляется ХеМи.

– Потому что она пабу, – бурчит Пакпао и вдруг залепляет внучке подзатыльник. Покорно СонМи покачивается от удара.

– Омма! – протестует ХеМи и вдруг сама с другой стороны прикладывает руку к голове дочки.

Немного подумав, старшие женщины ещё раз одаряют дочь и внучку физическим осуждением её глупого и жестокого поступка.

Место действия: школа Сонхва

Время действия: 20 октября, утро.

Школа гудит с самого утра. От шушукающихся группок учащихся самых разных классов слышатся отдельные слова: «напали», «драка», «Лалиса Ким», «СэГе с подружками», «директор ДжиСоп», «хальмони Лалисы».

Бедной ЧэЁн «повезло» вчера остаться в неведении, молва о кровавой битве не успела разнестись по школе в конце дня. Зато сегодня все перемены были заняты тем, что школьники обменивались видеороликами, которые успели снять самые ушлые до того, как директор ДжиСоп их разогнал. Его приказ держать язык и видеозаписи на привязи все дружно проигнорировали. Есть нечто в человеческой натуре, чему не могут противостоять самые мощные авторитеты. Даже в азиатской культуре с её гипертрофированным культом старших

ЧэЁн растерянно хлопает глазками. Её никто не удосужился снабдить видеозаписями, она знала меньше всех. Да ещё и виноватой остаётся.

– ЧэЁн! – в классе к ней поступают одноклассницы. – Что с Лалисой? Ты ей подруга, ты должна знать.

– Подруга, – потерянно соглашается девушка, – но не знаю. Она на звонки со вчерашнего дня не отвечает.

– Тоже мне, подруга, – пренебрежительно замечает ДаМи.

– Да уж… – соглашаются ЧеРиш и МиЁн. МиЁн озаряет идея.

– У неё же сестра есть! Ей позвони!

Настырные девицы вынуждают ЧэЁн звонить онни Лалисы.

– Аньён, СонМи, это я, ЧэЁн. Онни, ты не знаешь, как там Лалиса? – ЧэЁн недоумённо смотрит на телефон, растерянно говорит. – Отключилась. Не хочет говорить.

– Позвони ещё кому-нибудь, – требуют одноклассницы.

– Кому?

– Маме её позвони. Или ещё кому-нибудь…

– А ну, отстаньте от неё! – ДжонГук не выдерживает сцены беспардонного прессинга. Отгоняет настырных девиц.

– Мы – одноклассники, имеем право знать! – верещат девчонки.

– Имеете, имеете… – ворчит ДжонГук, – а принуждать и голову морочить не имеете.

– А мне вот тоже интересно, – вмешивается СуХён.

– Тебе-то что нужно? – ДаСоль неожиданно встаёт на сторону ДжонГука. – Мы и так всё уже знаем. СэГе с такими же ненормальными подружками напали на Лалису и сильно её избили. Их застукала бабушка Лалисы и отлупила уже их. Лалису увезли в больницу. Ей разбили лицо и наставили тумаков, но она жива. В машину скорой помощи сама шла. Так что думаю, скоро выйдет. Придёт через несколько дней и сама всё расскажет. Что вам ещё надо?

– Спасибо, ДаСоль-оппа, – неожиданно благодарит одноклассника ЧэЁн. Почти всё из рассказанного так связно было для неё новостью.

– Пустяки, – отмахивается ДаСоль.

– А бабушка Лалисы откуда взялась? – находит белое пятно в рассказе ДаМи.

– Ой, а про это я знаю, – радуется ЧэЁн тому, что хоть в чём-то может просветить окружающих. Все замолкают.

– Лалиса с бабушкой хотели пойти к директору Ю. Поговорить о результатах соревнований…

К своему стыду ЧэЁн осознаёт по следующим вопросам, что одноклассники про соревнования знают больше неё, лучшей подруги Лалисы. От полного позора её спасает звонок на очередной урок.

Со следующей перемены по школе разносится несколько видеороликов с тех соревнований, где с Лалисой обошлись так несправедливо. Статья никому не известной АсНабен приобретает характер вирусной. Число просмотров превышает пятнадцать тысяч и продолжает стремительно расти. С третьей перемены тема избиения Лалисы уходит на второй план, ноЧэЁн от этого не становится легче. Девочка казнит себя за невнимание к своей лучшей подруге.

Место действия: школа Сонхва, кабинет директора школы

Время действия: 20 октября, время 18.35

Харабоджи Лалисы СунХён.

До двери кабинета директора меня доводит какая-то припозднившаяся ученица. Поразительно, что школьники занимаются настолько допоздна. Вот он – главный секрет процветания страны. Все пашут, как ошпаренные.

– Заходите, – приглашает меня человек сидящий за главным столом. Видимо, это директор Ю.

– Представьтесь, пожалуйста.

– Ким СуХён, дедушка Лалисы Ким, – по приглашению директора сажусь в одно из кресел. Оглядываю присутствующих.

– Господин Пак ДжиСоп, директор по безопасности, – мужчина, сидящий сбоку директора Ю слегка привстаёт и кланяется. Директор Ю представляет ещё одного человека, грузного мужчину с густыми бровями и шевелюрой.

– Чонг ДаХун, отец ученицы СэГе, которая э-э-э… вступила в конфликт с вашей внучкой, – слегка запинается директор Ю.

– Хотите сказать, избила её до полусмерти, – уточняю, признаться не без ехидства. Чернобровый мужчина дёргается.

– Расскажите, как её самочувствие, – просит директор Ю.

– Признаю, что слегка преувеличил, сказав, что она избита до полусмерти, – заставляю себя улыбнуться и взять в руки. – Лежит в бинтах, диагностировано лёгкое сотрясение мозга, гематомы по всему телу. По прибытию в больницу сделана небольшая операция…

Видя, как напрягаются все присутствующие, не отказываю себе в удовольствии сделать небольшую паузу.

– Не волнуйтесь. Всего лишь косметического характера. Небольшая, но неприятная ранка на лице. Сами понимаете, что для девочек испорченное лицо – катастрофа вселенского масштаба, – опять делаю паузу. – Врачи не гарантируют, просто обещают, что должно пройти бесследно. Посмотрим.

– Переломов, тяжёлых повреждений нет? – спрашивает уже господин ДжиСоп.

– Не выявлено. Переломов точно нет. Сейчас проходит полное обследование, но первичный осмотр, как говорят медики, серьёзных, угрожающих жизни травм не обнаружил.

Незаметно все вздыхают с облегчением. Переживают. Но не за внучку, как я, а за своё благополучие. Впрочем, как везде и всегда.

– А как ваша дочь, господин Чонг? С ней всё в порядке, – обращаюсь к чернобровому.

– Сильно избита, но ничего серьёзного…

– За медицинской помощью обращались? – интересуется уже ДжиСоп.

– Нет.

Директора переглядываются. Я их понимаю. Если не обращались к врачам, значит, пострадала не так сильно, как Лалиса. Моя любимая женщина плохо старалась. Надо сделать ей выговор, – еле справляюсь с улыбкой. Кажется, никто не заметил.

– Нам надо обсудить происшествие и принять решение, – веско говорит директор Ю. – Господин Чонг, вы наверняка говорили с вашей дочерью. Как она объяснила своё поведение.

– Ким Лалиса спровоцировала её на драку, – чернобровый Чонг косится на меня, но я к этому готов. Об этом Лалиса не могла меня предупредить, но в почти часовой беседе сегодня утром рассказала всё очень подробно. Смело могу утверждать, что в курсе многого.

– Каким образом? – директор ДжиСоп хладнокровен.

– Дочка и её подруги – старшие. Лалиса Ким не встала, когда они подошли, не поклонилась. А в разговоре прямо сказала, что не уважает их. И посоветовала им засунуть свои носы в одно заднее место.

– Разве у вас в школе принято приветствовать всех подряд идущих мимо? Даже не учителей и не взрослых? – может такое где-то и бывает, но обычно приветствуют тех, с кем начинают беседу. Учителям да, кланяться надо всегда. Именно поэтому деликатные педагоги в местах скопления детей бывают только по серьёзным причинам.

– Нет, не принято, – вместо чернобрового отвечает директор ДжиСоп. Замечаю, что он более активен, чем его начальник.

– Только если друзья идут, – уточняет ДжиСоп. – Давайте детально, господин Чонг. Вы сказали, что Лалиса спровоцировала вашу дочь, но из ваших же слов, то есть, слов вашей дочери, разговор начала именно СэГе? Я правильно вас понял?

– Э-э-э… разве это наказуемо? Разве это повод оскорблять?

– Давайте проясним всё-таки этот вопрос, – сосредоточенно продолжает ДжиСоп. С интересом за ним наблюдаю не только я. Директор Ю тоже.

– Сначала ваша дочь заговорила с Лалисой, а та в разговоре принялась оскорблять СэГе?

Кажется, понимаю, что делает ДжиСоп. Это вопрос с прицепом. Прицеп с оскорблениями Чонг ДаХуну нравится, а главный вопрос вызывает подозрения. Но чернобровый ловится, насколько понимаю по еле заметной улыбке директора Ю.

– Да. Всё было именно так.

Директора переглядываются, а затем делают нечто, что заставляет меня безмерно уважать их опыт. Жизненный, административный и педагогический.

– Это несколько меняет дело, – директор Ю смотрит на меня предостерегающе.

– Что вы под этим подразумеваете? – слегка напрягаюсь.

– Дерзость вашей внучки сыграла свою роль, но прошу вас, господин Ким. Мы вас потом опросим.

– Прошу вас, господин Чонг, представьте ваши объяснения письменно, иначе нам трудно будет объяснить поведение вашей дочери, – если бы внимательно не прислушивался, ничего бы не почуял.

«Пусть делают, что хотят, харабоджи», – так объясняла мне Лалиса, – «Администрация Сонхва сейчас находится в жутком положении. Им придётся меня долго умасливать и уговаривать. И если они вдруг примут сторону СэГе, им конец. Причём без моего участия. Их СМИ с грязью смешают. Жестокие избиения и буллинг в лучшей школе страны. Мне достаточно будет забрать документы и честно ответить на вопросы журналистов. В нашей стране очень любят такие скандалы. Поэтому просто не мешай им выкручиваться. Лишь бы не за счёт меня. А школе я вовсе зла не желаю».

Умная у меня внучка. Сразу это почувствовал по глазам. Они у неё необычайно глубокие. У СонМи не такие. Нет, старшая внучка очень хорошая девочка, но простая. Лалиса нет. Чувствуется в ней многослойность, как в торте особой конструкции. Делал такие много раз. Когда человек режет его, а внутри оказывается цветок или ещё что-то. Ореховый рисунок, например.

Чернобровый господин Чонг меж тем заканчивает писать. Подписывает.

– Дату поставьте, – просит директор Ю и, получив бумагу, внимательно читает. Потом прячет её куда-то в стол.

– Я вам вынужден кое-что объяснить, – возобновляет беседу ДжиСоп. – Дело в том, что это не первый конфликт вашей дочери с Лалисой Ким. Перед этим мне два раза удавалось остановить готовую вспыхнуть драку. Второй раз, признаюсь честно, я был страшно напуган.

Все, и директор Ю, слушают внимательно. ДжиСоп умело нас заинтриговал.

– Знаете, почему? Дело в том, что Лалиса дружит с одной маленькой девочкой с фамилией Сон. Знаете таких чеболей? И эта Юри-ян в момент конфликта крутилась рядом. Что случилось бы с вами, вашей дочерью, со всей школой, если бы Юри-ян хоть чуть-чуть пострадала? Даже представлять не хочу.

Замечаю, что директор Ю бледнеет. Ему заместитель не рассказал?

– Но ведь ничего не случилось, – бурчит чернобровый.

– Только благодаря моему вмешательству. После этого я отвёл всех троих к себе в кабинет. Они не признались, по какой причине приставали, да-да, именно они именно приставали к Лалисе. Но! – ДжиСоп поднимает палец вверх, – я им строго-настрого запретил даже приближаться к Лалисе Ким. И что мы сейчас узнаём? По словам вашей же дочери они подошли к Лалисе и затеяли какие-то разговоры. То есть, они нарушили мой строжайший приказ!

Голос ДжиСопа становится всё строже. Прямо любуюсь им. Вступает директор Ю.

– Это значит, господин Чонг, что у нас нет никаких сомнений, что именно ваша дочь – зачинщица драки. Фактически вы сами это только что признали, – директор Ю похлопывает по столу ладонью.

Никогда не видел, чтобы люди так быстро бледнели. Вот почему я восхитился этой парочкой. Приготовили ловчую яму, подманили и захлопнули крышку.

– Адвокаты могут оспорить ваши слова, – бурчит Чонг ДаХун, но сопротивление бессмысленно.

– В любом суде наши слова будут иметь большой вес, – легко парирует ДжиСоп. – Давайте лучше обговорим меру вашей ответственности. Ваша дочь с подругами испортили школьный костюм Лалисы, разбили её телефон, отправили её в больницу. Господин Ким, как вы думаете, во что обойдётся содержание в больнице вашей внучки?

– Не имею представления. Не говорил об этом с врачами.

– От пяти до десяти миллионов, – замечает директор Ю и продолжает вместо заместителя. – Все потери Лалисы Ким оплатим мы. Суммарный счёт предъявим вам. Плюс к этому вам придётся заплатить компенсацию Лалисе Ким за моральный ущерб. Программа обучения у нас напряжённая, а она несколько дней проведёт в больнице. Господин Ким, в какую сумму вы оцените размер компенсации от господина Чонга?

– Не имею представления. Надо Лалисе звонить, а у неё телефона нет. Кстати, вы мне его отдадите? Мне бы сим-карту оттуда вытащить, я уже купил ей новый, примерно такой же.

– Счёт в магазине взяли?

Вытаскиваю из нагрудного кармана бумагу. Отдаю. Директор Ю бережно прячет её в стол. Инструктирует.

– Когда купите новый костюм, тоже счёт нам отдайте.

Потом некоторое время разбирались, как дозвониться до Лалисы. После нескольких звонков выходим на дежурного врача, и через его телефон слышу голосок внучки. Короткий разговор и всё. Моя Лалиса всё обдумала.

– Она сказала: двадцать миллионов. И ещё есть условие: все трое должны уйти из школы. Иначе она сама уйдёт.

– Про СэГе я понимаю, – осторожно говорит директор Ю, – но её подружки не так уж виноваты.

– Лалиса считает, что если бы не подруги, она смогла бы убежать. Они не дали ей этого сделать. Фактически избивать Лалису начали они. СэГе присоединилась чуть позже.

На господина Чонга стараюсь не смотреть. Настолько у него подавленный вид.

– Мы не заинтересованы раздувать это дело до уголовного суда, – мягко объясняет директор Ю. – Но если вы и родители подруг вашей дочери откажетесь улаживать дело миром, мы сами, школа Сонхва, подадим на вас в суд. И добьёмся справедливого приговора. Школу ваша дочка будет заканчивать в Анян. Слышали о таком заведении?

Всё. Тесто для запекания в печи готово. Это я про бедного господина Чонга.

Господин Чонг уходит, тяжело переставляя ноги и еле слышно прощаясь. Я остаюсь. Директора вопросительно смотрят на меня.

– Есть ещё одно дело, уважаемые. Пригласите, если можно, учителя физкультуры ХеДжина.

Читать книгу