19 октября 105 лет со дня рождения поэта, сценариста и барда Александра Галича
«ИСКЛЮЧИЛИ «ЗА НЕСООТВЕТСТВИЕ ВЫСОКОМУ ЗВАНИЮ СОВЕТСКОГО ПИСАТЕЛЯ»
- Алена Александровна, если не ошибаюсь, поначалу все для вашего отца складывалось довольно безоблачно. Александр Аркадьевич писал пьесы, и театры их ставили с превеликим удовольствием…
- Действительно к тому времени папа был очень известным человеком и довольно успешным. В Союзе кинематографистов у него был билет под номером 4 - в самом начале его пригласил туда Иван Пырьев. В 1948 году в театре Сатиры, а затем во многих театрах страны поставили пьесу папы «Вас вызывает Таймыр», и успех был бурный. Первый же фильм по его сценарию - "Верные друзья" - получил в Каннах главный приз. Потом вышли фильмы "Дайте жалобную книгу", "Бегущая по волнам", "На семи ветрах". За сценарий к картине "Государственный преступник" ему даже дали грамоту КГБ. Но…
Неприятности для папы начались с того, что его лучшая пьеса «Матросская тишина», которую в «Современнике» довели до генеральной репетиции, была запрещена. В этот момент он понял, что ни через кино, ни через драматургию высказаться не может. Тогда и появились песни.
Кстати, мало кто знает, что у папы был всего один-единственный открытый концерт – на фестивале «Бард-68» в новосибирском Академгородке. Когда там он спел песню «Памяти Пастернака», весь зал – более тысячи человек – молча встал. После этого ему сделали первое серьезное предупреждение. Примерно тогда же появилась наружка и прослушка. Потом в ФРГ в эмигрантском издательстве «Посев» без его ведома под фамилией Галич вышла книга стихов с чужой биографией и двумя чужими песнями. Тогда такая публикация считалось большим преступлением.
- Он знал о книге?
- Конечно! Он был возмущен: в предисловии написали, что «талантливый поэт-самоучка полжизни провел в сталинских лагерях», а тексты его песен исковеркали. Последней каплей было письмо в Союз писателей члена Политбюро ЦК КПСС Дмитрия Полянского. Его дочь выходила замуж за артиста театра на Таганке Ивана Дыховичного. На дачу, где отмечали свадьбу, должен был приехать Высоцкий, но не приехал, и тогда включили записи песен Галича. К тому времени были написаны многие его лучшие песни – «Памяти Пастернака», «Петербургский романс», «Облака» и др. Их услышал Дмитрий Степанович Полянский, очень рассердился и потребовал разобраться с автором и исполнителем этой «антисоветчины». Ход делу дал генерал КГБ Ильин, который официально был секретарем и куратором Союза писателей. Вопрос «О Галиче» вынесли на повестку дня на секретариате Союза…
А дальше получилось вот что. На секретариате подло повел себя Алексей Арбузов, который сказал, что Галич присваивает себе чужие биографии, назвал «мародером». Дескать, он писал песни от имени других людей, например, зеков, а сам никогда не сидел. Следовательно «натягивает на себя чужую биографию».
Но самое интересное было то, что сам Алексей Николаевич в результате голосовал против исключения. По его словам, так голосовать ему «не позволяют годы молодости, прожитые вместе». «За» проголосовали Лесючевский, Грибачев, Ильин и Аркадий Васильев – тот самый, что выступал общественным обвинителем на процессе Даниэля и Синявского, папа нашей знаменитой писательницы Дарьи Донцовой. «Против» - Барто, Катаев, Рекемчук и Арбузов… Получилось, что четверо «за», четверо «против», значит, надо оставлять. И тогда всем объяснили, что наверху «есть мнение, что все проголосовали «за» единогласно». Галича исключили…
- С какой формулировкой?
- «За несоответствие его, Галича, высокому званию советского писателя». Но всем было понятно, что за песни. А за что еще?
Когда это произошло, меня не было в Москве. Об этом мне по телефону сказала бабушка. Шел декабрь 1971 года… Я была так ошарашена, что не помню, как встретила Новый год. Мы вернулись в Москву числа 15-го января, папа лежал, болел. Успокаивал: «Это еще не окончательное решение». Ему все звонили: мол, Саша, покайся, пообещай вести себя хорошо. А потом почти все разом отвернулись.
Я хорошо помню те времена, когда мы входили под арку нашего дома на «Аэропорте», навстречу шли знакомые люди, папа всегда здоровался, а с ним нет - делали вид, что не видят, ни слышат, отворачивались. Он при этом так сжимал мою ладошку – ему было не по себе. Я рвала и метала, рыдала, хватала его за руку, требовала «не смей с ними здороваться, они - сволочи и предатели». А он спокойно отвечал: «Не здороваться – невежливо. А их нужно пожалеть…»
Знаете, я вот сейчас пожалеть-то как раз могу, а вот простить – нет. К сожалению, большинство близких людей молча примкнули к тем, кто клеймил его позором, а теперь клянутся в любви к Галичу. Один-единственный из них, кто публично признался, что в тот момент предал папу, это его ученик - драматург Виктор Мережко. Он мне сказал: «Ален, я ничего не буду писать об Александре Аркадьевиче, потому что я очень перед ним виноват. Я встретил его в арке и не поздоровался…»
«ЛИРИКИ» - ПРЕДАЛИ, «ФИЗИКИ» - ПОДДЕРЖАЛИ И ПОМОГАЛИ
- Александр Аркадьевич к этому времени перенес три инфаркта. Они были связаны с врожденным пороком сердца или…?
- Нет, только с тем¸ что у него было больное сердце. Последний инфаркт у него случился незадолго до исключения.
- На что же он жил?
- Получал 54 рубля пенсию по инвалидности, и это было единственное средство для существования. Еще, правда, он подрабатывал, переписывая чужие сценарии. Это тогда называлось «работать за негра». Еще его поддерживал так называемый тайный «Фонд помощи исключенным литераторам». Алиса Григорьевна Лебедева, жена известного академика кибернетика Владимира Лебедева, создала «академическую кассу» (куда скидывались академики), и по сто рублей отправляла в четыре адреса – В. Дудинцеву, В. Войновичу, А. Солженицыну и папе. Об этой кассе знал только самый узкий круг.
- Были люди, которые, несмотря ни на что, не предали Галича?
- Помните, классический спор «физиков» и «лириков»? Так вот. Когда папу исключили, «лириков» словно смело (за исключением нескольких человек - Рассадина, Нагибина, Ласкина, Швейцера, Тодоровского, Шаламова, Львовского, Плучека и Некрасова). А все так называемые «физики» звонили, предлагали помощь, устраивали ему домашние концерты, на которых собирали деньги. Особенно поддержали Сахаров, Капица, Ландау, Лебедев, а также его крестный отец Александр Мень… Галич нравился академикам.
- Как проходили эти домашние концерты?
- Первые концерты начались после его знакомства с Варламом Шаламовым, это был конец 1950-х, пошла волна возвращенцев из сталинских лагерей. Папа рассказывал, что именно тогда у него что-то «щелкнуло внутри, перевернулся весь мир». Хотя, повторюсь: началось все раньше – после ХХ съезда партии, когда запретили его пьесу «Матросская тишина»... В комнату набивалось много народа. Гости были очень необычные, даже один троцкист приходил, и все, кстати, удивительно энциклопедически образованные. Собирались по всем законам конспирации, тайно и приглашали только своих.
- Вы же сказали, что Галич был «под колпаком». Значит, следили?
- Конечно, следили все равно. Правда, не препятствовали, докладывали наверх и все. Однажды Андрей Дмитриевич Сахаров должен был ехать к папе. В жуткий дождь вышел из Академии наук, начал голосовать - никто не останавливается. А рядом припаркована черная «Волга». Он подошел: «Ребята, вы за мной поедете к Галичу?» Те кивнули. «Тогда заодно и подвезите…» Папа рассказывал: он стоит у окна и видит - Сахаров выходит из гэбэшной машины… «Что случилось?» «Попутчики…» У нас фантастическая страна!
«ПАПА ОЧЕНЬ БОЛЕЛ НОСТАЛЬГИЕЙ И ХОТЕЛ ВЕРНУТЬСЯ»
- Так Галич хотел эмигрировать или у него другого выхода не было?
- У него действительно было желание уехать, но совсем не туда, куда все думали. Дело в том, что середине пятидесятых годов в составе делегации советских писателей отец посетил Норвегию. Там в музее Грига, внимательно выслушав местного экскурсовода, он спросил: «А теперь можно я расскажу?» И рассказал так, что тот разинул рот: «Вы григовед?» Когда узнали, что папа ученик Станиславского, его притащили в норвежскую Академию театрального искусства…имени Станиславского, где он прочитал цикл лекций. Ему тут же предложили работу – проводить семинары.
И он хотел поехать в Норвегию, без потери гражданства, переждать, пока здесь все уляжется. Но в один прекрасный день его пригласили в отдел виз при КГБ и сказали: «В вашем распоряжении шесть дней. Либо вы все продаете и уезжаете по израильской визе, либо – в другую сторону, на крайний север…» К счастью, вмешалось норвежское посольство, и тут же в Москве ему выдали нансеновский паспорт беженца – теперь он мог выезжать в любую страну. Он и уехал в Норвегию, работал там. Затем, когда в Мюнхене открыли пункт радио «Свободы», он вел там передачу «У микрофона Галич», а позже вместе с Виктором Некрасовым и Юлианом Паничем перебрался в парижский корпункт.
- Это правда, что ему и Виктору Некрасову предлагали вернуться, обещали вернуть квартиры, предоставить возможность творить?
- И Некрасов, и Галич были фигуры знаковые, к тому же друзья. Поэтому, как мне потом рассказали, у КГБ был план – вернуть их в Советский Союз в обмен на публичное покаяние и признание, что на западе все плохо. Ведь цэрэушники его тоже не любили (это рассказывал Юлиан Панич), он был слишком независим. Папа говорил: «Нынешний режим ничуть не лучше нашего. Слишком давит, иногда приходит мысль: не плюнуть ли на все и вернуться. Пускай сажают!» Он невероятно болел ностальгией. Как вспоминали о нем коллеги, «более страдающего человека они не видели». Может быть, он и вернулся бы, но не успел.
- Как вы узнали о смерти отца?
- Я играла в спектакле «Дядюшкин сон» во фрунзенском театре. И ровно в четыре часа (а это как раз в шесть вечера по французскому времени) мне стало плохо с сердцем. По «Свободе» уже сообщили, и вся труппа знала, что он погиб, но говорить мне об этом не имели права. Я еле доиграла спектакль, меня увезли больницу на скорой. А ночью я позвонила в Москву бабушке и та сказала, что «папы нет». Я не поняла: «Писем нет?» «Папы не стало…» Вообще-то я человек не истеричный, но что со мной было…
Маме позвонила сообщить об отце моя подруга. Оказалось, что она уже знает. Она так рыдала по прослушиваемому КГБ телефону, что говорить не могла.
«ВДОВА ГАЛИЧА НИКОМУ НЕ НУЖНА»
- Официальная версия гибели – «поражение электрическим током при подключении аппаратуры, несчастный случай». Почему вы считаете, что его убили?
- К тому времени, когда меня выпустили в Париж, почти все, кто однозначно говорил про убийство, умерли. Но все же мне удалось провести собственное расследование и восстановить хронику событий. В тот день, выходя из офиса парижского корпункта «Свободы», папа сказал Синявскому, что пошел покупать радиоантенну («Плохо прослушивается Москва»). Пришел домой. Его последние слова были обращены к собиравшейся в магазин жене - Ангелине Николаевне: «Скоро услышишь необыкновенную музыку». Когда она вернулась, папа лежал на полу, сжимая обугленными руками усы от антенны… Следствие шло неделю, и квалифицировало смерть как «несчастный случай», якобы от удара током не выдержало сердце. А дальше идут сплошные загадки…
Руководство «Свободы» поставило перед Ангелиной Николаевной вопрос ребром: если она признает эту смерть несчастным случаем, получает пожизненную ренту, если будет утверждать обратное, не получит ни франка и из квартиры ее выселят. Что ей оставалось делать?
- Зачем «Свободе» понадобилось заминать это дело?
- Непонятно… Я знаю одно: Ангелина Николаевна в несчастный случай никогда не верила. И оснований для этого достаточно.
Ну, например. За полгода до этих событий в почтовый ящик дома на Бронной подбросили анонимное письмо: «Вашего сына Александра хотят убить». Об этом мне рассказывала сама бабушка, об этом писал в своей книге академик Сахаров, который держал это письмо в руках.
Второе. На одном из вечеров памяти отца ко мне подошел профессор мединститута Маслов и сказал, что от такого удара током отец погибнуть не мог («максимум - тряхнуло бы слегка и все»), тем более не могло быть обугливания рук. То же самое подтвердили многие криминалисты. Кроме того, я уверена: ошибиться папа не мог, он неплохо разбирался в технике и всю новую аппаратуру у нас дома всегда подключал сам.
Да и смерть Ангелины Николаевны в 1986 году довольно подозрительна. Незадолго до этого в ее жизни случилась еще одна трагедия – в Москве при странных обстоятельствах (!) погибла ее единственная дочь Галя. Якобы Галя шла по улице, случился инфаркт. Ее подобрали, принесли домой и… ограбили квартиру.
Следствием установлено, что Ангелина Николаевна заснула с сигаретой и задохнулась от дыма. Но тут две странности. Во-первых, вместе с ней «заснула» любимая собачка, которая вполне могла выбежать на открытый балкон и спастись. Но она не выбежала… Во-вторых, в этот день исчезли бумаги отца – все его дневники (а он их вел всю жизнь!), одна законченная и все незаконченные рукописи. Я думаю, что смерть Ангелины Николаевны связана с какими-то архивами папы. К тому же вдова Галича была никому не нужна.
«ДОНОСЫ НА ПАПУ ПИСАЛИ ЛЮДИ ИСКУССТВА»
- Интересно, в КГБ было «личное дело Александра Галича»?
- Я даже держала его в руках. Когда в 1991 году стали раскрывать некоторые кагэбэшные секреты, мне посоветовали обратиться на Лубянку близкий друг Варлама Шаламова Ирина Сиротинская и известный критик Анатолий Злобин, который дал мне телефон знакомого комитетчика, и тот мне кое-что показал.
- Что именно?
- Доносы на папу. Где выступал, с кем, что говорил. Они были подписаны не фамилиями, а как до революции, кличками - «Гвоздь», «Хромоножка», «Фотограф». Папу там называли «Гитарист», Злобина - «Борзописец».
- Вам рассказали, кто скрывается под этими псевдонимами?
- Не все. Доносы писали люди искусства – все те же «лирики». А насчет «Гвоздя» и «Хромоножки» я сразу догадалась, о ком идет речь. Народный артист СССР, известный и многими любимый актер. Он давно умер, поэтому называть его фамилию не вижу смысла. Но комитетчики подтвердили, что я не ошиблась! Они с папой дружили с юности, играли на одной сцене еще в арбузовской студии, но он очень плохо отзывался об отце, когда его исключили…
Я надеялась, что со временем мне покажут досье отца полностью, но потом мне сказали, что оно пропало.
- По-вашему, тайна гибели Александра Аркадьевича так и останется очередной «загадкой века»?
- К сожалению. Французские власти закрыли «дело о смерти Галича» на 50 лет – до 15 декабря 2027 года. Но, мне кажется, что правду мы не узнаем никогда. А то, что его убили, лично я не сомневаюсь.
Песня А. Галича "Тонечка"