Это письмо мы нашли в семейном архиве. Его автор является братом моего прадеда. После прочтения захотелось поделится его содержанием со всем миром. Благо - теперь для этого есть Интернет.
Об авторе:
Скворцов Генрих Борисович родился 20.12.1932 г. в г. Ленинград.
Мама — Марина Генриховна, папа - Борис Николаевич Скворцовы.
«Скворцов Генрих Борисович 10 лет 20/03/1942 Большая Пушкарская ул. дом 6» был эвакуирован из блокадного г. Ленинграда по «Дороге Жизни» с родственниками в г. Туапсе.
После войны окончил Ленинградский горный институт имени Г.В.Плеханова.
В последнее время проживал: г Ленинград, у. Бассейная, д.53.
Умер 08.02.2019 г.
____
24 ноября 1979
Эгвекинот
Дорогой Бруникам,
2,5 месяца назад мне удалось побывать в местах, о которых я давно думал. Решил послать тебе экземпляр, так сказать, отчёта о путешествии, с комплектом карт. Думаю, тебе будет небезинтересно.
Прости, что отчёт несколько длинен. Но почему-то мне хотелось изложить все как можно подробнее. А писать вторично сокращённый вариант и редактировать времени совершенно нет. Прости также, что 2-й экземпляр. 1-й ушёл в Ленинград.
В июле и августе вместо полевых работ у меня были работы авиадесантные. Это значит, что на вертолёте Ми-4 я летал над обширной территорией в нашем Иультинском районе и соседних Провиденском и Чукотском. Геологические наблюдения с воздуха. При н6еобходимости – посадки, чтобы осмотреть, чтобы осмотреть обнажение, поколотить породы, взять образцы и пробы на анализы. В общем, не работа, а воздушный туризм, ей-богу, можно мне позавидовать. Только к концу дня устаёшь от бесконечных взлётов-посадок, мутить начинает. А возвращались мы всегда домой, в Эгвекинот. Так я облетел бассейны рек Эргувеем, Нунямовеем, Курупки, район оз. Пичхинмыитхин. На этом озере я был еще в 1964 году, и с тех пор там не бывал. Очень красиво побережье Берингова моря на участке от устья Нунямовеема до устья Курупки, особенно живописна бухта Преображения. В прошлом году в этих же местах, делая наземные маршруты, я побывал на горе Беринга и на мысах Беринга и Чирикова.
В августе надо было сделать полёт в Лаврентия и остаться на несколько дней там. От Эгвекинота до Лаврентия 500 км и редко бывает лётная погода в обоих местах сразу. Пока мы пролетели половину пути, в Лавре погода испортилась и пришлось заночевать в Повидении, точнее, в Уреликах, где я не был тоже с 1965г. Очень красивые места, пожалуй, не хуже Эгвекинота. Надо сказать, что все названия, даже вполне как будто русские внешне, на самом деле являются сильно искажёнными, приспособленными к русскому произношению эскимосскими, реже чукотскими. Чукотский район и южное побережье Восточной Чукотки – исконные места обитания эскимосов. Именно отсюда они расселились в Америку и в Гренландию.
На следующий день сначала мы отвезли почту из Провидения в Сиреники. Это совсем маленький эскимосский посёлок, пробыли там всего 10 минут, фактически я его видел только с воздуха. А в прошлом году был в посёлках Энмелен и Нунлигран и в бухте Преображения.
Затем полетели делать нашу основную работу. Сделали несколько посадок, и пора было уже засветло добираться до Лаврентия. По пути залетели на оз. Иони, где прекрасно ловится рыба. К востоку от Иони есть горячие ключи, 60о, рука не терпит. В долине ручья, на участке длиной 100 м. насчитывается 16 грифонов /бьющих родников/. Зимой в этом месте снег тает, и трава зеленеет круглый год.
От Ионивеемских горячих ключей, а есть еще Чаплинские и Уэленские, полетели мы на ЮВ, вдоль неровного СВ-побережья Мечигменского залива, в сторону Лаврентия. Это уже полуостров Дауркин. Дауркин – это имя чукчи, жившего ХVII веке, он был довольно образован по тем временам /считался «ученым чукчей»/ и участвовал как переводчик в экспедиции Сарычева – Билингса в 1784-95 гг.
Погода испортилась – дождь, низкая облачность, летели низко над берегом и приземлились в Лорино, - Лаврентий не принял. В Лорино – центральная усадьба совхоза, живут чукчи и эскимосы. Крупная звероферма, где выращивают песцов. Эскимосы занимаются морской охотой на моржей, нерп и китов. Живого кита я так и не увидел, а тушу на разделке видел. Надо сказать, что запах от этого кита был отвратительный.
В Лорино экипаж и я просидели двое суток. В столовой нам сказали, что мясное у них все из кита, мы не поверили, приняли это за шутку, но обед съесть не смогли, - оказалось – действительно из кита, и вкус неприемлемый. А местное население уплетает. На третий день под вечер перелетели всё-таки под дождём в Лавру, всего-то 35 км.
Рабочие дела я сделал в Лаврентии за два дня. Там находятся постоянно два отряда нашей экспедиции, и нужно было посмотреть их коллекции пород. Потом две недели ожидал возможности выбраться обратно в Эгвекинот. Как обычно – то нет вертолёта, то погоды.
Конечно, я предвидел такое долгое сидение в Лаврентии и хотел им воспользоваться, чтоб окольным путем попасть из Лаврентия в Уэлен и на мыс Дежнёва.
-2-
Побывать на восточной оконечности всей Евразии – об этом я думал во время всей своей жизни на Чукотке. От Лаврентия до Уэлена всего-то 75 км, это расстояние можно свободно пройти за три дня, если нет транспорта.
За две недели вертолёт один раз ходил в Инчоун и в Уэлен – санрейс, и меня не взяли. Я понимал, что вряд ли когда-нибудь ещё буду находится в столь благоприятной ситуации для посещения Уэлена. Если бы дело было в разгаре лета, при полярном дне, я отправился бы даже пешком вокруг залива Лаврентия, и дальше по побережью. Но были уже последние числа августа, ночи уже тёмные, а погода пасмурная или дождливая, так что в тундре не заночуешь. Вокруг залива – это ещё 75 км, и ночевать на этом пути негде.
В 1965 г в июле – нас было 5 – мы шли пешком из Лаврентия вдоль всего залива, с палаткой, примусом и кукулями; затем через водораздел и по Чегитуню до устья – 130 км – за 5 дней. Долго, потому что среди нас был один новичок-студент и в первый же день он стёр ноги.
Так что на этот раз вариант вокруг залива отпадал. Но вот если бы как-то через залив перебраться в Пенакуля… Пинакуль – заброшенный посёлок на восточной стороне залива, раньше там жили восточные отряды нашей экспедиции. В Пинакуле в каком-нибудь доме переночевать, а оттуда – не больше 30 км до устья Пуотена. На Пуотене стоит буровой отряд ленинградцев, которые приезжают на полевой сезон, у них можно ночевать. От Пуотена до Уэлена – один хороший дневной переход.
Но вот как попаcть на ту сторону залива? И вдруг в Лаврентии появляется вельбот эскимосов из Лорино. Они идут к своим рыбакам как раз на Пуотен и меня могут взять. Вельбот поднимает груза до 3 тонн, людей в нём может разместиться человек 15. Эскимосов было три человека экипажа, да два пассажира, да ещё я. Один из пассажиров был мне попутчик, эскимос, возвращался из районной больницы в Лаврентии в Уэлен домой. Имя его Юра Эйлюкеу, так называется речка западнее мыса Сфинкс, перевод неясен.
Еще проблема была в том, чтобы меня выпустили пограничники. Они знали, что я хочу добраться до Уэлена, до мыса Дежнёва в одиночку, но официально техника безопасности запрещает ходить в тундре по одному, тем более больше чем 1 день. Но поскольку появился попутчик, вопрос этот был улажен.
С собой я взял кукуль и решил во что бы то не стало до Дежнёва добраться. Отошли под вечер из Лаврентии при слабом СВ-ветре. Минут через 15 вышли на середину залива, а там ветер усилился. Волна выше фальшборта, вельбот бросает как скорлупу, а спасательных средств – ноль. Причем волна была по 45о к курсу и сильно била в киль, и вельбот от этого может разломиться. В общем, дальше идти было настолько опасно, что через 25 минут хода эскимосы повернули назад. За этот неполный час плавания туда и обратно страху я натерпелся на всю жизнь и был счастлив ступить опять на твёрдую землю. Так из моей решительной попытки ничего не вышло. А эскимосы, как я узнал позже, на следующий день рано утром все-таки отплыли, но с меня было довольно вчерашнего.
А еще через день все сложилось благополучно для полёта домой, прямым спецрейсом на вертолёте Ми-8 прибыл в Эгвекинот, всё же огорчённый неудачей с походом на крайний Восток.
В Эгвекиноте кроме нашей постоянной экспедиции базируется ленинградская экспедиция Института Геологии Арктики. Они приезжают на сезон, занимаются геологией шельфа и работают с двух нисов – Агат и Марс. Оба судна небольшие, тонн по 300 и 600.
И оказывается, что через два дня из Эгвекинота отходит Агат и пойдёт прямо на Пуотен, к буровому отряду. Тогда я подаю рапорт о 10 днях отпуска /в счёт очередного/, беру ватник и верблюжий спальный мешок, и вот 4 сентября Агат выходит из залива Креста при великолепной солнечной погоде. Ещё мне не приходилось видеть всё побережье залива Креста с моря. Хорошо смотрятся наши берега. Проходили близко от Конергино – посёлок на берегу в 60 км от Эгвекинота. До Пуотона должны были идти двое суток, но из-за 7-балльного шторма на следующий день дошли только до Лаврентия. Мыс Чукотский, Чаплино и о-в Аракамчечен проходили ночью. Скалистые берега на участке Энмелен – Сиреники производят внушительное впечатление, как и с воздуха. В Лаврентии из-за шторма стояли сутки возле посёлка, ночевал на берегу. На следующую ночь шторм усилился, Агат ушёл вглубь залива, за о-в Беннета, в маленькую безымянную бухту. И только на четвертый день море позволило двигаться дальше. Штормовое ограничение у Агата – 7 баллов. Как раз во время этого шторма возле Лорино потонул вельбот, погибло 10 человек.
-3-
Пока Агат добирался, геологи переехали с устья Пуотена на мыс Сфинкс. Для меня это было ещё удобнее. Агат встал в 1 км от берега, ближе не мог подойти из-за мелководья. Людей и груз перебрасывали на берег шлюпкой, при нагонном ветре и накате с ЮВ. Конечно, вымокли и замёрзли, но отогрелись на берегу в палатках с печками. Встретили меня очень по-дружески, как всегда у геологов, накормили-напоили и дали место для ночлега. А мешок у меня был свой. Вот так я очутился уже в районе своих действий. Много лет я стремился достичь этих мест. Перечитал всю доступную литературу о первых землепроходцах, об истории открытий, о древнем и современном здешнем населении.
Геологи рассказали, что несколько дней назад в этот район прибыл французский спортсмен, занимающийся виндсёрфингом. На доске с мачтой он отчалил от мыса принца Уэльского – западной оконечной Северной Америки, и при попутном ветре через 4 часа был встречен нашими пограничниками у берега Чукотки в районе устья Эйлюкеу. Таким образом, он первый белый, переплывший в одиночку Берингов пролив. Его показывали в октябре в «Клубе кинопутешествий», фамилии его я не запомнил, наверное, ты его видел. У него не было ни радиостанции, ни продуктов, ни спасательных средств, одет был в резиновый гидрокостюм. Температура воду у поверхности Берингова моря на широте 60о не выше 6о. Парус его был из американского и советского флагов. В ТВ почему-то сказали, что он плыл 10 часов. На самом деле около 90 км за 4 часа. Так говорят очевидцы, но я не ручаюсь за достоверность.
Пограничники встретили его возле берега на воде, его доску с парусом оставили в лагере ленинградских геологов, а самого увезли на вертолёте, по-видимому, в Провидение. 7 сентября, накануне нашего прибытия на Агате, пограничники прилетели вместе с ним и забрали его плавательный снаряд. Оба раза геологи все были на работе, очень огорчаются, что его не видели.
Как видишь, для того, чтобы попасть из Америки в Азию не надо было ничего кроме собственной инициативы, смелости и небольших средств.
Заканчивалось 8-е сентября, пятый день моего отпуска. Оставалось 5 дней на выполнение минимальной программы и на возвращение домой.
Во всём предполагаемом путешествии посёлок Уэлен интересовал меня меньше всего. Чукотских посёлков видел я уже достаточно и считал, что этот ничем особенным отличаться не будет. К тому же это только на мелкомасштабных картах Уэлен показан на мысе Дежнёва. На самом деле от Уэлена до географической точки восточной оконечности материка по прямой 11 км. Из Уэлина мне только хотелось отправить письма.
А вообще-то мне хотелось: 1 - побывать Наукане, где стоит так называемый Дежнёвский маяк; 2- если облачность позволит, увидеть американский материк; 3 - провести какое-то время на самом мысу, на берегу пролива Беринга.
Идеально было бы встать на берег у Сфинкса и обойти по береговой линии всю оконечность от Сфинкса до Уэлена. Но более половины такого маршрута приходится на прижимы, где клиф обрывается прямо в море. Поэтому, в зависимости от погоды, сколько она даст мне дней, надо было выполнить минимум – Наукан и Дежнёвский маяк. А если обстоятельства сложатся хорошо – то буду выполнять максимум, пешком по маршруту Сфинкс – оставленное селение Дежнёво – Наукан – мыс Дежнёва – Уэлен. Сама точка мыса Дежнёва труднодоступна, туда нет даже тропы, на самом мысу и вблизи нет никакого приюта для ночлега. Судя по карте-километровке, участок мыса представляет собой сплошной клиф, т.е. обрывистый высокий морской берег без пляжа, и неизвестно, насколько близко можно подойти к мысу сверху по плоскогорью или снизу по самому берегу с севера или с юга. Всё это надо было разведать на местности. И было совершенно неясно, сколько на это потребуется времени. Даже если самое малое пол-дня, то не остаётся светлого времени, чтобы уйти к ближайшему ночлегу. Известно, что в Наукане можно провести ночь под крышей и при печке. Поэтому в программу минимум я включил переход Сфинкса до Наукана, осмотр Наукана, ночёвку там, а на следующий день – по погоде – или уносить ноги обратно или идти на мыс. И уж дальше если судьба будет милостива, то побывать в Уэлене.
А получилось все иначе. Поздно вечером в тот же день оказалось, что надо срочно везти заболевшего в Уэлен в больницу, вездеходом. Погода пока стояла хорошая, и я решил выполнить большую программу. В 12 ночи отправились. Расстояние 19 км по прямой, ехали до 7 утра. В темноте попадали в труднопроходимые болотные участки, чуть ли не каждый километр поправляли ходовую часть.
А Уэлен оказался не совсем обычным. Много двухэтажных каменных домов, а улица всего одна, вытянутая по длиннющей косе между открытым морем и Уэленской лагуной. Пляж в сторону лагуны грязный, превращённый в свалку. Пляж со стороны Чукотского моря чистый, широкий, галечный, светлый, а на востоке за посёлком начинаются высокие обрывы. Вместе с зеленовато-синим морем при солнце
-4-
создает радостное настроение. На пляже собрал мешок пёстрых полосатых галек метаморфических пород. Пожалуй, такой красивой морской гальки больше нигде в наших местах нет.
По посёлку бродят ужасно грязные и лохматые ездовые собаки, треплют куски китового сала. Летом они бездельничают. Воздух пропах ворванью. На берегу валяются остатки разделанных туш китов, моржей.
Магазины и почта закрыты. Накануне была суббота, местному населению продавали спиртное, по бутылке на человека, поэтому все эскимосы и чукчи пьяны. Не сказал бы, что это интересная картина.
Побродив по пляжу, отправился знакомится на полярную станцию. Полярка здесь одна из первых на Чукотке, с 1933 года. Начальник станции ленинградец, весьма интеллигентный, средних лет, с большим полярным стажем. Достал пять штук разных памятных штемпелей их станции, и я их поставил на заранее приготовленные конверты. Потом все конверты оставил надёжному человеку, чтобы на следующий день он их отправил через почту.
Хотелось побывать и в знаменитой косторезной мастерской. Поделки из клыка идут отсюда на внешний рынок и в музеи. Но в воскресенье опять-таки не удалось, мастера пьяны, все закрыто. А вообще-то этот художественный промысел глохнет, настоящих художников нет, ремесленники гонят серийные поделки по старым образцам. И всё равно работать некому, цеха пустые стоят, оборудование простаивает.
Под вечер в Уэлен прибыла на своём вездеходе ещё одна группа геологов из НИИГа /Беляков/. Они закончили полевые работы и начинают пытаться выбраться вертолётом в Лаврентий.
А наш вездеход уходил обратно на мыс Сфинкс, по пути мог забросить меня на Уэлинские Горячие Ключи /см. карту/.
На Горячих Ключах пробурено несколько скважин, из них бьёт солёная /как морская/ вода горячая, поставлена примитивная купаленка, есть домик с запасом топлива. От Уэлина всего 6 км, местные жители приходят по выходным дням и обязательно водят приезжих гостей. Таким образом у меня было уже два места ночёвки – Горячие Ключи и Наукан. Приезжаем в Ключи. Оставляю себе только ватник, а спальный мешок и мешок с Уэлинской галькой отправляю вездеходом в лагерь, чтобы быть налегке, потому что всё дальнейшее путешествие будет пешком. В 8 вечера остаюсь один. Идёт крупный снег, первый в эту осень, ложится на траву, тает. Странно посреди тундры, под этим снегопадом, в полной тишине лежать в воде такой горячей, что еле терпишь. Источники эти к тому же радоновые, универсально целебные.
Вместе с темнотой упал густой туман. Ночью подбрасывал в печку уголь и китовый жир и прекрасно выспался после предыдущей бессонной ночи.
Утром туман не рассеялся. Было десятое сентября. Главная цель маршрута – Наукан – еще впереди. Позавтракал чаем и консервами и двинулся по тропе, вверх по ручью.
Километра через три надо было отходить от ручья на юг, к Наукану. И как раз долина поднялась выше тумана, оказалось, что облачность низкая, а выше отметки 200 м – прекрасная погода, тепло и тихо, и весь Дежнёвский горный массив открыт. Представляешь, как поднялось настроение! Это же значило, что смогу увидеть все, что хотел, ориентиры видны, можно идти не только по ручьям, а куда хочешь.
Решил идти на восток и приблизиться к мысу Дежнёва насколько позволит рельеф. Начал взбираться на некрутой водораздел ручья и Берингова пролива и вышел к вершине 548 м. На ней – скальные останцы, глыбы, и все их северные грани покрыты ледяным панцирем, который намёрз, должно быть, вчерашнего влажного заморозка, когда внизу был снегопад. Картина была просто сказочная. В тишине раздавался тихий стук и звон: солнце нагревало камни, лёд оттаивал, отваливался и разбивался.
В эти минуты я почувствовал, как необычайно мне повезло. Я находился абсолютно один, при прекрасной погоде, не отягощённый никакими рабочими заботами, в труднодоступном, почти не посещаемом месте. Ничто не мешало «сливаться с природой», что я и старался сделать усердно.
На работе, во время маршрутов далеко не всегда бываешь один, и обычно что-нибудь не позволяет проникнуться этим чувством единения с окружающим миром, - то времени не хватает, чтобы вернуться засветло, то дождь хлещет или снег, то попутчик киснет, то мучительно тяжёлый рюкзак притупляет восприятие. Но в это утро я понял, что такое блаженное состояние не покинет меня сегодня весь день и помешать мне никто и ничто не сможет.
Я потому так рассказываю о своём состоянии, чтобы было понятно, что тот день я ощущал, как совершенно необыкновенный. Запомнил его во всех деталях.
-5-
Уже столько лет брожу по земле с молотком, одно только перечисление районов: Карелия, Карпаты, Закарпатье, Подолия, Приазовье, Кубань, Кавказ, Урал, Сихотэ-Алинь, Новая Земля, Забайкалье, Гоби, Северная Монголия, Тува, Западный Саян, Енисейский кряж, 15 лет Чукотки… Приходилось ходить по следам и тропам Русанова, Арсеньева, Норденшельда, Ферсмана, Пржевальского, Козлова, Обручева-сына, Беринга, Сарычева…Но на этот раз я приближался к точке совсем особенной.
Впереди за близким горизонтом – уже везде было море. А вблизи передо мной находилась пологая затундренная седловина, и за ней – ещё одна высота, пониже чем 548. Она заслоняла собой вид на побережье, прилегающее к мысу. До географической точки мыса Дежнёва оставался 1 км.
Прошёл я на эту высоту, и с неё открылся уже ближний вид на Берингов пролив. Море до горизонта было покрыто накидкой низкого тумана. Вблизи и сверху она почти не замечалась, в нескольких километрах от берега была полупрозрачной, а вдали сливалась в сплошную пелену. В 30 км к ЮВ из тумана вставал скалистый остров Ратманова, крайняя восточная территория СССР. В бинокль на острове видны были строения. Известно, что на Ратманове находится застава, и кроме пограничников там больше никого нет. Несколько лет назад в журнале «Советский воин» был репортаж оттуда, с цветными фотографиями. Территория острова относится к Чукотскому району, центром которого является Лаврентий. Но попасть на Ратманов совершенно невозможно. В эти же дни в Уэлене находилась группа хроникёров с Ленфильма, у них было разрешение и предписание посетить остров, и тем не менее их не пустили. Ещё в бинокль был виден небольшой распадок в северной части острова.
Остров Крузенштерна, восточный из островов Диомида, - низменный, находится за Ратмановым. Между островами 4 км, и Крузенштерн – это уже США. Но Крузенштерна ни с какой точки Азии не видно, Ратманов его заслоняет.
А совсем вдали, там, где находится Америка, в бинокль было видно, как над низкой облачностью возвышается конусообразная гора. Как раз в направлении мыса принца Уэльского. Из карты известно, что это высота 701 м, у её южного подножья находится населённый пункт Тин Сити, но его не было видно. И вообще больше ничего не было видно.
А в море подо мной играли киты, прямо-таки стадо китов, может их 15 было или больше. Живые, настоящие киты, и даже с этой высоты чувствовалось, что они такие большие, даже трудно себе представить живое и такое большое, ведь даже слон рядом с китом маленький. Они наполовину показывались из воды, выгнув спины дугой. Наверное, это были киты, которые назывались серые, цвет их был розовато-серый.
С юга в пролив входил Марс – второе судно ленинградского института. И Марс, и Агат в эти дни работали в самом проливе и к ЮЗ от него.
А ближний берег передо мной, точнее подо мною, по-прежнему был скрыт выпуклым склоном. Вблизи склон был пологий, а дальше становился круче и превращался в осыпь гигантских гранитных глыб. По этой осыпи я продвинулся ещё вперед и вниз метров на 300-400. Самого мыса так и не было видно, хотя по карте и окрестным ориентирам было ясно, что до него не более 100-150 м по горизонтали. А по высоте я находился примерно на 200-250 м над уровнем моря. Справа и слева от меня спускаются к морю очень крутые овраги. Тальвеги этих оврагов доходят, конечно, до моря. А вот мыс, вероятно, обрывается просто скалой в воду. Спуститься по оврагам к воде можно, соблюдая осторожность. Но сверху не видно, можно ли будет приблизиться к мысу по берегу или сразу упрёшься в скалу. А подъём обратно по такому оврагу займёт часа два. Если бы я был уверен, что есть проход из южного оврага по берегу на юг, то спустился бы. Но из карты это было неясно, а аэрофотоснимка у меня не было. Ночевать я мог только в Наукане, поскольку спального мешка не было, поэтому решил не рисковать. Тем более, что была ещё одна идея о достижении мыса.
Посидел я так над мысом Дежнёва с пол-часа, полюбовался еще на китов, поел галет с сахаром и с водой из ямки на камне, поснимал своей Сменой слайды. Потом выбрал глыбу гранита себе по силам, разбил её молотком на отдельные образцы и уложил в рюкзак килограмм пять этих сувенирных камней. И отправился вдоль склона, по средней его части, на юг.
На карте в 1 км южнее мыса показан ручей, который и с очень крутым тальвегом. Вот я и решил спуститься по этому ручью к морю и попробовать по берегу подойти к мысу с юга, сколько удастся. А было уже три часа дня.
Дошёл до ручья. Сбросил рюкзак и ватник /день был по-прежнему тихий и теплый/ и налегке, с одним молотком, стал спускаться вниз. Почти уже у моря, потеряв 400 м высоты, вспомнил, что Смену оставил в кармане ватника. Пришлось подниматься обратно. На этот лишний подъём-спуск ушло около часа.
-6-
При устье ручья оказались площадки высоких и узких террас, на площадках видны остатки стен древнеэскимосских круглых крепостных башен из камня, остатки землянок, выложенных китовыми костями. Берег на север был вполне проходим. Сложен он гигантскими глыбами величиной с комнату и больше, обточенными и заглаженными морем. Море было спокойное, прибоя нет, поэтому, скача по этим глыбам, взбираясь и спускаясь, я прошёл около километра и достиг, как мне кажется, устья того самого оврага, который находиться к югу от мыса. Упёрся в скалистый берег, уходящий в воду под 45о. Пролез вперёд по этим скалам еще метров 50, миновал маленький выступ и понял, что впереди, в 30 м от меня, находится географическая точка мыса Дежнёва.
На эту точку можно было бы пробраться по скалам, если уж очень хотеть и если есть много времени. Но в тот момент была во мне смесь потрясения и какого-то благоговения – всё же оконечность всего Старого Света, дальше ведь ничего больше нет, дальше уже Америка. И вот это чувство незначительности себя перед величием природы и истории не позволило мне лезть дальше. Остановился и долго сидел на скалах, наверное, забыв о времени.
Представлял, как 331 год назад, в сентябре 1648 г, Семён Дежнёв, Федот Попов и Ярасим Онкудинов прошли здесь впервые на маленьких деревянных парусных судах. Известно, что они провели в проливе около двух недель, жили у эскимосов, может быть, прямо здесь, в стойбище у этого ручья. Торговали с эскимосами, но в конце концов ушли всё же не по-доброму, рассорились с ними и воевали.
Весь массив от Сенлюна до Пеека Дежнёв называет «Большой Каменный Нос», и ещё «Необходимый Нос» /потому что никому не удавалось его обойти/. Южнее Носа, при входе в Тихий океан, штормом их кочи разбросало. Коч Попова унесло к Камчатке; Онкудинова, есть подозрение без твёрдых доказательств, только устные рассказы, вынесло на Аляску; а Дежнёва выбросило западнее устья Анадыря.
Снял на плёнку мыс с расстояния 30 м, снял подходы к нему, вернулся к ручью, снял развалины древних стен, пособирал цветные гальки в устье ручья. На камнях можно было найти очень красивые водоросли, выброшенные волнами. Ярко-оранжевого цвета, гроздевидные, полупрозрачные. В популярном определителе водорослей не нашёл их. Один кустик я положил в жестяную банку, в карман рюкзака.
Пройти отсюда к Наукану по берегу невозможно: много прижимов. Когда поднялся наверх к рюкзаку, шёл 7-й час вечера. Справа от меня, на западе, находился высокий склон, солнце уже скрылось за ним, становилось прохладно. Через полчаса подъёма, довольно крутого, очутился на плоскогорье и по ровной каменистой тундре поспешил к Наукану.
Прошёл 4,5 км, пересёк ручей в глубокой долине. Долину эта называют Смерти. Потому что в ней не один раз заблуждались и замерзали люди. Но со мной в ней ничего не случилось. Стал подниматься на крутой правый склон и перевалил в следующий ручей уже в полной темноте. Сказывались уже усталость и холод. Старался не потерять направления. И вдруг впереди и ниже замигал огонёк – Дежнёвский маяк! Сразу стало веселее, появился ориентир. Ну, думаю, в нужное место вышел, теперь нужно в темноте отыскать нужный дом, именно тот, в котором ночевать.
Теперь следует рассказать о самом Наукане. Эскимосы жили здесь с древнейших времен. Существует даже науканский диалект эскимосского языка. Несколько веков назад это было самое людное население Восточной Чукотки. Место было очень удобным: с суши от врагов-чукчей защищено скалами, подходы удобно охраняются. Удобный для байдар пляж. Морские охотники жили здесь в довольно изолированном мире и не нуждались в общении с другими племенами. Жили в землянках из китовых костей, камня, плавника, дёрна.
Примерно начиная с 30-х годов нашего века сильно оживляется торговля, административная и культурная жизнь в Уэлене, и Наукан не выдерживает конкуренции, постепенно глохнет. К Уэлену можно проехать по суше, даже самолёт можно на косе посадить. А в Наукане и вертолёту трудно сесть, даже гусеничный транспорт туда с трудом пробирается. И места в Наукане мало между скалами и морем, новые дома ставить негде. С 50-х годов здесь начинает действовать постоянная полярная станция. Для неё был выстроен жилой дом и несколько подсобных строений. Чукчи и эскимосы стали постепенно переходить к более современному быту. Однако этот современный быт создавать и обеспечивать в Наукане было слишком дорого и хлопотно. В 1958 г эскимосов переселили в другие посёлки, в основном в Уэлен и немного в Нунямо возле Лаврентия. А теперь и Нунямо уже брошен, все переселены в Лаврентия и в Лорино.
-7-
На всём азиатском берегу пролива это место самое удобное для высадки на шлюпке. В 1910 г моряки военного корабля «Шилка» поставили здесь на известняковой скале деревянный крест как первый памятник Дежнёву.
В 1956 г рядом с крестом был построен 16-метровый маяк-памятник с бронзовым бюстом Семёна Ивановича и с мемориальными досками. На маяке был поставлен ацетиленовый фонарь.
Полярная станция просуществовала до 1963 или -64 года. Некоторое время ещё жили 2-3 человека, обслуживали маяк. Позднее к фонарю провели постоянное электропитание от атомной батареи, заряда которой хватит, как говорили, на 20 лет. И с тех пор Наукан заброшен совсем. Но люди приходят сюда, обычно летом из Уэлена в выходные дни. Эскимосы по-прежнему любят и почитают это место, где лежат их предки.
Первое строение, в которое я попал в темноте, оказалось чистое и в полном порядке. Зажёг спичку, увидел штабель аккуратных ящиков и понял, что это как раз атомная батарея. /Несколько лет назад зимой в этом домике в пургу отсиживались 10 суток три солдата, получили лейкемию/.
Затем почти на ощупь обошёл ещё три домика, но все они были страшно запущены, с выбитыми окнами. Наконец, методически обходя всё подряд, попал в более крупный дом. Это оказался главный дом бывшей полярки. Всего в нём 6 или 7 комнат, и в одной из них находятся койки со старыми матрасами и одеялами, печка, уголь, дрова и чайник. А продукты и свечка у меня были.
Мало приятного шарить при свете спичек, на сквозняках, по давно заброшенным помещениям, среди хлама и тлена. Разжёг огонь, настроение улучшилось, поужинал и даже почитал на ночь. С собой была книжка стихов эскимосской поэтессы Зои Ненлюмкиной – «Птицы Наукана». А с крыльца полярки в бинокль был хорошо виден светящий в темноте маяк на северной оконечности острова Ратманова. Было жаль засыпать, жаль, что весь этот сказочно чудесный день прожит и мыс Дежнёва позади.
Когда я видел огонь Дежнёвского маяка, силы мои были на пределе. Продвигался верхней частью склона, селение было где-то ниже. Под сапогами хлюпала и журчала вода, какие-то мелкие безрусловые потоки. Зная, что уже пришёл, позволил себе несколько глотков. Вода была с каким-то странным, не затхлым, но всё же неприятным привкусом.
Только бы погода завтра не испортилась. Завтра – осмотр Наукана и переход в лагерь у мыса Сфинкс. По пути можно будет еще осмотреть Дежнёво. Агату остаётся еще 3-4 дня работы, после чего он уйдёт в залив Креста. Взять меня, он сможет у Сфинкса. Надо успевать с ним.
Утром 11-го сентября туман покрывал всё до высоты 50 м, а выше день был чудесным, как накануне. Днём место полярной станции оказалось очень красивым, строения прилепились на площадках и уступах посреди склона средней крутизны, градусов 30. Вниз до моря – метров 70 по крутой тропинке. Внизу – галечный пляж, с обеих сторон его замыкают отвесные скалы, сложенные пёстрыми известняками. Походил по станции, в домике бывшей радиостанции нашёл заплесневелые куски старых вахтенных журналов с датами за 1952 г. Взял несколько получше сохранившихся страниц.
На пляже среди гальки встречаются мелкие раковины рачков-отшельников, величиной 1-2 см. Рачки такие нежные, изящные, - жаль, что это розовое чудо нельзя упаковать и сохранить. Долго, не торопясь, ходил по берегу, и никуда не было деться от осознания и ощущения того, что это край земли, передо мной пролив Беринга, а за ним настоящая реальная Америка. Вот уже второй день, а ощущение это не притуплялось.
Около полудня с юга подошёл вельбот. Эскимосы возвращались в Уэлен с охоты. В Наукане они пристают часто и разделывают здесь добычу, здесь удобно. На этот раз у них было три моржа. Среди эскимосов был тот самый Юра Эйлюкеу, который был в Лаврентии. Конечно, разделку моржей я заснял на плёнку. Мясо и шкуры эскимосы погрузили на вельбот и уплыли.
После этого я собрал рюкзак и поднялся к Дежнёвскому маяку. Маяк стоит в 100 м выше полярной станции, на отдельной небольшой известняковой скале. Рядом с маяком – могучий деревянный крест, высотой метров 8, стоит он с 1910 г. Дерево креста посерело, потрескалось с поверхности, но стоит он ровно и прочно. Наверно, какой-то фундамент у него имеется. На кресте прибита латунная пластина с вырезанной на двух языках надписью:
-8-
ПАМЯТИ ДЕЖНЕВА
Крестъ сей воздвигнутъ въ присутстви При-
амурского генералъ Губернатора Генерала
Унтергеръ командою военнаго транспорта
Шилка подъ руководствомъ командира капи-
тана 2 ранга Пелль и офицеровъ судна.
1 сентября 1910 года
Мореплаватели приглашаются поддерживать
Этот памятникъ
И тоже самое по-английски:
IN MEMORY OF DEZHNEFF
This cross has been erected in presence of the Governer-
General of the Amour Provinces General Unter-
berger, by the crew of H.J. R.M. ship «Shilka»
under the conquet of commander Pell and
the ship`s officers.
14 September 1910
Navigators are requested to keep this monu-
ment in order and repair.
Маяк имеет форму башни-обелиска, высотой 16 м. Установлен на площадке, обнесённой чугунными цепями. На передней стороне, обращённой к проливу, - бронзовый бюст Дежнёва, размером около 1,5 м. Бюст находится довольно высоко, смотреть на него - надо голову задирать. Семён Иванович представлен как очень симпатичный человек, прямо-таки красивый мужик с буйными кудрями и бородой, с правильными чертами лица, слегка улыбается, выражение лица весёлое, удалое, и смотрит на пролив. Должно быть, доволен и хорошо ему здесь. /Мне ещё не удалось разыскать сведений в литературе, сохранился ли какой-нибудь прижизненный портрет Дежнева и от чего сделан бюст/.
По трем другим сторонам обелиска бронзовые доски с текстами:
С.И. ДЕЖНЕВ
Выдающийся русский мореход.
В 1643 году спустился по реке
Индигирке до Северного Ледовитого 1955
океана и морем на коче достиг
устья реки Алавея.
С.И. ДЕЖНЕВ
В 1648 году первым из
мореплавателей открыл пролив
между Азией и Америкой
и морской путь вокруг
Северо-Восточной Азии.
А под бюстом доска:
Семён Иванович
ДЕЖНЕВ
родился около 1605 г.
умер 1672 г.
К цепи просто прикручена небольшая пластина из нержавеющей стали с гравированным текстом:
Семену Ивановичу Дежневу
первооткрывателю пролива между Азией и Америкой в ознаменование 330-летия с момента открытая
С благодарностью туристы Хабаровского края;
- и перечислены фамилии участников группы.
На пластину нанесён контур Восточной Чукотки и маршрут группы: селение Нешкан – г. Хайканай - оз. Коолёнь - Уэлен - Наукан. Надпись: Лыжный переход апрель 1979 г.
От подножья креста и маяка тоже взял я камней. Скала с маяком хорошо смотрится со всех сторон, даже сзади, запоминающиеся очертания.
Не хотелось уходить, но пора было. 3 часа дня, а впереди 20 км до Сфинкса. Можно было бы пройти путём более легким, но длинным - назад через долину Смерти, из неё перевалить на СЗ в речку и по речке до Дежнёво, а дальше - по берегу моря. Но поскольку погода была прекрасной, решил идти напрямик, т.е. выбраться по склону на плоскогорье. Что я и начал делать.
Оказалось, что путь мой наверх лежит через кладбище. Поскольку склон скалистый, то могил не рыли. Просто оставляли гробы на склоне. Делали обычную
-9-
деревянную пирамидку со звездой или с крестом. Надписи на дереве выветрились, фотографий нет, наверно, их забрали. В одном месте всё же разобрал год: 1952. Гробы, конечно, все раскрыты и развалились, везде кости и черепа, кое-где еще тлен какой-то. Посуда и всякий домашний обиход. Так что вчера я пил, так оказать, мертвую воду.
Печально было, что чуть ли не половина захоронений – детские. Маленькие гробики, а возле них - игрушки, утенок резиновый, куклы, детская посуда. Ужасно быть на детском кладбище. Одна могилка зацементированная, Эдик Разин, 1960-1968. Сын начальника полярки.
В 4 часа дня я сидел на самом верху и прощался с проливом. Видимость сегодня улучшилась. О-в Ратманова был виден лучше, чем вчера. Америка по-прежнему закрыта низкими облаками, но не такими плотными, как вчера, и вершину у мыса принца Уэльского видно было даже простым глазом как маленькое пятно. А в бинокль на вершине видно было очень крупное белое башнеобразное строение, должно быть там у них большой маяк. А за первой вершиной различалась еще одна. Левее неё и дальше вполне отчётливо видны были горные склоны с распадками и крупными снежниками - это горы полуострова Сьюард. Ещё левее еле различались бары и лагуны, уходящие в сторону залива Коцебу.
Южнее островов Диомида находится окала Фейруэй - очень маленький островок, но он не был виден совсем. Зато еще южнее, в американских водах, из тумана вставали отвесные берега острова Кинг. Его можно было различить только в бинокль. Так я прощался с Беринговым проливом и с Америкой.
Дальше подъём становился всё положе, перешёл в равнину, и я ещё несколько раз садился, опершись спиной на рюкзак, и доставал бинокль. Потом всё это скрылось из виду.
Миновал плохо выраженную высоту 573 м. На спуске с Дежнёвского массива, в нижней части гор, остановился подкрепиться последними продуктами - галетами и сахаром.
Когда спустился на равнину, солнце уже садилось. Шёл по верху обрывистого берега моря, и тут внизу увидел небольшое лежбище моржей, голов на 100. Сверху казалось, что всё это матери с детьми. Ветер был от них на меня, и запах был ужасный, так что спускаться к ним не захотелось. Начинались сумерки, надо было опешить.
Прохожу оставленное селение Дежнёво. Когда-то здесь была застава, стоят сторожевые вышки, домики. Но один дом поддерживается в жилом состоянии, есть печка и уголь. Иногда здесь ночуют уэленцы. Когда дует сильный северный ветер и в Уэлене разгружать пароход нельзя, то он переходит сюда и разгружается здесь, при отгонном ветре. А отсюда грузы возят в Уэлен тракторами.
Ночевать в заброшенном Дежневе мне не хотелось. Двинулся по косе, которая тоже называется Дежнёвской. Длина её 2 км, ширина местами до 100 м. Коса отделяет от моря небольшую лагуну, а горло лагуны, как говорили те, кто бывал здесь раньше, переходится в сапогах с отвёрнутыми до конца голенищами. Сведения эти были старые, горло штормами могло размыть или наоборот замыть, но я рискнул, потому что обходить лагуну - это лишних километра 1,5-2. Оказалось, что глубина всё же больше поднятых сапог. Пришлось раздеваться, одевать сапоги на голые ноги и голым до пояса идти в воду. Ширина глубокого места была всего метров 10, без течения, но очень уж холодная вода. Пока раздевался-одевался, выливал воду из сапог - стемнело совсем. Несмотря на упавший густой туман, идти дальше было просто. Путь света не требовал, иди себе вдоль берега. А на Сфинксе стоит маяк, прекрасный ориентир.
Возле маяка поставили палатку ребята с Агата. Когда Агат берёт станции в море, они о берега засекают его теодолитом. Возле Сфинкса в тумане я услышал голоса и покричал им тоже, но они почему-то не ответили. Подхожу ближе, вижу трёх парней, и все с оружием, - они решили, что это «зверь» кричит /хотя какие тут могут быть звери?/ и чуть не открыли стрельбу по мне. Вот такие к нам приезжают "туристы” из Л-да. А ещё через час я был уже в палатках геологов. Кончался день 11 сентября. Оставалось ещё два дня отпуска. Но как вернуться в залив креста так быстро?
Начинается вторая, менее интересная часть путешествия. О ней буду писать короче.
На следующий день, 12 сентября, погода испортилась, как будто ждала, когда я закончу свою программу. Похолодало, задул сильный северный ветер, временами дождь. В море шторм, Агат не работает.
-10-
Четыре дня, 12-15 сентября просидел в лагере у Сфинкса. Все дни сильный северный ветер, временами переходил в ураганный 30-35 м/сек. В лагере были геолог из НИГА, женщина-повариха и я, все остальные - на буровом участке в другом месте. Все эти дни мы с Мишей Крутоярским /геолог/ спасали лагерь. При таком ветре и температуре ниже нуля это не простая задача. Лагерь был поставлен на скорую руку, неумело, неопытными рабочими, которые ставили не для себя. Палатки без каркасов, боком к главному ветру, на плохих растяжках… В общем, пришлось мне и в этом году хлебнуть полевых прелестей. Топить надо круглые сутки, дрова - плавник на берегу, а до берега километр. Радиосвязи нет. Из продуктов в достатке только крупа.
Всё это побережье в древние времена, 2000-2500 лет назад и до прошлого века было заселено довольно густо. На участках пологого берега, на морских террасах стойбища следовали одно за другим через 0,5-1 км. Если в этих террасах покопаться, то обязательно находишь древние каменные и костяные орудия, обломки керамики, примитивные украшения. Я выкроил от забот полдня и копал стоянку в 8 км западнее Сфинкса, ближе к Эйлюкеу. Нашёл каменные наконечники, скребки, резцы, ложку и рубило для колки льда из моржового клыка.
Дни отпуска все вышли, а надежда уйти с Агатом в ближайшие дни была очень маленькая. Когда кончится шторм, ему несколько дней работы, а пока он ушёл отстаиваться и заправляться в Проведение.
В ночь на 16 сентября шла пурга с севера, утром ветер ослаб, появилось солнце, снег сошёл. Погода была вполне летной. После долгого перерыва сегодня в Уэлене мог быть вертолёт из Лаврентия, и я решил уйти в Уэлен. Крутоярский /геолог/ оставался, по плану он должен ждать Агата. Я оставил ему мешок со всеми сувенирными камнями, гальками
и археологическими находками, взял свой спальный мешок и относительно налегке побежал в Уелен. Побежал не напрямик, а через Дежнёво, в обход лагуны, потому что погода была все же на грани низовой пурги, хотя сверху пробивалось солнце. В доме зверобоев в Дежнёве можно было бы отсиживаться сколько угодно. Скатанный спальник в рюкзаке лежал плохо, оттягивал плечи. У него габариты такие, что компактно уложить никак не удаётся. На полпути к Дежнёву началась пурга слева, к дому я подошел мокрый. В доме первым делом перевьючил спальник, удалось-таки его запихнуть в рюкзак полностью. Теперь с такой упаковкой за плечами можно было бежать хоть 100 км. Позавтракал нашедшимся в доме хлебом, сахаром и маслом /у Крутоярского не ел - им самим почти ничего не оставалось/. За это время заряд пурги прошёл, засияло солнце и весь дальнейший путь до Уэлена был сплошное удовольствие. /Пешие переходы вообще доставляют мне почти одну радость/. Если не считать очень медленного перехода одного болота, которое поленился обходить. Примерно на полпути услышал вертолёт, идущий уже из Уэлена. Если это спецрейс геологов и они меня увидят, то подберут. Пришлось взять левее, наперерез вертолёту. Но он прошел высоко.
Пришёл в Уэлен в 5 вечера. Оказалось, что были два вертолёта, оба военные, никого не взяли. Беляков ожидает все ещё, и вообще пассажиров в Лавру скопилось на целый борт. Помылся в душе и расположился ночевать в доме с Беляковым. /Мы знакомы с 75-го года/. Надеемся, что завтра будет вертушка.
И так мы ждали 17, 18, 19, 20, 21 сентября. За эти дни появлялись еще два варианта выезда, но не реализовались. Вблизи Уэлена ходила "Вега", гидрограф, о ней можно было бы добраться до Провидения, но она так и не подошла к берегу. Потом появился вездеход, - в Лаврентии его перевезли через залив на моторной барже, в Уэлен он пришёл своим ходом. Таким же способом должен был попасть обратно. /А баржи разгружают уголь с пароходов в Лавре/. Два дня этот вездеход собирался в обратный путь, и был он переполнен людьми и грузом, вряд ли взял бы меня. Погода 20 и 21 опять стала совсем нелетной. 24-го вечером пришёл вездеход от буровиков, которые теперь стояли уже вблизи Горячих Ключей. Оказалось, что 18-го Агат забрал-таки Крутоярского с берега. Посадка была трудная, при большом накате, вечером. До темноты шлюпка сделала один рейс только. Груз оставили до утра на косе между морем и озером. Эти люди называются морские геологи, но соображения у них явно не хватает. Ночью сильно штормило и смыло в море всю кучу - ящики с образцами и пробами, - продукт работы за полсезона.
К буровикам тоже должен быть спецрейс вертолёта, причем прямо из залива Креста. Это мне показалось более надежным, да и заманчивым, - можно было бы попасть прямо домой. В тот же вечер переехал к буровикам. Там пробыл следующий день, вертолёта не было из-за погоды. 23-го опять погода хорошая, и опять рано утром я ушёл в Уэлен. Однако жe с начальником буровиков договорился, что если к ним будет вертолёт, то обязательно залетят за мной в Уэлен. До Уэлена шёл бегом везде, где позволяла тундра и дорога. И представьте себе – не зря! Через 2 часа был вертолёт Ми-8 из зал. Креста, и забрал всех – Белякова – в Лаврентий, буровиков и меня – в Эгвекинот.
-11-
На работе к моим 10 дням прибавили ещё семь в счёт отпуска, и обошлось без неприятностей.
Агат с Крутоярским пришёл 22-го, и оказалось, что мешок с моими драгоценностями был в смытой куче. И вот теперь от моего путешествия у меня нет ни одного камня. Страшно обидно. Осталась одна галька из Уэлена, её я подобрал в последний день просто от нечего делать, да оранжевая водоросль от мыса Дежнёва. Консервную банку с нею я так о не вынимал из кармана рюкзака, водоросль стоит в морской воде в холодильнике. И ещё остался в память о поездке авиабилет Уэлен - Лаврентия, который мне всё же пришлось купить, когда предполагалось, что улечу пассажирским рейсом.
Ленинградские геологи на следующий год будут в тех же местах, пойдут на мыс, обещают принести мне камень. Но это же будет уже совсем не то!.. Хоть самому второй раз туда собираться. Я бы и не прочь, но работа в экспедиции наверняка не позволит.
Походил я на работу ровно 10 дней и вдруг поехал в командировку в Сусумане, т.е. на самую золотую Колыму. Работать там постоянно я бы не хотел, а вот побывать мечтал.
В Сусумане базируется московская аэропартия, делающая аэрофотосъемку для разных нужд хозяйства. По заказу нашей экспедиции они засняли некоторые участки нашей территории, и вот надо было съездить и принять у них эти аэро-фотоматериалы, оценить их качество и пригодность.
Вылетел из Эгвекинота 3 октября. Как обычно, ночь в Анадыре в кресле, и на следующий день в обед я в аэропорту Магадана. Решаю в Сусуман не лететь /700 км/, а ехать автобусом по Колымской трассе.
Это значит проехать через весь золотодобывающий район почти до самой Якутии /смотри карту Магаданской области/. О Колыме, об истории открытия колымского золота и освоения этого края читал я много. Здесь почти каждый поселок связан с именами Геологов-первопроходцев 30-х годов.
Вполне мог быть здесь и Дильдан. Магаданская область была выделена из Хабаровского края в 1953 г. На Чукотку он попасть не мог, тогда на Чукотке еще не было таких поселений, а на территории Хабаровского края они были сосредоточены в основном на Колыме.
Автобус уходил из Магадана на следующий день. С собой были у меня несколько карт, схем и книжек о Колыме, так что ехать в удобном автобусе было интересно. Хоть и считается, что на Колыме тайга, однако настоящую тайгу это лишь отдалённо напоминает. В долинах - хвойное редколесье, отдельные деревья поднимаются до середины склонов, а выше - так же голо, как на Чукотке. Снега еще не было, температура еще плюс. Жаль, саму Колыму у Дебина проезжали по мосту почти в темноте, так что впечатления от нее не получили.
Вообще же я описывать подробно колымские края не буду. Во-первых, не так уж много впечатлений из окна автобуса. Прямого контакта с природой нет. Во-вторых, места эти теперь сугубо обжитые, написаны о них десятки книг, всё можно прочесть, и все, что я могу оказать, будет не ново.
Конечно, есть на трассе красивые пейзажи - перевалы, долины. Журналисты её обычно расписывают восторженно и уважительно. Дорога проходит по долинам среди гор хребта Черского и Верхне-колымского нагорья. Речные русла все изрыты-перемыты драгами и промывочными приборами, начиная от Оротукана естественной поверхности днищ долин нет вовсе, а на террасах - поля чёрных пней. Останавливался автобус в Атке, Мяките, Стрелке, Оротукане, Дебине, Ягодном...
Просто смотрел я на эту землю и довольно реально-таки представлял себе трудности продвижения и работы первых геологов. Колымская трасса, о которой и песни написаны, проходит буквально там, где пробирались пешие и оленные первые партии. Хорошо я это представлял, потому что сам еще застал на Дальнем Востоке конец этого периода. Мы продвигались в сихотэ-алиньской тайге пешими многодневными маршрутами, оборванные и голодные, а ближайшие селения были за 300 км.
Всего автобус шел до Сусумана 18 часов. Приехали среди ночи, но утром получил номер в гостинице. Что ж, Сусуман - обычный поселок, считается городом, районный центр. Поразило меня, что в столовых по трассе есть хорошие продукты: мясные блюда, куры, свежая капуста, помидоры, яйца, натуральные оливки и сметана. За эти несколько дней проел столько денег, что в Эгвекиноте на месяц хватило бы.
В тот же день с аэрофотосъёмщиками мы порешили наши дела. Спал я в гостинице. /И это была единственная нормальная ночь в постели за всю поездку. Все остальные были сидя в аэропортах или автобусах или на ногах/.
Обратно в Магадан я хотел проехать Тенькинской трассой, черев Усть-Омчуг. Но оказалось, что из Сусумана в Усть-Омчуг автобуса нет. Надо ехать Усть-нерским автобусом до соединения трасс за прииском Большевик и там ловить попутку.
-12-
Так я сделал на следующее утро, в воскресение. Ночью выпал первый снег, мороз был слабый и трасса скользкая. Простоял я на пустом перекрёстке за Большевиком 4 часа /на карте это соединение дорог показано/. Прошли всего две машины, не взяли, скользкая дорога. Надо было проехать всего 76 км до прииска Гвардеец, а оттуда уже есть прямой автобус в Магадан. Но реальной надежды попасть на попутку во второй половине дня не было. Оставалось 2 часа до отхода из Сусумана магаданского автобуса, и я вернулся в Сусуман на попутках по основной оживлённой трассе. По пути побывал еще на прииске Чкалова и в Нексикане, центре Бёрёлёхской геологической экспедиции. На автобус успел в последнюю минуту.
А всего от Магадана я уехал на 700 км. Оставалось 200 км до верхнего течения Индигирки и 500 км до Оймякона - якутского пояса холода.
Колыму переезжали опять в темноте. Благополучно проехали Мякит. Недалеко от поворота на Талую есть перевал, называется Дедушкина Лысина. И тут нас застала пурга. Скопился хвост машин, перевал занесен, стоим. До утра, потом весь день. К вечеру пурга утихла. Прошли два бульдозера, расчистили основную колею, и мимо нас пошли машины. А наш автобус почему-то оказался не на главной колее. Экипаж - два шофера - ждали, что и к нам бульдозер подойдет. Так прошло часа 3. Тогда я оказал шоферам, что надо откапываться самим, нас мужчин человек 10, и лопата есть. Мы на Чукотке, дескать, не ждём в таких случаях. И через два часа работы выбрались на колею и поехали дальше. Простояли ровно сутки «без пищи и воды», но тепло было в автобусе. В этом же автобусе вооруженная охрана везла психа, и он время от времени чего-там выкрикивал на заднем сидении, к нервозному развлечению пассажиров. За этот день стоянки я две книги прочел.
В 4 утра вышел из автобуса в Карамкене. Там тоже находится экспедиция нашего геологического управления, надо было получить там прибор для наших геофизиков. Карамкен мне очень понравился, - весь в лиственницах, воздух лесной хвойный, сопки кругом. Такое сочетание - рельеф, снег и голубое небо и солнце везде хорошо смотрится. После обеда был в Соколе /рядом с аэропортом/, а ночью уже летел в Анадырь. Так повезло, что утром пробыл в этом страшном Анадыре всего два часа, и к 12 дня на ЯК-240 был дома, 10 октября. Вот так съездил на Колыму за 7 дней.
Спасибо тебе, Бруникам, за письмо из Львова. Это хорошо, что ты часто у мамы Марины бываешь, вместе держитесь.
Теперь я хожу регулярно на работу, которая, к счастью, ненапряжённая.
А в остальное время - сражаюсь со своими делами, личными, - коллекционными, с письмами, с бытом. Как обычно, много читаю. Бегать ещё не начал, но был в бассейне.
Три варианта вот этого длиннющего письма с картами заняли три недели. Но надеюсь, что корреспондентам моим будет интересно. Как только всем отправлю, ввожу ежедневные физические нагрузки.
Алкоголь почти не употребляю, 2-3 бутылки сухого за месяц. Но у нас теперь вполне приличное пиво, и против этого искушения трудно устоять, особенно при полном отсутствии свежих фруктов и овощей /правда, картофель есть/.
Когда я тебе несколько лет назад послал график твоих циклов, ты, наверно, не поверил? У меня три и даже два нуля почти всегда сопровождаются каким-нибудь недомоганием. Причём наперёд я в график не смотрю и дат не помню. А когда что-нибудь почувствую, посмотрю - и точно. Сроки 23, 28 и 33 дня я тоже не могу найти, в популярной литературе их обоснования я не встречал.
Не знаю, застанет ли тебя поздравление в Туапсе, может быть ты опять будешь во Львове, как обычно в декабре. Ну, это не так важно, во Львов я тоже посылаю.
Важно, чтобы хорошо восстановиться после инфаркта и включиться опять в спортивные занятия, чего я тебе и желаю от всей души. Всё же спорт - это радость в жизни. /А также радость - и коллекционирование, и мир книг, и друзья, и музыка. Конечно, у каждого по-своему/. Желаю тебе побольше радостей и положительных эмоций.
У нас вдруг грянули настоящие морозы, второй день 35о. А навигация еще не кончилась, продолжается с ледоколом.
Привет большой Борисе и Юрке с семьями.
Обнимаю, целую.
Пиши иногда.