Холодным декабрьским вечером 1903 года я, Дмитрий Иванович фон Борн, один из чиновников особых поручений, спешил на квартиру моего начальника — Аркадия Францевича Кошко. На службу в сыскное управление Санкт-Петербурга я поступил недавно и очень старался следовать всем правилам, быть полезным и никогда не опаздовать, тем более к Аркадию Францевичу.
Имя Кошко в столице знали все. Он работал в нашем управлении всего три года, но уже имел славу необычайного человека с феноменальной интуицией, высоким интеллектом и склонностью к глубокой систематизации. О его методах слава шла давно: он первым стал опознавать преступников по отпечаткам пальцев, а также вёл собственную фотокартотеку. Ещё и поговаривали, что Кошко был на лекциях самого Фрейда, а при допросах использовал гипноз и метод глубоких ассоциаций.
Дорогие читатели, подписываясь, вы уже сейчас помогаете находить улики и зацепки для нового творческого расследования😎
Каждый декабрь столичные холод, слякоть и вечные сумерки вгоняли Аркадия Францевича в хандру, и он закрывался на пару недель в своей петербургской квартире за Конюшенной площадью. Принимал он только своих помощников и давал распоряжения удалённо. Каждый вечер я должен был приносить ему отчет о происшествиях.
Это была моя первая личная встреча с "Кошкой", так за глаза мы называли Аркадия Францевича, уж больно ловок он был, мудр и хитер.
Я долго стоял пред дверью, обдумывая свой диалог с самим заместителем начальника управления столичного сыска, когда всё же решился постучать, — дверь передо мной вдруг открылась. На пороге стоял Кошко: мужчина 38 лет, крепкий, с пышными усами, высокого роста и очень живым взглядом, как будто он все время что-то подмечал и оценивал.
— И долго вы, голубчик, будете мяться на пороге? Принесли папку?
— Да.
— Что ж спасибо, до завтра!
Дверь передо мной стала закрываться, и вдруг я услышал голос Аркадия Францевича:
— Вы в шахматы играете, Борн?
— Есть небольшая практика, — сказал я, протискиваясь в закрывающуюся дверь
— А пироги любите? С киселем? Или вы, как вся молодежь, что покрепче предпочитаете?
— Пироги с чаем бы — замерз сильно.
— Ну, можно и с чаем. На кухне ищите...и пироги, и чай. Потом всё ко мне в кабинет несите.
Пока я суетился на кухне, Аркадий Францевич уселся в кресло и стал листать папку с происшествиями дня.
Чай и капустные пироги я поставил на чайный столик, а сам так и остался стоять в дверях.
Кабинет зам.начальника был не большой, заставленный книжными шкафами. Здесь также был камин, потёртый диван, два кресла и шахматный столик.
Ничего удивительного для человека средних лет и его должности, кроме одного — стена напротив камина была завешена фотографиями с мест преступлений, а под ними карандашные подписи самого Кошко.
— Голубчик, вы так не согреетесь, да и играть неудобно. Вы садитесь и угощайтесь, — он взял в руку черную и белую пешку, спрятал за спиной, а потом протянул ко мне два кулака. Я выбрал правый.
— О, будете играть чёрными — сложная задача у вас.
Я присел на кресло напротив Аркадия Францевича и посмотрел на шахматы.
Он сделал первый ход пешкой на Е4. Я ответил пешкой на С5.
— Прекрасно, голубчик, прекрасно. Будем по сицилианскому пути играть, — сказал Аркадий Францевич.
Он встал, предварительно переставив коня на F3. Я ответил пешкой на D6.
— Разыграем классику. Я Вас, Дмитрий Иванович, ещё кадетом приметил, очень уж вы на батюшку своего похожи: и выправкой и харизмой, дай Бог, умом и душой в него тоже пошли, — сказал он и направился к стене, увешанной фотографиями.
— Благодарю, передам ему ваши слова. А что это у вас на стене? — я смущенно попытался перевести тему.
— Как же, батенька?! В Санкт-Петербурге живете, в сыске работаете, а про убийства, которые вот уж три месяца город наш пугают, не знаете?
— Как же-с, знаю. Ужасное, с вашего позволения, зрелище. Я намедни был на одном из мест преступлений. Картина адская.
— И что вы обо всем этом думаете, голубчик?
А что мне было думать — тринадцать трупов?! Три месяца вся сыскная полиция металась по Петербургу, констатируя факт смерти. Раз в неделю мы находили изувеченные тела. Семь из них были аккуратными ни крови, ни грязи, хоть и обезображены, но раны все сшиты и украшены цветами, в основном белыми лилиями. Остальные шесть — наоборот тонули в крови, были изранены, будто диким зверем, и измазаны сажей. Связи между жертвами не было, свидетелей тоже, а количество жертв только росло.
— Аркадий Францевич, как по мне, тут два изверга орудуют.
— Вы тоже видите общее что-то?
Кошко вернулся к столу и пошел пешкой на D4.
Мы сделали еще несколько шагов, я взял пешку, потом Аркадий Францевич конем сшиб мою. Дальше было еще несколько позиционных ходов: черный конь, белый конь, черная пешка, белый слон, черный слон. Мы зеркалили друг друга, Аркадий Францевич молчал и усмехался, сделал свой ход пешкой на F3. И я задумался.
Тут входная дверь открылась — повеяло холодом.
— Аркадий Францевич, вы дома? — послышалось из коридора, — Это я, полицейский-надзиратель, Коняхин Степан Никодимович. Дело у меня важное.
— Заходи и дверь закрой.
На пороге появился мужичок, толстый, раскрасневшийся и очень радостный.
— Еле добрался. У меня к вам дело. Мы ещё два трупа нашли, как и раньше сажей измазаны и изувеченные, что страх. Один — настоятеля монастыря отца Иоанна Королёва, а второй — смотрителя Крестов Кузнецова.
— А что ж вы так радуетесь, Степан Никодимович?
— Да, что в тепло попал. А вот с настоятелем и смотрителем дело очень странное: настоятель тот, что Королёв, был в шинели смотрителя найден, а смотритель Кузнецов — в рясе отца Иоанна. Так ещё и труп Королёва мы нашли у ворот тюрьмы, а Кузнецова — в монастырском саду, — сказал Коняхин и полез за пирогом.
Аркадий Францевич задумался и замолчал надолго.
Перейти к следующей главе:
Поделитесь в комментариях своими показаниями по делу популярности детективов. Нравятся ли вам истории о расследовании преступлений?
Спасибо за вашу подписку, ваш вклад в расследование запутанного дела Аркадия Францевича бесценен🧐