На детской площадке, обычно наполняемой детскими радостными воплями и смехом, на этот раз царила невыносимая тишина. Все игрушки казались забытыми, словно сами по себе не хотели близости с этим местом ужаса. Карусель казалась призраком своего прошлого веселья, качели скрипели, будто предвещая зловещие события.
В тот зловещий день, когда осенний ветер проникал сквозь дырявые качели, на площадке появился мальчик по имени Тимми. Он был одинок, с тяжелым взглядом и грустной улыбкой. Его тень бросала длинные черные пятна на землю, словно предвещая нечто страшное.
Тимми уселся на качели, качнулся пару раз, и качели начали скрипеть и стонать, как будто поддавались на его тяжелом дыхании. Его глаза сверкали, зловещий свет отражался в них. Вдруг, без видимой причины, качели начали кружиться все быстрее и быстрее, словно хотели вырваться из закованных цепей.
Тимми не сдерживался и засмеялся своим ненормальным смехом. Это был смех, который мог замедлить сердце в самый страшный момент. Качели продолжали кружиться, и Тимми начал ощущать, как его тело ослабевает. Он не мог остановиться, казалось, что силы его покинули, а мир вокруг стал искажаться.
И вот, когда он был на грани потери сознания, качели резко остановились. Темнота вокруг стала такой густой, что он не мог видеть ничего, кроме пары призрачных глаз, сверкающих в темноте.
Тимми попытался вскочить, но его тело было непослушным. Он не мог двигаться, словно его приковали к этой проклятой детской площадке. Глаза приближались, он слышал шепот, который взывал его имя. Это был шепот ужаса, пронзительный и невыносимый.
Вдруг он услышал голоса детей, они казались отдаленными и печальными. Он различал их имена, словно призраки из прошлого: Сара, Билли, Джимми. Они тоже были прикованы, они тоже были частью этого кошмара.
Тимми понял, что он не один. Что на этой детской площадке скрыто что-то страшное, что превращает детскую невинность в кошмар. Это был кошмар, из которого не было спасения. Он был здесь навсегда, заперт в этой душной темноте вместе с призраками прошлого.
И, когда глаза приблизились ещё ближе, он понял, что это его собственные глаза. Он стал частью этого кошмара, и его смех замер вечно в этой зловещей тишине.