Исследователи деяний Михаила Скобелева называют эту рекогносцировку выдающейся по смелости и лихости.
Это – действительно так. К тому же Скобелев спас честь своего боевого соратника – командовавшего Красноводским отрядом Василия Маркозова.
(https://t.me/ugol_naklona/383)
Ну, и Георгия долгожданного IV степени получил… А что?
Было – за что.
Тут стоит сделать отступление и вспомнить о том, как, кому и кем присуждалась эта награда. И почему так ценилась.
Каждый командир отдельной части имел право представить к Георгиевской награде своих офицеров, при условии, что совершенный офицером подвиг подпадал под тот или иной параграф Статута ордена.
К представлению прилагались письменные свидетельские показания очевидцев.
Когда в штабе армии накапливалось достаточно таких представлений, командующий армией созывал «Георгиевскую думу», назначая ее членами офицеров - Георгиевских кавалеров разных родов войск и частей, входящих в состав армии. Они оценивали, достоин ли.
БЕЗ решения Думы орденом IV степени не награждали.
***
Исследователь деяний Михаила Скобелева II (да, был еще и папа, и тоже - генерал) Валентин Рунов пишет, что для Скобелева Хивинский поход стал не только испытанием, но и серьезной воинской школой. И проверку он с честью выдержал.
Напомним, один из четырех отрядов, шедших на Хиву, Красноводский, до Хивы дойти не смог: вернулся. Ему до Хорезмийского оазиса идти было ближе остальных- всего 700 верст. Но каких… Он не дошел.
Командовавшего отрядом полковника Василия Маркозова, несмотря на все прежние заслуги, отстранили. Назначили разбирательство. Маркозов подал в отставку.
Офицеры, которые были в курсе событий, ведших к печальному финалу, негодовали. Да и командование сочувствовало опальному полковнику.
В итоге командование решило идти от обратного: послать от Хивы отряд пехоты и конную артиллерию по не пройденной Красноводским отрядом части маршрута – убедиться, так ли уж она непроходима и безводна. Оказалось – так.
***
Отряд уже начали готовить к выступлению, и тут Михаил Скобелев, к мнению которого в офицерской среде уже тогда прислушивались, предложил командованию свой вариант: совершить рекогносцировку малыми силами, не подвергая целое подразделение опасности погибнуть от безводья или пасть под клинками кочевых туркмен.
Разумеется, чести совершить этот поход, совмещенный с глазомерной съемкой местности, Скобелев не отдал бы никому.
Генерал фон Кауфман, командующий хивинской экспедицией, долго колебался, но свое согласие дал.
Евгений Глущенко приводит воспоминания одного из участников хивинского похода, члена Георгиевской думы полковника Полторацкого, о той рекогносцировке: «…Я вышел и в темноте… только по голосу узнал всадника.
Скобелев, в туркменском костюме, высокой шапке и вооруженный с головы до ног, стоял перед нами и просил благословения на дальний, опасный путь… Дай ему Бог успеха, но увидимся ли с ним?»
Полковник Полторацкий волновался напрасно: спустя всего неделю Скобелев возвратился.
***
А уходил он в этот – сейчас бы сказали бы "разведрейд" - 4 августа 1873 года, переодевшись туркменом, с пятью спутниками.
С ним ехали казак-уралец Андрей Лысманов, слуга Скобелева Козловский - он после освобождения крепостных остался при семье, да так и сопровождал Скобелева Второго всюду; мещанин Николай Игнатьев и три туркменских джигита. Прекрасные верховые лошади, и три вьючных. Во вьюках пища, патроны, бурдюки с водой.
… Возвратившись, полковник Скобелев подробно отразил пройденный его маленьким отрядом путь на карте, предоставил кроки, обозначив колодцы и районы сосредоточения хивинских банд – грабителей караванов. Однако, по порядку.
4 августа ехали около шести часов и к полудню добрались до колодца Читао, настоящего маленького оазиса. Около колодца даже трава росла! И кусты.
Отряд расположился на отдых неподалеку от колодца. Некоторые задремали. Но вдруг один из членов отряда вскочил на ноги. Вдали показалось три точки, которые быстро приближались.
– Туркмены!
***
Тогда туркменские проводники отряда вышли навстречу пришлым туркменам. Переговорили. Проводили гостей к дальнему колодцу. Те спокойно напились, заполнили бурдюки и мирно поехали дальше. Опасность миновала.
Отряд продолжил путь. До ночи проделали еще несколько десятков верст. Переночевали. На рассвете – в дорогу.
Шли через солончак. Слюна во рту горчила, губы трескались. Жажда. Зной,
Шли по следу туркменского кочевого аула. Впереди- колодец Кизил – Чакар. Туркмены – наверняка там. Встреча ничего, кроме смерти, не сулила.
Отправили разведку. Двое туркмен, выехав, вскоре вернулись. Доложили: аул - был. Набрав воды, ушел. Бегут от погромов головачевского отряда. Путь свободен, но туркмены вернутся: оставили часть имущества.
И тут другая напасть: начиналась песчаная буря.
Поторопились к колодцу. Успели. Ветер ревел четыре часа, нес сплошную пелену песка и пыли.
Люди сбились в кучу, прикрывшись лошадьми, укрывшись кошмами, пережидали. Буря стихла – откапывались еще час.
***
Откопались, подняли лошадей, тронулись в дорогу. К вечеру пришли к брошенному городу Шах-Сенем. Заночевали в развалинах, мрачных и тоскливых. За Шах-Сенемом пустыня слегка ожила, даже саксаул появился. Только воды не было. Ни в брошенном городе, ни вокруг.
Лошади обессилели, их повели в поводу. Воды оставалось в обрез.
7 августа отряд Скобелева вышел к колодцам Нефес-Кули. Тут тоже обнаружились следы все того же туркменского аула. Аул ушел, с ним снова разминулись, но и у этого колодца оставив часть имущества. Значит, вернутся.
Ждать их Скобелев не собирался, поить его чаем туркмены вряд ли бы стали, да и задача, поставленная перед отрядом, была выполнена.
Снялись и пошли обратно на Хиву. Убедившись, кстати, что отряд Маркозова, донельзя измученный пройденной дорогой, у колодцев мог столкнуться с пятнадцатитысячным туркменским аулом. За воду туркмены дрались бы люто. И кто кого – большой вопрос.
Скорее всего, на этом путь красноводцев и закончился бы.
***
Узнав об этой разведке Скобелева, художник Василий Верещагин (который сопровождал войско фон Кауфмана, делая зарисовки, и с которым Скобелев познакомился еще в 1870 году в единственном ресторане Ташкента) спросил его:
– Неужели вы никого не встретили на пути, кто бы признал в вас русского?
– Конечно, встречался народ, но я всегда высылал вперед моих джигитов; они заводили разговоры о том - о сем, главным образом, разумеется, об урусах, рассказывали при нужде и небылицы, чем отвлекали их внимание, а я тем временем проскальзывал вперед…
Вот на третий день пути, после перехода в 34 версты и едва напоив лошадей, отряд заметил приближающуюся к их колодцам партию человек в 30 иомудов.
Туркмены-проводники немедленно уложили Скобелева на землю, накрыли его кошмами, категорически потребовав не подавать признаков жизни, лежать тихо и ждать.
5 часов кряду пролежал Скобелев под кошмами, обливаясь потом и изображая больного лихорадкой караван-баши: ждал, пока йомуды уедут.
***
За эту рекогносцировку полковника наконец-то представили к Георгию IV степени....Георгиевская дума, собравшись, постановила: достоин.
Генерал фон Кауфман, поздравляя Скобелева с крестом, проворчал: « Вы исправили в моих глазах ваши прежние ошибки, но уважения моего еще не заслужили» - все не мог простить самовольно взятого Скобелевым ханского дворца.
Василий Верещагин, уже упоминавшийся, в статье о Скобелеве, опубликованной в Париже в 1887 году, писал:
«Михаил Дмитриевич Скобелев в Хивинском походе прошел определенный этап в развитии своего военного таланта. Он проявил себя как энергичный, отважный воин, но вместе с тем и предусмотрительный, распорядительный. Внимательно вникал в организацию похода, маршрут движения, добивался точности знания местности и ориентировки; он заблаговременно совершал разведку колодцев и удерживал их до подхода основных сил. В этом походе он уже умело применял морально-психологический фактор как средство влияния на подчиненный ему личный состав».
Подробнее, и вообще - много интересного: https://t.me/ugol_naklona