Сотрудник угрозыска Максимов в поисках артефакта
В какой-то день Райда занемог и не смог встать утром. Его бросало то в жар, то в холод. "Колотит," - как он сам сказал дочери Любе. Наверное он заболел первый раз в своей жизни. Если бы заболел раньше, вряд ли дожил бы до рождения дочери.
- Прыгни в колодец, поможет, - посоветовала маленькая Люба.
- Не доползти мне, помру, - еле прошептал Райда пересохшим ртом с потрескавшимися губами. - Поспешай за матерью без меня...
- Что ты! - Возразила дочь. - Ты встанешь, я сейчас.
Люба взяла деревянную плошку, сходила до каменного колодца и принесла воды. Потом развела пожарче очаг, долго водила пальцем в плошке с водой и шептала. А когда закончила шептать, брызнула каплями воды на огонь. Огонь не зашипел недовольно, наоборот, треснул искрами, и пламя взметнулось выше, чуть не до каменного закопченного свода.
- Пей, - девочка приподняла голову отца и поднесла плошку к сухим губам, - только все, иначе худо будет.
Райда глотал воду с трудом, она была ледяная, но обжигала сильнее чем кипяток. Останавливался, чтобы отдышаться и продолжал. Сначала наступило бессилие, потом отшельник провалился в черный омут и забылся. Пришел не сон и не я явь, наступила не чернота и не свет, а серые сумерки без времени, без низа и верха, без ничего. Глаза Райды закрылись, дыхание сделалось не таким горячим и ровным.
Люба оставшимися каплями из плошки брызнула на лицо отца и долго еще шептала слова, или не слова, может и ей самой непонятное...
Отшельник проснулся, открыл глаза и понял, что как прежде полон сил. В пещере горел очаг, только рядом с ним сидела не девочка, а девушка.
- Ты Люба? - Спросил он, не вполне владея собой, и добавил. - Я долго спал?
- Столько, сколько надо, - ответила девушка голосом его дочери.
- Ты стала похожа на мать.
- Я есть и Мира, и Люба, так наверное...
- Сейчас лето или зима?
- Лето, травы колосятся, ягода поспела.
- Скоро осень.
- А потом опять зима... вставай, Страж заскучал без тебя.
- Пойду на охоту, - Райда легко поднялся со своего ложа, оделся, как и не было ничего, никакой болезни, и лег спать только вчера.
А Люба посмотрела на свое отражение в колодце и поняла, что время рядом с отцом сократилось. Девушка любила бродить одна, собирала грибы, ягоды, травы, готовила запасы на зиму. Все делала также, как ее мать. Только солнечные лучи не пронизывали ее, и предназначение этого существа было иное. Люба больше ходила в сторону деревни, ее тянуло к людям. Иногда девушка даже доходила до опушки леса и смотрела на деревянные домики. Из труб шел дым, селяне занимались обычными делами.
Только жизнь человеческого поселения никак не укладывалась в голове девушки. Ей было все равно, смотреть на муравейник, или на людей. На ее взгляд, совершалось слишком много ненужных и напрасных действий, движений, иногда жестоких. Люба увидела, как двое подрались. Причина драки была пустячной, но два мужика плохо понимали, что делают, с трудом не падая от выпитого ядовитого напитка.
Зато женщины ходили в лес за грибами и ягодами совсем также, как и Люба. Вот только трав они не собирали, видимо не знали их целебных свойств. Удивляло и то, что в лес ходили женщины, носящие под сердцем еще не родившихся детей. Им было тяжело, но видимо в поселении не существовало разницы между беременными и квелыми.
Как-то раз женщина, срок вынашивания ребенка которой был недалек от завершения, почувствовала себя плохо, отстала от остальных и села у дерева. Позвать подружек у ней не хватило сил. Люба осторожно подошла к ней, та вздрогнула, даже хотела закричать, испугалась, сил подняться у ней конечно не было.
- Тшшш, - прошептала Люба и приложила ладонь ко лбу женщины. Та сразу успокоилась, глаза ее закрылись, и женщина сползла на мягкую пожухлую хвою. Держа левую руку на голове, правую Люба приложила к животу женщины.
- Рано, погоди, не торопись, - девушка даже не шептала, только губы ее еле заметно шевелились. - Набегаешься еще, мальчонка. Мамку не пинай, четыре седмицы осталось. Там тебе покойно, хорошо, а тут кто знает, как жизнь сложится. Всякое может случиться, спи пока...
И мальчонка затих. А когда мамка его проснулась, то подумала, что сон ей привиделся - пришла ведунья, сняла боль и дальше можно жить до назначенного срока. Женщина пролежала у ели недолго, подружки не спохватились. "Грибов набрала мало," - не успела подумать, как увидела, что корзинка ее полная, да заполнена все больше боровиками. Но тут уж делать было нечего, не выбрасывать же. Так и пошла дальше, догнала своих, а они еще и похвалили - вот какая, хоть в тягости, а набрала больше всех.
Уже пересекая луг между лесом и деревней, Каля, так звали женщину, поотстала от своих, все же идти ей было труднее квелых, и обернулась, как почувствовала что. Лес стоял, как лес, тихий - день выдался ясный и безветренный. И вдруг между деревнями как тень промелькнула и тут же пропала.
- И не сон это вовсе был, - шепотом рассказывала Каля свекрови, они вместе перебирали принесенные грибы. - Смотри боровики какие, на подбор. Где мы ходим, таких и нет.
- А это что? - Свекровь нашла между грибами веточку не веточку, травинку не травинку. - Цветы на ней мелкие, желтые.
- Не пахнет, - Каля понюхала. - Так наверное попала, случайно.
- А не твоя ведьма подложила? - Насторожилась свекровь.
- Да ей-то зачем? Никакая она не ведьма, ведунья если. - Каля вроде как случайно отложила веточку в сторону, с глаз долой.
- Не прожить одной в лесу, - ворчала свекровь, - вот и ведьма, если одна. Ты пока больше в лес не ходи. Если она тебя приметила, заворожит, обратно дороги не найдешь, сгинешь в болотине. А говорят еще, у Туганки лешак живет, ночью воет. Отведет к нему, а там поминай как звали...
Каля спорить со свекровью не стала, а веточку с желтыми цветочками положила себе под подушку. Спала она одна, так как была на сносях. И с той ночи снились ей все больше хорошие сны - цветущие луга, да утки на реке. А сынок притих, ножками пинался осторожно, ждал своего срока. И Каля уже знала - сын у ней будет, даже имя придумала, но никому не говорила, даже мужу.
Не удержалась Каля, рассказала подружке про сон, не сон, про корзинку, полную боровиков, про ведунью. Только про заветную веточку не помянула. Веточка засохла, так и лежала под подушкой, хранила покой. Свекровь тоже пустила слух, только другой, про ведьму, поселившуюся с лешаком у Туганки. Кто-то перестал ходить по грибы в ту сторону, испугались селяне. А другие втихаря, все больше девки незамужние, повадились в одиночку бегать к ведунье. Так называли теперь Любу. Каля показала место, где сон ей привиделся.
И помогала им ведунья, от хвородьбы избавляла. А кому надо было, понесли. Ну и прочее исправляла, как могла конечно. Беда была в другом - не знала Люба человеческих обычаев. И скорее рано, чем поздно, такая помощь могла боком выйти.
Все части о Максимове ЗДЕСЬ