О фильме Карена Шахназарова «Курьер» («Мосфильм», 1986)
И ненавидим мы, и любим мы случайно,
Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,
И царствует в душе какой-то холод тайный,
Когда огонь кипит в крови.
М. Ю. Лермонтов, «Дума» (1838)
Лишние люди — вечная тема русской литературы. Пушкин, Лермонтов, Тургенев, Гончаров, Герцен, Чехов в девятнадцатом веке, Замятин, Домбровский, Довлатов, Венедикт Ерофеев— в двадцатом, Алексей Иванов, Маканин, Липскеров в нашем, двадцать первом посвящали свои произведения тем, кто не вписался во время. Тургенев устами Базарова попытался предсказать то время, когда лишних людей не будет: «Умницы они будут уже потому, что вовремя они родятся, не то что мы с тобой». Но прошло почти триста лет, а галерея лишних людей не закончилась.
Иван Мирошников, герой фильма «Курьер», снятого по одноименной повести Шахназарова, - типичный и абсолютный лишний человек. Исключительно способный, начитанный, с нетривиальным мышлением и отточенным чувством юмора, он не вписывается никуда: ни в вуз (хотя создается впечатление, что Иван нарочно напутал хрестоматийную дату, чтобы не менять шило школы на мыло института), ни на работу (просит дружка Базина «составить ему протекцию» в овощной), компании сверстников ему скучны и неинтересны. Иван — одиночка. Одиночка, который очень нуждается в человеческом участии и ни в ком его не находит.
Нигде не находя поддержки и понимания, Иван ищет фундамент, который не даст ему окончательно утратить себя. Он опирается на то, что никогда не подведет. Чего нет в жизни, находит в книгах.
Язык Ивана — усложненный, витиеватый, нарочито изысканный, подчеркнуто старомодный и благородный. Такой язык не приемлет примитивной плакатности, видит ее пустоту.
Перед нами абсолютно книжный парень, витающий в облаках неуемной своей фантазии. Именно такая честная вещь — воображение является той чистой средой, в которой нет лжи. Лжи позднего совка, к которой привыкло его окружение, но только не он.
Недаром Иван постоянно наигрывает и напевает популярный хит «Земля в иллюминаторе», словно он отвечает его безысходному одиночеству отрока во Вселенной, прозябающего на дальней планете. И мечтающего о доме.
О том доме, где его узнают и поймут, обогреют и оценят. Но мир суров и враждебен, и виной тому не только инфантилизм относительно благополучного поколения, не только затянувшийся переходный возраст, но и ханжеская фальшь всего окружающего мира.
Мир навязывает свою модель успешности, свой выхолощенный плакатный язык, свои стандарты поведения и бытия, и навязывает в ультимативной форме. Иван устал от лозунгов — он мечтает о жизни, наполненной романтикой и приключениями. Обычный песчаный карьер превращается в его воображении в африканскую саванну — логово леопарда, населенное экзотическими аборигенами.
Его привлекает все несовременное, все искреннее и натуральное. Но в мире этого нет, и Ивану приходится защищаться от мира его же средствами: бессмысленными лозунгами, шутовством, удобным и привычном образом Иванушки-дурачка, где-то в глубине души бережно скрывающего Ивана-Царевича.
Мир не воспринимает Ивана всерьез, да и кому нужны его мечты, его мысленные путешествия, изысканный язык?.. Иван отвечает миру тем же: он презирает сильных мира сего, категорически не воспринимая всерьез то, что изо всех сил пытается выглядеть серьезно. По сути, перед нами трагический персонаж: ему претит все, что громко снаружи, но пусто внутри. И этот мир обвиняет Ивана в черствости и пустоте!..
По-настоящему Ивана волнуют вопросы жизни и смерти: он знает, что ему скоро в армию. Возможно, на войну, с которой можно не и вернуться. Финал с демобилизованным «афганцем», словно бы материализовавшемся из его потаенных мыслей и страхов, расставляет необходимые смысловые акценты не только в сюжете картины, но и в ее внутреннем содержании. Его прощальный долгий тоскливый взгляд, не столько изучающий, сколько скорбный, бессильный что-либо изменить, принимающий и не принимающий свою долю рассказывает о своем герое больше, чем все его выходки.
Иван ведет себя как современный тролль, но не озлобленный, а легкомысленно несерьезный. Он словно мстит миру, что тот не воспринимает его всерьез и намеренно вступает с ним в несерьезный диалог — прикалывается. Он словно бросает вызов абсурдностью своих шуток: что, съел? B это воспримешь всерьез?!
Иван охотно принимает образ шума горохового, обыгрывает лозунги и социальные стереотипы, демонстрируя их циничную алогичность и полное отсутствие здравого смысла. Он предлагает миру его собственную модель, лишенную лоска и украшений. Он говорит правду, пусть в образе скомороха. Мир ужасается и винит в безнравственности и жестокости самого Ивана. Вечная тема Чацкого, "счастья от безумья" и горя от ума.
Катя, девушка из очень обеспеченной, статусной, «мажорной» семьи — антипод Ивана, парня с окраины из неполной семьи. Она — идеал успешной, хорошей, очень правильной девочки — студентки МГУ, паиньки и интеллектуалки. Именно ее тянет к Ивану, нестандартно мыслящему, но очень честному.
Она тянется к нему потому, что так же нуждается в правде в том насквозь фальшивом мире, который ее окружает. Ей тоже противна ложь — по крайней мере, пока она еще молода. Но Катя — типичный продукт своих родителей, лишенная их одухотворенности, и заветная мечта ее настолько приземленна, что папа шокирован.
В своей потребности уйти от серьезности взрослого мира Иван и Катя заигрываются, не замечая этого. Вот она — опасность! Они не видят грани, где кончается игра и начинается реальность. Их общение кончается скандалом и разрывом, а могло бы кончиться катастрофой.
«Курьер» - картина, где очень точно показано, как когти общества потребления завладевают душами, опустевшими от давно бессмысленных лозунгов и лишенных высшего начала. Перед нами люди, сделавшие «лихие 90-е» такими, какими они остались в нашей истории. Годы слепой жадности, опустошающего бескультурия, циничного хамства, животного выживания и показного благополучия.
Но кто виноват в том, свобода 90-х, от которой мы уже успели отвыкнуть, обернулась вседозволенностью и животной алчностью? Да то же поколение отцов, провозглашающих пустые лозунги и не сумевшее воспитать в детях бескорыстие и стремление к высокому.
Они ругают детей, перекладывая на них ответственность за собственное бессилие (недаром отец Кати — профессор педагогики и ведущий популярной педагогической программы на ТВ).
Дети — продукт воспитания взрослых, той системы, которая приучила их лгать. Приспосабливаться. Изворачиваться. Системы, лишившей души света. Правды и любви. Система, породившая нигилизм по отношению к самой себе. Система, медленно, но верно превращающая человека в животное.
Эстетическим апофеозом новой системы ценностей с культом тела и его потребностей в финале выведен брэйк-дэнс. Танец, выражающий поколение. Танец с оловянными глазами, виртуозной пластикой и внутренней пустотой. Пустотой идеально работающей машины, не знающей ни сомнений, ни фантазий, ни отвлечений. Четкий механизм. Идеально синхронизированный. Выхолощенный. И совершенно мертвый.
Это свет в конце туннеля? Итог, к которому привели годы власти, отрицавшей материальные блага во имя великой цели? Настолько абстрактной, что весь последующий период вылился в тотальное отрицание всех ценностей предыдущего?
Пустота рождает пустоту. Ложь провоцирует ложь. А дети — лишь зеркало родителей, которые пытаются выглядеть лучше, чем есть на самом деле. И долго еще придется настоящим и будущим поколениям наводить чистоту в такой хрупкой субстанции, как детское сердце, которое становится взрослым, но не умеет взрослеть. Играет и не понимает этого. Живет и не видит жизни. Не думает о смерти. Живет ради развлечений. И ничего не воспринимает всерьез.