Тот день, тридцать лет назад, в начале октября, стал для меня одним из самых ярких жизненных воспоминаний. Теперь я удивляюсь, как легко мы, студенты журфака МГУ, тогда все воспринимали. Мы поступили на факультет в 88-м, когда в стране вовсю шла горбачевская перестройка, но никто еще и не помышлял, что через три года Советский Союз канет в прошлое…
Несостоявшийся экзамен
Из магазинов исчезли продукты, совсем рядом с нашим старым университетским зданием на Моховой гремели митинги, а мы, как ни в чем не бывало, ходили на занятия, сдавали зачеты и экзамены по постоянно перекраивающейся в связи с изменением политической ситуации программе, ссорились и влюблялись…
После окончания университета я, как и многие мои сокурсники, подала документы в аспирантуру. На 4 октября у нас был назначен экзамен по иностранному языку. Я волновалась, так как с английским у меня постоянно были проблемы.
А тут еще накануне сообщили о роспуске Верховного Совета и штурме Останкино… Папа не хотел отпускать меня на экзамен, но я настояла на том, чтобы все же поехать. Как-то не думалось, что все эти события могут иметь отношение ко мне…
До факультета я добралась без проблем. Все экзаменующиеся прибыли вовремя, однако из тех преподавателей, которые должны были принимать экзамен, не явился никто. Наконец к нам вышел декан факультета, Ясен Николаевич Засурский, и объявил, что экзамена не будет – переносится на послезавтра, а факультет закрывается в связи с известными событиями… В Москве объявили чрезвычайное положение, здание на Моховой оказалось в зоне обстрела снайперов, которые с крыш лупили по простым прохожим…
Прогулка по Тверской
Наши дальнейшие действия я могу объяснить только крайней наивностью и самонадеянностью. До дома было далековато, и мы с подругой Еленой решили пойти перекусить. Факультетский буфет оказался закрыт, и Лена предложила поискать место, где можно поесть. Тогда в столице еще оставались кафе, где еда стоила относительно недорого.
Мы не нашли ничего лучшего, чем свернуть на Тверскую. Но и там все заведения и магазины уже позакрывались. Слишком уж неспокойно стало на улицах. Всю Тверскую заставили баррикадами из старой мебели, досок и прочих подручных материалов. День стоял солнечный, настроение у защитников баррикад было приподнятым, они дружелюбно разговаривали с прохожими. Какие-то женщины подносили им съестное.
Помню автоматчика, застывшего возле здания ТАСС. И какие-то приглушенные хлопки… Мне, человеку, далекому от военных реалий, не сразу пришло в голову, что это выстрелы…
Пожар в Белом доме
Лена стала рассуждать о том, что, раз уж мы здесь, то надо дойти до Белого дома и посмотреть, что там происходит. Я не возражала – самой было любопытно: ведь буквально на наших глазах творилась история! Как нам, будущим журналистам, можно было упустить такой шанс! Во многом роль сыграло именно «воспитание», полученное на журфаке, где нам постоянно вдалбливали: «Вы – журналисты!» Мы твердо усвоили, что журналист должен быть сильным, смелым, ничего не бояться и в любых условиях уметь добывать интересный материал. А материала тут хоть отбавляй!
По дороге мы встретили еще нескольких наших бывших однокурсников, явившихся вместе с нами на экзамен. Создавалось впечатление, что все до одного решили отправиться поближе к местам драматических событий.
К зданию парламента мы подошли дворами. По пути какой-то парень предупредил: «Вы, девчонки, тут поосторожнее ходите – сверху снайперы лупят…» Звуки выстрелов действительно стали громче…
Наконец нам открылась картина: из открытых окон Белого дома вырывался густой дым, а напротив, через площадь, стояла праздная толпа, в которой были и дети, и глазела на происходящее. К ней мы и присоединились.
Вскоре на площадь въехала колонна бронетранспортеров, и все, стоящие в толпе, громко закричали: «Ура!»
Какое-то время мы смотрели на горящий парламент, потом нам это наскучило, и мы решили отправиться восвояси. И только когда мы отошли уже на приличное расстояние от места основного действия, я вдруг поняла, что это все не понарошку, что здесь действительно стреляют, что вокруг опасно… Меня затрясло нервной дрожью. «Да у тебя истерика!» - взглянув на меня, сказала Лена. Мы подошли к метро «Баррикадная», но станция не работала. Пришлось идти пешком через всю Тверскую до «Охотного ряда». Я поехала домой, а Лена, более отчаянная, вернулась к Белому дому и потом рассказывала, что забралась там с кем-то на какую-то крышу и оттуда наблюдала за событиями, которые я смотрела уже дома по телевизору.
Экзамен мы благополучно сдали 6 октября. Несколько дней подряд из-за комендантского часа на вечернем отделении факультета отменяли занятия, потом все вошло в обычную колею…
«День Х»
Сейчас, оглядываясь на себя тогдашнюю, двадцатидвухлетнюю, я пытаюсь представить: а что бы я делала, если бы это случилось сегодня? Пошла бы туда, на площадь, под выстрелы? Наверное, нет. Я не смогла бы променять свой уютный, устоявшийся мир на самый крутой драйв, даже если бы мне за это посулили Пулитцеровскую премию. Теперь я поняла, почему наши преподаватели тогда не явились принимать экзамен. Ведь им было что терять… Кстати, потом я узнала, что тогда погибло довольно много людей. Нам просто повезло…
Я до сих пор не знаю, кто тогда был прав, а кто виноват – Ельцин или депутаты… Не знаю, на чьей стороне были засевшие на крышах снайперы – может быть, и ни на чьей, просто хаос всегда порождает вспышки насилия… Но тот октябрьский день преподнес мне урок на всю жизнь: это был, наверное, единственный раз, когда я испытала всепоглощающий, животный страх… Когда я поняла, как близко нахожусь к смерти, как хрупко и случайно наше существование…
Наверное, у каждого из нас приключается такой вот «день Х». Для меня таким днем стало 4 октября 1993 года.
ИРИНА ШЛИОНСКАЯ