Вот почему я поклоняюсь ни какому-то золотому тельцу, а именно ослу - немногословному, в меру упрямому, красивому разумеется, а главное - умнее всех других ишакоподобных. Именно он, то есть, мой осел подсказал мне выход из, казалось бы, тупиковой ситуации - высветить нацидею, коли другие не могут ее обнаружить, хуже всего - заметить. Я привык к чудачествам моего осла, в том числе и, когда он ржет надо мной в частности, а над человечеством - в общем. Когда мы этого заслуживаем. Как правило, мы этого заслуживаем в любом случае. Осел просто так ржать над кем-то не будет, в этом смысле осел нистолько осел, чтобы смеяться, вместо того, чтобы горевать. После долгого молчания, а этому предшествовало другое долгое молчание, мой осел придвинулся поближе ко мне : " Что-то друг, ты слишком опечален. Неужели расположение звезд вызывает у тебя тоску и нежелание дальше двинуться в путь ? Долго ли ты будешь находиться во власти покоя, и не пора ли тебе, в пример мне, не встрепнуться и не зареветь во весь голос на весь Халифат ? Друг мой, твоя совесть - это химера, она как расслабляющий опиум создает для тебя иллюзию "бесплодной моральной чистоты", при полном бездействии, что хуже всего, чем когда ты действовал бы, при отсутствии всякой на то совести, ради Движения, ибо толко оно имеет смысл, как это утверждал товарищ Троцкий, в такт товарищу Лассалю. Цель - она ничто, движение - все. В путь !" - закончил свою тираду мой осел, и вопросительно посмотрел на меня. "Знаешь ли ты, - я замешкался - не буду же я называть осла другом, - ты слишком далек от людских перипетий и страданий, ослиным взглядом вряд ли ты сможешь оценить всю сложность человеческого бытия, с выпавшим на его долю разумом, который ни что иное, как способность физически ощущать боль и осознать чувства собственного ничтожества, во имя и на пути к достижению истины", - полулениво пробормотал я. Но, мой осел не был бы ослом, если бы мне не противоречил : "Ты путник, ты всего лишь проезжаешь, и то благодаря мне, через эту пустыню, а цель твоя достичь оазиса, стоит ли тебе плакать и страдать за эти безжизненные и беспроссветные просторы, у которых одна судьба - скорой гибели". Все еще помешая угли в костре, и, понимая глубину мыслей моего осла, я решил отступить : " Оазис - иллюзия, путь - ложный, движение - на месте, Вселенная пульсируется, генезис продолжается, только пустыня не кончается, и ты,- снова я замешкался, - ни в обиду будет сказано, то же, поди не верблюд, вряд ли способен перейти пустыню, по глупости согласившись со мной на это опасное путешествие, ты-то, на что рассчитывал ?" - не поднимая глаза, я задал вопрос в пустоту.
"Знаешь, почему пустыня наступает и великие цивилизации гибнут под ее натиском ?" - тоже поглядывая куда-то в бок, спросил осел. Конечно, я не знал и не мог ответить. Потому, повисла пауза в воздухе. Но, она затянулась. Я поднял взгляд - и наши взгляды встретились : "Все просто. Любое развитие, достигнув известного предела, переходит к стадии возвращения, регресса, упадка... Но, есть шанс вспыхнуть, как огонь светильника, осветить вокруг, да так, что всем покажется, что произошло чудо, и так будет всегда... Но, это предгибельное состояние, недолго длящееся...", - лениво повернул в мою сторону голову осел. Что я мог ему сказать в ответ ? Всю жизнь я с ним спорил, доказывал, разочаровывался, признавался, ликовал, выигрывал, проигрывал ... Чаще проигрывал. "Говори, коль хочешь, чтобы я избавился от тягостных мыслей", - вопросительно посмотрел я прямо в морду своего осла. "Это ты считаешь, что я осел. В этом, не буду отрицать, есть твоя доля правды. Но, не вся. А ты кто ? Не каждый, кто едет на осле, не есть осел. Твои ноги покоя не знают, потому что ты едешь на мне. И твоя душа покоя не знает, потому что ты живешь в стране ослов. Эти ишаки, как ты иногда любишь меня называть, чтобы задеть, будучи таковыми, никогда не хотят признавать, что они ишаки. Они себя называют президентами, докторами наук, интеллигенцией, полицией, но, по сути-то, как были ишаками, такими и остались. И ты пытаешься подражать им, мол, и я такой же, хожу в галстуке, даже буквы умею по линии выстраивать, значит, и я "белый", что подтверждает высшую степень твоей гнусности и ничтожества, не способного отличить себя от внешне расфуфыренных индюков. Ибо сказано, будь попроще, и ...", - сделав паузу, осел многозначительно поднял правую переднюю копыту. "У нас мало времени, ты лучше подскажи, что мне посоветовать людям, если они потерялись или заблудились в пустыне действительности ? - полусонно спросил я у своего осла. "Пустыня не может порождать никаких идей, по ней только можно проехать, как мы с тобой, и побыстрее, чтобы не обожгло, бескрайные пески смертельны для неподготовленного. Ты заблудщим ничего не можешь предложить, кроме глоточки водички, для них это и есть спасение, они даже не станут думать спасаться из пустыни, чуть-чуть водички - это и есть смысл их жизни. Даже глубоким глоткам - глоточек водички, не более. Максимум на что может расчитывать человек-ишак на пустыне - это глоточек водички. В этом вся идея"...
Это было последнее, что я услышал, прежде чем провалиться в сон...
Продолжение есть.