XI век. Земли, лежащие восточнее Вислы и Буга, ещё не имеют статуса империи или царства. Это скорее, зыбкий политический союз с разнонаправленными политическими устремлениями. Но с королевствами на Западе его роднит одно – молодые женщины, дочери самовластных правителей, выдавались замуж с равными по статусу, невзирая даже на разницу в вероисповедовании. Ведь Вселенские Соборы пока ещё не развели две ветви христианства настолько далеко, чтобы отцы церквей начали провозглашать анафемы друг другу. И потому на семейном совете князя Всеволода было дано согласие отдать тогда ещё 13-летнюю Дочь Евпраксию, сестру Владимира Мономаха, за маркграфа Саксонского Генриха Штадена.
Сам Генрих, который был на 20 лет старше своей наречённой, не прибыл на помолвку и последующие переговоры. А после согласия отца Евпраксии сыграли условную свадьбу, на которой в роли жениха выступил один из придворных маркграфа. И девочка уехала в Саксонию, чтобы до начала реальной супружеской жизни провести несколько лет в монастыре, где она приняла католичество и получила имя Адельгейда (Аделаида) – с которым и вошла в хроники Западной Европы как супруга другого Генриха – императора Священной Римской империи Генриха IV.
После русского княжеского раздолья Германия с её серыми гранитными стенами и башнями замков, с неровными булыжными мостовыми Евпраксии не понравилась – после привольных лугов и полян с их цветами и порхающими бабочками. А сразу по приезду, ещё до монастыря, на неё произвёл отталкивающее впечатление жених – высокий, нескладный, худой. Он и на невесту едва взглянул, сразу отправился ревизовать пришедший с нею в качестве приданного обоз с драгоценными мехами, золотом, камнями и дорогими одеждами. Всем своим видом демонстрируя, что брак этот – династический, затеянный только ради союза с могущественными дружинами киевского князя.
Однако брак впрок маркграфу не пошёл. Он был убит в стычке со своими же вассалами буквально через пару лет после обручения с молодой киевлянкой. И тем самым участь её была предрешена – ведь по традициям тех земель вдовы владетельных сеньоров должны были или до конца своих дней уйти в монастырь, или прибыть ко двору местного самодержца, трон которой в те годы занимал тёзка покойного мужа. Он был сражён красотой молоденькой вдовы, «воспламенился» и стал предпринимать шаги для сближения с нею. Невзирая на её двойной статус – ведь кроме звания вдовы она была ещё и заложницей, обеспечивающей лояльность как саксонцев, так и русских князей, коих лучше было держать в союзниках или в «нейтралах», чем во врагах – ведь их дружины, случалось, вторгались и в самое сердце Саксонии!
Поначалу и Евпраксия отнеслась к императору благосклонно. Настолько благосклонно, что пошла против воли отца, князя Всеволода – который категорически запрещал ей даже думать о следующем браке, притом с кем? С чудовищем, ибо слухи о совсем не христианском поведении Генриха IV докатились и до Руси. Но строптивая и своевольная княжна не послушалась отца.
Да, заключённый между ними брак первый год совместной жизни радовал по всем показателям: муж был внимательным, пылким, любезным… Однако корни этой любезности уходили в тот же политический расчёт, который лелеял и несчастный Генрих-маркграф: дружины киевского князя. Реальная военная сила, с помощью которой опереточный титул мог превратиться в грозную реальность.
Всеволод, как политик опытный, видел эти ухищрения насквозь, и это в довесок об информации о тех оргиях, что устраивал император в своём замке. Папа римский Григорий VII, кстати, об этих императорских «шалостях» был хорошо осведомлён, и попытался призвать за них императора к ответу. Но тот уже закусил удила и объявил войну папе! В ответ папа отлучил императора от церкви – страшное наказание в политическом плане в те времена.
Генрих обращается к своему тестю в Киев и военной помощи, естественно, не получает. Вдобавок от императора отшатнулись и его вассалы, тут и там вступая с верными Генриху дружинами в ожесточённые стычки.
Понимая, что образовавшаяся против него коалиция имеет все шансы на успех, Генрих пешком, во власянице, босиком идёт под стены замка Каносса, где укрылся Григорий VII со своими прелатами. Папа сполна насладился местью, промариновав отступника перед закрытыми воротами несколько недель. А сам факт такого покаяния вошёл в западноевропейскую историографию как «стояние под Каноссой».
Императора простили. Божье благоволение он получил снова. Научило его это хоть чему-нибудь? Да ничуть не бывало! Он и до анафемы не отличался моральными устоями, а после прощения вообще пустился во все тяжкие, снова восстав против папского престола.
Современному исследователю той поры такое поведение кажется неразумным – ведь что, казалось бы, помешает папе проклясть клятвопреступника снова? Но станьте на точку зрения верующего человека того времени? После анафемы, а потом снятия этой анафемы никакой священнослужитель, какого бы высокого ранга ни был, повторно этот процесс инициировать не может – ибо тогда распишется в собственной ошибке прощения. То есть в грехе перед Богом. Поэтому Генрих снова повёл свои дружины против папских областей, поэтому вновь стал устраивать сатанинские обряды в своём замке. А среди этих обрядов были и… общие жёны участников! И в число этих общих жён попадает и Евпраксия.
Там творилось такое непотребство, что даже привычные ко всему ватиканские церковные деятели только разводили руками и испуганно крестились, потому что, по описаниям очевидцев, император действительно был дьяволопоклонником. Позже стало известно, что Евпраксию опаивали дурманящими зельями, после чего, почти без сознания, отдавали на растерзание «единоверцам» императора – а те уж покуражились над нею всласть. И когда жена забеременела, Генрих впал в настоящую ярость, так как не был уверен, что ребёнок будет от него. И отправился в инспекционную поездку по поддерживающим его гарнизонам вдвоём с нею. Тягот дороги её ребёнок не перенёс, случился выкидыш.
Единственным светлым эпизодом за годы этого кошмара у неё был приезд в вотчину Конрада, сына Генриха. Воспитанный вдали от всех отцовских непотребств, он с сочувствием отнёсся к своей мачехе, старался, как мог, помогать ей. Однако это вызвало гнев отца. Он сначала всеми силами старался опорочить жену в глазах наследника, а однажды ночью просто приволок его в спальню жены и «великодушно» позволил воспользоваться её прелестями. Конрад с негодованием отказался, и тут взбешенный Генрих заявил, что он и сам, видимо, не его родной сын, а бастард, зачатый матерью в грехе… Кто бы говорил! Тем не менее, Конрад тут же покинул замок, даже не попытавшись защитить мачеху, к его благородству в воспитании вдали от отца недоставало только смелости.
После отъезда Конрада положение Евпраксии ещё более ухудшилось. Она была заточена в крохотной каморке наверху самой высокой башни замка, с постоянным постом стражи на узенькой площадке около двери. И провела так ещё три года.
Но избавление было близко: сын Генриха прибыл в Ватикан, где имел аудиенцию у нового папы, Урбана II и правительницы Тосканы графини Матильды. Папа увидел в показаниях Конрада буквально перст Божий и решил во что бы то ни стало вызволить пленницу.
Операция удалась, и русская княжна нашла, наконец, приют в месте, недоступном мстительному греховоднику, своему официальному мужу – в той же Каноссе. И на собранном понтифике соборе епископов Италии, Франции, юга Германии и Бургундии дала показания с обвинениями и описаниями злодеяний и надругательств, которым она подвергалась.
У неё была огромная аудитория – более 4 000 одних только духовных лиц, а мирян, допущенные к Собору, набиралось до 30 000. Как ни было ей мучительно стыдно рассказывать о перенесённых ею домогательствах, она это сделала – и ответом ей было единодушное возмущение неслыханными непотребствами грешники и вероотступника Генриха. Всеобщим вердиктом было повторное отлучение императора Священной Римской империи от католической церкви, так как новый папа был не связан тем, первым ошибочным прощением. А на Генриха IV ополчилась, наконец, вся католическая Европа.
Евпраксия же была освобождена от публичного покаяния и церковной епитимии, так как «блудодейство ея было вынужденным и отвечать за принудительный грех измены она не может». Кроме того, её избавили от уз столь ужасного брака, дали развод – явление крайне редкое в те времена.
Следствием очередной анафемы стало окончательное падение авторитета императора. Хотя, надо сказать, что всевозможными уловками он смог продержаться на престоле ещё 10 лет, пока его второй сын, тоже по имени Генрих, не заманил отца хитростью в замок Бёкельхайм, где 31 декабря 1105 года его отец под давлением противоборствующих ему отрёкся, наконец, от престола. А потом он бежал в Льеж, в котором вскорости и умер. Говорили, что в этом ему «помогли».
А что Евпраксия? Увы, она, как это часто бывает в таких случаях, перестала быть кому-то нужной, так как политические игры, к которых она была едва ли не главным «козырем», себя исчерпали. Матильде она стала в тягость из-за своей скандальной репутации, а когда-то пылко влюблённый в неё Конрад женился и о своей несчастной мачехе даже не вспоминал.
Она приняла решение вернуться на родину. Погостила немного в Венгрии у своей тётки, а потом с небольшой свитой отправилась в Киев, где ещё была жива её матушка. В 1106 году, после получения известия о смерти низложенного Генриха IV, Евпраксия постригается в монахини, и через 3 года, проведя всё это время в молитвах, умирает.
Её похоронили в Киево-Печерской Лавре, где до сих пор можно увидеть могильный камень с её именем.