Ранним утром, выпив на дорожку по стакану молока с теплым, деревенским хлебом, мы втроем с охранниками взгромоздились на уже ставшую нам родную, сырую от дождя броню танка. Господи, как же быстро привыкаешь к хорошему.
Уже где-то через час, когда нам казалось, что от этой жестокой тряски молоко, выпитое утром в наших желудках сбилось в крепкую сметану, танк остановился на большей поляне, перед одним из входов в Кунгурские пещеры.
На одеревеневших ногах, словно на ходулях, спрыгнули мы на толстую, мягкую перину из опавших сосновых иголок, и широко, словно кавалеристы после дневного конного перехода раздвигая свои онемевшие конечности, побрели к черному входу.
Включив фонари, и привязав на всякий случай к маленькому пеньку, торчащему возле пещеры тонкую, капроновую бечевку, мы пригнув головы, вошли вовнутрь.
Пещера встретила нас полной тишиной, и странным, приятным запахом деревенского погреба. Я, с бобиной шнура шел впереди и в спину мне било два мощных луча от фонарей охраны, от чего прямо перед нами, по влажным, гранитным стенам пещеры, постоянно двигалась черная, уродливая, похожая на громадную гориллу моя тень.
Хотя мы уже прошли, судя по остаткам шнура метров двести, летучие мыши нам пока не встречались.
Вся пещера, составляла из себя множество залов, соединенных между собой коридорами, иногда довольно низкими. Иной раз нам приходилось вставать на колени и с трудом продираться вперед. Во время таких переходов, к привычному хрипу и покашливанию охранников, заядлых курильщиков, за моей спиной примешивался отборный мат.
Еще бы, эти солдафоны, полезли в пещеры в своих цивильных костюмах. Представляю, во что превратятся их брюки к концу путешествия. Именно по такому низкому и узкому коридору мы сейчас и пробирались.
Коридор кончился неожиданно, и так же неожиданно один из вертухаев заорал истошным голосом.
— Брильянты, господи, брильянты!
Он кинулся к стенам зала, в который мы только, что вползли, и как сумасшедший начал гладить их, пытаясь голыми руками что-то выцарапать из плотной породы.
Зрелище и в правду было ошеломляющим. Свет от мощных фонарей, отражался в прозрачных кристаллах, сотнями торчащих из какой-то странной, похожей на застывшую манную кашу породы. Кристаллы сверкали так сильно, что порой было больно глазам.
Товарищ его оказался более выдержанным и, щелкнув большим выкидным ножом, стал аккуратно, и не торопясь выковыривать самые крупные и красивые кристаллы.
Сначала и я братцы, каюсь, чуть не поддался этому всеобщему безумию, но по роду своей профессии, мне часто приходилось иметь дело, пусть и с чужими, но все ж таки брюликами: таких крупных алмазов, похоже и в Оружейной палате не найдешь.
Отобрав у охранника один из самых чистых кристаллов и наполнив складной стаканчик водой, из фляжки, висевшей у меня на поясе, я (гад буду не без волнения), опустил алмаз в воду. Охранники мои столпились у меня за спиной, дружно направив свет своих фонарей на стаканчик. Кристалл лежал в воде, аккуратный, красивый, но, к сожалению прекрасно видимый.
— Хрусталь, — с грустью констатировал я и выплеснул воду вместе с этим, красивым, но тем ни менее никчемным кристаллом.
Друзья за моей спиной, впали в какой-то ступор. Тот, который с ножом — доставал один кристалл за другим из своего кармана, царапал его лезвием, и уже с ярко белой полоской на грани, передавал его товарищу. А тот, в свою очередь, аккуратно протерев царапинку обслюнявленным пальцем, кидал хрусталь себе под ноги.
Видит Бог, мне их было даже жалко, я имею в виду, конечно, этих моих погрустневших охранников.
— Ну, все ребята, пора…
Начал было я, и тут случилось непредвиденное. Ближний ко мне охранник, неожиданно выхватил пистолет, и с криком:
— А, твою мать, это только хрусталь! – начал палить по стенам подземелья.
Откуда у него взялся пистолет я так и не понял, но первая моя мысль была о том, что полковник, не так уж и прост каким казался и все-таки, наверное, мне доверял не полностью, раз вооружил охрану. Вторая же моя мысль была….
Нет, честно говоря, сформулировать я ее не успел. Одно знал я почему-то совершенно твердо, в пещерах стрелять нельзя. Но он все стрелял и стрелял. Когда обойма закончилась и на нас навалилась вязкая, какая-то необычайная тишина, но в эту тишину неожиданно вплелись далекие, ни с чем несравнимые звуки.
Мы стояли посреди зала, и недоуменно оглядывались по сторонам, как вдруг из соседнего коридора, в зал, повалила кричащая, пищащая на все лады, черная масса. Тысячи летучих мышей, видимо разбуженная выстрелами, летала вокруг нас, сбивая с ног, царапая наши лица и руки своими когтями.
Громко крича, чтобы подбодрить мужиков, да и самого себя, я как смог организовал эту дурацкую в полном смысле слова охоту.
Один из них, держал наготове раскрытый мешок, а мы просто стояли рядом, и махали куртками на манер лопастей вертолета. Ослепшие в свете мощных фонарей зверьки, практически сами падали к нам в руки. Не прошло и четверти часа, как возле наших ног, стояло пять мешков, битком забитых летучими мышами, которые сдавленно пищали и копошились.
Обратная дорога по подземным лабиринтам далась нам гораздо труднее. Тяжелые мешки, приходилось тащить, то на спине, а то и волоком, пропихивая их перед собой, когда потолки коридоров, опускались очень низко. Да братцы, я так, даже в колонии на малолетке не уставал.
Когда мы выползли на заветную поляну перед входом в пещеру, нам открылась необычайно идеалистическая картинка. Танкист, раздевшись до трусов, и разомлевший на первом весеннем солнышке спал, прислонившись к теплой башне своего верного, бронированного коня, а вокруг него сновали любопытные бурундуки.
Я засмеялся. Через мгновенье мы все трое валялись на земле в припадке какого-то нервного хохота. Проснувшийся танкист недоуменно таращился на нас, грязных и исцарапанных, чем еще сильнее развеселил и меня, и моих подельников.
Вот так корешки вы мои дорогие, я и переквалифицировался из воров карманников, в мелкого хулигана, врага родной природы и подручного деревенской колдуньи.
По возвращению, ждала нас жарко протопленная банька, да кипящий, ведерный самовар, с длинной, выведенной в печку черной трубой, на которой лежали и отчаянно пахли, маленькие пучки трав.
А поутру, началось наконец-то и само лечение. Сережке, тезке моему, бабка влила два с горкой граненных стакана водки, а на возражения отца просто наплевала, что-то бормоча себе под нос о наркозе и лучшем определителе полной замены крови.
Только тут, полковник понял, что когда протрезвевший сын его проснется, то это и будет означать, что вся его больная кровь, с растворенным в ней алкоголем заменена. И несколько успокоился, даже улыбнулся, хотя и кривенько.
А Сергей, сын-то его, по избе куролесит. То к охранникам с разговорами пристает, то плачет, кому-то кулачком грозя, то смеется невпопад. Сразу видно, в первый раз к водочке приложился. А после подошел к бабке, посмотрел на нее грустно, как он это может и упал на пол, лицом вниз. Если бы отец его не подхватил, все, можно считать, что профиль бы он себе подпортил.
Отнес его полковник, уложил на кровать, и тут все завертелось… Бабка, что твой дирижер — руками взад и вперед машет, командует, а сама тут же ладони свои старческие, сухонькие, водкой промыла и заодно змеевик этот редкостный тоже ополоснула. Хотя чего ополаскивать? Хозяин стекляшки, Кузьмич, значит, говорят ежедневно самогон гнал, а это ж дезинфекция, почище водки будет. Ну да ладно, это не мое дело. А мое дело, дорогие мои слушатели — сокамерники, — страшное было, кровавое.
—… Плесни-ка паря мне чифирку горячего, что-то в горле пересохло. Без чая какай рассказ, так болтовня одна. Ну вот, теперь слушайте дальше. Расстановка всех действующих лиц в тот момент была такова. Первый охранник доставал летучую мышку из мешка и передавал ее второму. Тот в свою очередь передавал ее мне. А я, сидя на печке, на карачках, острым ножом рассекал бедную зверушку под самой ее мордой.
Кровь стекала в чистое ведро из которого она посредством резиновой трубки, переходящей в змеевик, и далее через иглу и посиневшую Сережкину венку на предплечье, поступала в спящий беспробудным сном алкоголика организм мальчишки.
Из другой его руки, через иглу, торчащую из вены, вытекала темно-красная нездоровая кровь. Бабка сидела на краю кровати и наблюдала за процессом. Полковник, притулившись в углу, возле рукомойника, молчал, вздыхал, бормотал что-то непонятное и, по-моему, даже молился.
Примерно через час, бледное лицо Сережки слегка порозовело, на щеках выступил юношеский румянец. Он потешно зачмокал губами и проснулся. Полковник бросился к сыну, прижал его к груди и замер, видимо прислушиваясь к себе, к своим ощущениям. Бабка, не спеша вытащила из Серегиных вен иглы, протерла чуть опухшие места инъекций водкой, приложила к ним кусочки ваты.
— Ну, вот и все, папаша.
Устало выдохнула бабка. — Будет жить твой отпрыск, я свое дело сделала.
Она привалилась к стене и закрыла свои старческие, темные, словно пергаментные веки. Полковник, не стесняясь присутствия посторонних, опустился перед ней на колени, плача и улыбаясь одновременно, спросил с придыханием.
— Бабуля, бабуленька моя родная, ведьмочка ты моя драгоценная, чем я могу тебя отблагодарить?
Бабка, взглянув почему-то сердито на меня, поманила счастливого отца к себе.
— Знаешь, что Олег, оставь-ка ты сынка своего у меня на годик. Здесь на свежем воздухе, да на козьем молочке сынок твой быстро соком мужским нальется, окончательно оправится. А пока он у меня живет, пускай и внук мой непутевый при нем побудет. Право слово, тюрьма от него никуда не убежит.
Полковник встал, походил по избе, лоб свой огромный морщиня, а потом и пророкотал.
— А, ладно, надеюсь, до рядового не разжалуют.
Повернувшись к своим вертухаям, процедил зло.
— А вы орелики, если хоть слово где ляпните, самолично удавлю, вы меня знаете.
Те, бедняги аж в струнку вытянулись перед ним.
— Как можно, товарищ полковник!
Через час, за ними приехал все тот же танк. А Олег Борисович, после прощания с сыном и бабкой, подошел ко мне, чуть приобнял и тихо, как смог в ухо мне пробасил.
— Ну, что Сиротка, оставляю сына на тебя, ты уж его от местных ребят отбей в случае чего. Сам понимаешь, он у меня и не дрался-то никогда. А я вам продукты буду раз в две недели завозить. Пускай твоя бабушка, хоть в старости поживет и покушает по-человечески.
Сжал меня еще раз, и заскочил на броню.
— Да, ребятки, если рассказывать, как мы прожили этот год, недели не хватит. Сережка, здоровел на глазах. Мы с ним и на покос, и на танцы вместе ходили. Вот только на девок у нас с ним разные вкусы оказались.
Мне больше нравились девицы в теле, что бы было, за что приятно подержаться, а он запал на маленькую и худенькую учителку местную — Маринку. Марию Захаровну. Да так запал, что через два месяца и свадьбу они сыграли. Отец, полковник приехал, грузовик продуктов привез, а для меня отдельный подарок: настенный календарь с Аллой Пугачевой, на котором он самолично мне галочками оставшиеся месяцы свободы отметил… Да что теперь говорить — год прошел, и вот я здесь. С вами…
Камеру заполнила тягучая тишина, и лишь через несколько минут, один из заключенных, смачно потянулся и бросил сквозь зубы.
— Ты знаешь, Сиротка, если бы я не уважал тебя как честного вора, я бы сказал, что все это брехня, с начала и до конца…И мне…
— Если бы хоть одна сявка из вас, — Перебил я его нетерпеливо — Сказала бы мне, что все это брехня, я бы вас мальчики всех тут построил. Тем более….
— Что тем более?
Уголовник явно провоцировал.
— Тем более, что сейчас самое полнолуние, и еще, первый опыт по переливанию крови, чтобы окончательно убедить Олега Борисовича, бабка моя, провела на мне.
Я подошел к окну, где сквозь частую решетку виднелась матово-белая тарелка луны, с силой дернул за ворот куртку (аж пуговицы по полу заскакали) и, сдернув через голову майку, с наслаждением расправил огромные, перепончатые, с легким, коричневым опушением крылья летучей мыши.
«В связи с тем, что в камере было установлено лишь подслушивающее устройство, описание внешнего вида крыльев на спине вора-рецидивиста Сироткина С. М., было получено со слов стукача, осужденного Карнаухова К. К. ст. У.К.СССР № 117.
В связи с тем, что главврач тюремного медицинского отделения тов. Воропаев. В.И., находился в отпуске по собственному желанию с 08.12.79 г. по 13. 12.79 г., обследование осужденного Сироткина С. М. на предмет нахождения на его спине крыльев, было произведено после полнолуния. Крылья на спине Сироткина не обнаружены. Обнаружена татуировка в виде церкви с семью куполами.
Ответственный за прослушку мл. лейтенант милиции В.А.Бурундуков».
Автор: vovka asd
Источник: https://litbes.com/chuzherodnaya-krov-ili-nezakonnyj-otpusk-osuzhdennogo-sirotkina/
Больше хороших рассказов и стихов здесь: https://litbes.com/
Ставьте лайки, делитесь ссылкой, подписывайтесь на наш канал. Ждем авторов и читателей в нашей Беседке.
