Русичи мееедленно идут по пепелищу Рязани. И параллельно с их продвижением нам показывают флешбеки, как пал город и как убивали жителей. Показывают, как за две секунды pacфигaчили ворота, убили воеводу и порешили княжескую дружину, которая практически не сопротивлялась. Показывают, как князя Юрия хотели разодрать на двух Юриев поменьше бегущими в разные стороны лошадями, а в итоге застрелили из лука.
Показывают, как монголы тянут куда-то по снегу жену князя Юрия, а она мечтательно щурится. Видимо, нравится ей это все. Показывают, как вместе с сыном-младенцем прыгнула с крыши жена Федора. Показали, как сгорели жена и дети Евпатия. Показали, наконец, что - слава яйцам! - уцелели свистульки...
В целом, печальное зрелище. Просто душераздирающее зрелище.
По факту в фильме единственным человеком во всей Рязани, который оказал сопротивление монголам, была дочь князя Юрия, которая вырвала у одного дюжего монгола лук, у другого копье, замочила двух ордынцев, а потом стояла и ждала, пока ее зарубят саблей.
Остальные дружно подняли лапки. А сценарист и режиссер не менее дружно подняли и положили огромный болт на то, что осада Рязани длилась несколько дней, почти неделю. Что взятие Рязани не было легкой прогулкой для татаро-монголов. Что князь Юрий погиб раньше, дав бой орде за пределами города. Что жена княжича Федора прыгнула с крыши не в день взятия города, а когда получила известие о смерти своего мужа в орде. Что сыну-младенцу княжича Федора на момент смерти было шесть лет. Это все действительно никому не интересные факты...
Тем временем Евпатий со свистулькой в руках идет бить в уцелевший городской набат, чтобы собрать выживших. Логично, колокол ведь услышат все. Все, кроме, конечно, буквально недавно утыгдыкавших монголов. Это же будет прямо-таки удивительно, если они услышат, верно, Евпатий?
Но как только уцелевшие рязанцы собрались на площади, какая-то баба кааак заорет, цитирую: КАРАТЕЛИ ИДУТ! ДОБИВАТЬ!
Каратели? Вот прямо-таки "каратели"?!Монголише зольдатен унд официрен?!
В общем, НИАЖИДАННА прискакавшие на звук колокола монголише каратели так же НИАЖИДАННА огребают от рязанских партизанен. Причем ото всех. И от Евпатия, который вообще сидел и грустил над Настиной дуделкой и никого не трогал и чью свистульку татары неосторожно пощупали. В результете у него включился режим берсеркера и он всех раскидал голыми руками. И от интерна Лобанова с растрепавшейся гулькой, этого Леголаса на минималках, который перепифпафал оставшихся из лука. И даже от участкового терапевта, который добил раненых монголов, ухитрившись пробить броню столовым ножом.
Уцелевшим рязанцам счет 20:0 в их пользу почему-то не понравился. "Что ж ты наделал, олигофрен! - сказали они Евпатию. - Теперь нас точно убьют!" Олигофрен пожимает плечами. Терапевт и по совместительству "я ваш капитан Очевидность на сегодняшний вечер" предлагает делать ноги из Рязани. Уцелевшим план терапевта очень нравится. Но олигофрен снова пожимает плечами и предлагает сначала спасти соседские города. На логичный вопрос выживших "Каким макаром?", олигофрен опять-таки пожимает плечами, ибо предвидеть этот вопрос было решительно невозможно.
Впрочем, раскинув остатками неотбитого мозга, Евпатий на срисованной по памяти карте Батыя демонстрирует свой стратегический гений.
Во-первых, он решает отправить в пещеру к медведю, который русских не ломает, уцелевших стариков и детей. Видимо, в надежде, что не только не ломает, но и не ест. И вообще, шатун Потапыч веган.
Во-вторых, послать к разным соседским князьям гонцов за подмогой. Причем гонцов самого непотребнейшего вида - хромых, косых и в рванье. Видимо, чтобы князья точно бы их выслушали и восприняли их слова самым серьезным образом.
Наконец сам Евпатий сотоварищи пока потамадят в лагере Батыя, отвлекая ордынцев путем обеспечения им всевозможных интересных конкурсов.
Первым делом с помощью участкового терапевта Евпатий выливает отраву в прорубь. С расчетом, что этот страшный йад в соотношении два ведра отравы на одну реку выведет из строя орду ниже по течению. Что в этом случае будет с русскими, проживающими еще ниже, Евпатию не интересно. Впрочем, видимо, йад, как и медведь, патриотично не травит своих.
В общем этот идиотский прекрасный план, надежный, как швейцарские часы, сработал: именно в то время, как древнерусские Баширов и Петров булькнули свой древнерусский "Новичок" в прорубь, ордынцы встали на водопой.
Часть орды потравилась, часть страдает диареей, еще часть, включая лошадок, банально портит воздух. А среди всей этой вакханалии мечется монгольский военачальник и родственник Батыя Хостоврул и пытается с помощью командирского ремня и такой-то матери вылечить подотчетных ему ордынцев.
И тут Евпатий решает, что это самый подходящий момент, чтобы разорвать охранную грамоту Батыя, написать на клочке "Киса и Ося были тут" и послать его стрелой Хостоврулу.
Почему не "В" Хостоврула, Евпатий? Что за пацифизм?
Обидевшийся за Батыя Хостоврул посылает обидевшийся уже за Хостоврула отряд монголов взять этого поганца.
Татары бегут в лес, где их встречает стоящий спиной Евпатий. Без шапки, без рукавиц, без шлема, без теплой одежды, в кольчуге на босо тело в мороз. Стоит и не шевелится. И пока монголы не обращают внимания на то, что вокруг пафосно игнорирующего их Евпатия натоптано так, будто стадо бизонов пробежало в сапогах 45го размера, и зачем-то пытаются понять, что означает сия инсталляция, вместо того, чтобы пифпафнуть в Евпатия стрелой, спрятавшиеся за деревьями русичи быстренько всех замочили.
После чего Евпатий, глубоко удовлетворенный, но так и не обернувшийся, упал в снег.
- Попали! - дурниной орет служанка Евпатия.
- И по-крупному! - говорю я и добавляю голосом Кисы Воробьянинова. - Ладно я смотрю бесплатно, но те, кто в 2017м году заплатил деньги, хи-хи-хи.
- В него! В него попали! - все так же ором возмущенно поясняет служанка.
- Да спит он, дура! - говорим мы с интерном Лобановым.
После чего Лобанов торжественно вручил служанке веревки. Вяжи, говорит, болезного.
И пока связанный Евпатий спит в снегу все так же без шапки, без рукавиц и без тулупа, его товарищи готовят обед, а грустый Батый в своей палатке рассматривает порванную Евпатием охранную грамоту и очень, очень переживает, служанка Евпатия молится рябинам, чтобы ее отбитый на всю колотушку хозяин ее полюбил. Ну и заодно пусть орда с Руси уйдет. Чтоб два раза не молиться, ага.
А потом служанка, причесавшись и приняв самый соблазнительный вид, идет будить Евпатия, как его будила покойная Настя.
Но все пошло не так: орущий Евпатий сначала порвал веревки, потом слегка, чуть-чуть, не до конца, самую малость придушил служанку, затем гонял по сугробам своих соратников, пока его кулаками изо всех сил по морде и криками в оба уха "Вспомни, матьтвою! Очнись, придурок!" не вылечил от амнезии интерн Лобанов.
И Евпатий очнулся, и вспомнил, и смутился: Простите меня, мужики! (*А перед девкой недодушенной извиниться не хочешь?)
И мужики: Да фигня вопрос! С кем не бывало!
(*Видимо, не хочет.)
Тем временем один из гонцов Евпатия приезжает к соседскому князю. Князь этот, что характерно, не демократ и не либерал от слова совсем (не то что покойный князь Юрий): в лошадок с детишками не играет, мнения левого золотаря об обустройстве России не спрашивает, всех строит, на первый-второй рассчитывает, а на оборванного гонца вообще смотрит как на г@вно вошь. А еще этот гад авторитарный вопросики всякие провокационные задает: А кто такой Евпатий? А сколько у него войска? А у татар сколько? А каков план?
И выслушав ответ, что мол десятник это наш, да не простой, а амнезийный, с тремя с половиной калеками ратников предлагает побить многотысячное татаро-монгольское войско в открытом бою, просто ржет самым натуральным образом. А потом всех посылает: бояр своих готовить город к осаде, а гонца с его тупыми предложениями в жо... обратный путь.
Второй князь был куда дружелюбнее: и накормил гонца, и напоил, и выслушал не в пример душевнее, и даже не ржал, услышав подробности, но и он почему-то отправил гонца взад. Правда, выдал свежую лошадь, чтобы тот быстрее добрался.
Третий же гонец в принципе никуда не доехал, ибо в пути уснул прямо на коне, положив ладошки под щеку, спал и видел сны. Конь и поскакал, куда глаза глядят...
А Евпатий сотоварищи тем временем, намазывают мордылица какой-то явно радиоактивной фигней, светящейся в темноте ровным зеленым светом, и устраивают перформанс прямо в лагере орды.
Русичи радостно изображают ожившие стога сена, а татаро-монголы ужасно пугаются. Ох уж эти смешные, предсказуемые, всем известные своей трусостью ордынцы!
Попутно ратники убивают несколько монголов, а их соплеменники косплеят бандитов и стражников из Скайрима, которые перешагивали через тела убитых со словами "Наверное, показалось!"
А потом Евпатий добрался до татаро-монгольских камнеметов и... понеслась! Потому что кто же будет ночью во вражеской стране эти камнеметы охранять? Да никто! И интерфейс у татаро-монгольских катапульт дружественнее, чем у андроида! Любой стукнутый олигофрен разберется! Олигофрен и разобрался. И кааак начал пулять фаерболами по лагерю орды.
Татаро-монголы бегают, Хостоврул и Субэдэй орут, все взрывается, Батый в палатке спешно накладывает макияж, причесывается, меняет халатик на свежий и живописно накидывает дубленку на одно плечо - в общем, торопится изо всех сил. Но пока туда-сюда - пол-лагеря сгорело.
В то время, как все метались, Евпатий, оставив Батыю очередное послание на оставшемся клочке охранной грамоты, скрылся с остальными русичами во тьме.
Батый, прочтя послание, - что там было написано, история умалчивает, но ставлю на "Батый - дypa!" - яростно скомкал его, жутко обиделся и захотел страшно отомстить. Но как? И тут судьба милостиво посылает ему коня со спящим третьим гонцом Евпатия. Гонец наконец соизволили проснуться, а тут такое здрасьте!
Тем временем русичи, добравшись до своей лесной стоянки, радостно и громко ржут над тупыми, как хлебушек, татаро-монголами и упиваются скоммунизженным у них араком. Не выставив часовых, не озаботившись маскировкой, ибо... ну а зачем? Кто их будет искать? К тому же завтра у них последний-бой-он-трудный-самый - надо расслабиться. Евпатий же уходит спать за кусты. Пьяный в зюзю. В снег. Не связанный. Рядом с ним пристраивается служанка.
Утром служанка его будит, сообщает, что она его жена, раздевается и предлагает утренний секс прямщас прямтут. В сугробе.
Но Евпатий НИАЖИДАННА говорит: Жену я помню! Одевайся, мать, замерзнешь!
Тут к нему прибегает ратник и сообщает: Подмога пришла! Кони в лесу ржут!
И Евпатий радостно рванул на лошадиное ржание через лес. Один. Без ансамбля.
Но это не подмога. Это подарок от Батыя: растерзанный третий гонец, которого ни в каком виде, ни в пьяном, ни даже в слепом, ни за многочисленную рать принять нельзя, ни за живого человека.
Тут же за спиной Евпатия НИАЖИДАННА появляются с полсотни татар во главе с Хостоврулом.
И начинается БОЙ!
Татары, видимо, расстрелять Евпатия из луков не могут по религиозным сображениям, поэтому честно прут врукопашную. А Евпатий, как в детстве, выхватил два меча и кааак ими закрутил. А Хостоврул кааак его вспомнил, кааак решил снова вырубить болезного с помощью болас. Но Евпатий уже не тот, что прежде, он похyжал, возмyдел и вертел эти болас. Буквально. На нефритовом мече.
Татары с Хостоврулом так потрясены его крутизной, что замерли и аж перестали пытаться его убивать. А тут еще и генерал Мороз своевременно послал метель в помощь Евпатию. Монголов метель патриотично сдувает, а Евпатия нет. А через секунду еще и медведь Потапыч прискакал, пролетев в прыжке над головой Евпатия. Татар он патриотично жрет, а Евпатия нет.
А еще через мгновение появились монах, ратники и служанка. Видимо, ее-то оставшиеся монголы и испугались. И рванули атгреха.
В орде Хостоврул сообщил Батыю, который зачем-то заплел волосы в две косички, что он не может работать в условиях, когда всякие медведи из кустов на тебя выскакивают и жрут. Батый расстраивается, что сотрудники у него такие нервные и сообщает, что в таком случае сам поймает Евпатия.
- Разворачивай орду, Хостоврул, - говорит Батый.
- Эээ... Всю? - уточняет Хостоврул.
- Ага, - отвечает Батый.
- Все 40 тыщщщ с xpeном человек?!
- Ну да.
- И камнеметы?!!
- Конечно. И не вздумай их разбирать! Мы их так по сугробам покатим.
Тем временем в лесу Евпатий сотоварищи продолжают радоваться тому, как ловко они натянули Хостоврула с его монголами. Тут прибегает интерн Лобанов и сообщает еще более воодушевляющую новость: орда-таки повернула и идет прямо на них.
Все прямо-таки начинают ликовать: Ура! Они нас в этих лесах до следующей весны искать будут!
А монах, это гринписовец на минималках, на радостях отпускает Потапыча: Не твоя это война, ступай!
Очень, я считаю, очень разумный шаг бросить самое свое сильное оружие перед затяжной войной.
А через секунду после ухода медведя чело монаха неожиданно омрачается тягостными раздумьями.
Я прямо удивилась: неужели до него дошло, какую фигню он какую натворил?
Но нет, монах переживал по другому поводу: В пещере дети! Что с ними будет?
Я: Как дети? В смысле, ТОЛЬКО дети? А где старики и женщины? То есть Потапыч все же не веган?!!
Евпатий с ратниками тут же забили на богатую идею с партизанщиной, ибо оставить детей в этой тайной пещере под присмотром служанки или кого-нибудь из несъеденных взрослых, а самим периодически подкармливать их убитым зверьем - это, видимо, недостаточно героический вариант. Нужно непременно укокошиться всем, чтобы их спасти. Иначе нещитово. Но как это сделать?
Евпатий снова составляет стратегический план, гениальный в своей упоротости: он с ратниками останется на Плешивой горе и польет ее водой, чтобы склоны стали скользкими и татары не смогли бы до них добраться. А интерн Лобанов со служанкой и детьми рванет на санях к реке, там поставит на сани парус и - вжух! - заскользит с огромной скоростью по льду в светлое будущее. Евпатий же сотоварищи тем временем будут сверху кричать ордынцам нехорошие слова и показывать обидные жесты, в общем всячески отвлекать их от Лобанова.
Шансы отвлечь - хорошие, ведь татары в этом фильме, как говорил дядя Миша Задорнов, ну тупыыые: численное преимущество свое никак не используют и из луков не стреляют, ибо это неспортивно. Как такие ордынцы смогли Русь на несколько веков нагнуть - мне решительно не понятно.
План русичами одобряется, и с радостными криками "Ура! Сегодня мы все умрем!" они все принимаются готовиться к приходу монголов. Как? А собирают на горе оставшееся вооружение, типа нескольких мечей и щитов, закатывают туда пару-тройку бревен, поливают склон водой и садятся ждать. В снег. Без шапок.
Долго ли коротко ли, но к этой Плешивой горе, где сидят русичи с отмороженными задницами и ушами, наконец подходят татаро-монголы.
По сезону одетые, в головных уборах, вооруженные до зубов и красивые - глаз не отвести, ибо все накрасились.
Батый в новом синем халатике со змеящимся по спине золотым китайским драконом сидит в паланкине на подушках. Перед ним огромное блюдо с солеными фисташками, видимо, потому что чипсов еще не изобрели. Короче, сразу видно: человек готов к просмотру штурма.
И после того, как на горе русичи пошутили несколько несмешных шуток, типа "Мне в пятницу умирать нельзя. Тогда сегодня суббота!", "Мне бы супчика, как мамка варила" и т.д., все заверте...
Монголы, ожидаемо, не стреляют из лука, а если стреляют, то только тогда, когда Евпатий и его ратники прячутся за щитами, ибо в противном случае русичи бы быстро кончились, а ведь у Батыя еще так много фисташек. Да и солдат тьма. Поэтому монголы раз за разом бросаются на штурм, скользят на льду, падают, скатываются вниз, ломают конечности, но все равно решительно ползут вверх. А русичи, эти недоделанные Кевины Макаллистеры из "Один дома", сбрасывают на них бревна, после чего сбегаются к краю горы, смотрят, как татары кувыркаются вниз и радостно над ними ржут.
А лучники Батыя тем временем благородно дают им отсмеяться и снова спрятаться за щитами. Потому что у нас тут не реальный бой, а героическая фильма по потрясающему сценарию. А если какой-нибудь татаро-монгол, плохо читавший сценарий, все же доползал до вершины, Евпатий и его воины либо тюкали его дубиной по башке, либо тыкали мечом.
В общем, русичи отрываются по полной программе. Разумеется, частично в слоумо и под эпичную музыку.
Тем временем, интерн Лобанов, который тоже без шапки утыгдыкивает на санях с детьми и служанкой к реке, натыкается на сломанные деревья, перегородившие дорогу.
- Эх, не пройдем! - сетует Лобанов и перед тем, как начать разбирать завал, выпрягает из саней лошадь. Которая, не будь дурой, рванула от него изо всех своих лошадиных сил. В пампасы. Насовсем. Поэтому дальше Лобанов прет сани, под завязку загруженные детьми и служанкой, на собственном горбу.
А Хостоврулу тем временем надоела вся эта лавочка, и он полез на горку сам. И залез, попутно зарубив до фига народа и проткнув насквозь участкового терапевта, который, несмешно пошутив про "все пошли и я пошел", умер.
И вот Евпатий и Хостоврул, эти давние враги, стоят друг перед другом. Все расступились. Напряженный момент. Предстоит долгая и эпичная по красоте схватка один на один!
Раскатали губу? Закатывайте!
Ховтоврул замахнулся мечом, Евпатий принял его меч на перекрестие своих двух мечей, отчего один меч Евпатия ломается, а вторым Евпатий с легкостью срубает Хостоврулову голову, защищенную шлемом и нащечниками.
Двадцать секунд экранного времени...
Тем временем интерн Лобанов допер сани с детьми до реки. Теперь ему надо развязать узел на веревке. А узел, в отличие от Лобанова без шапки, задубел на морозе. Что же делать Лобанову?
Есть меч! Разрубить? Нет!
Есть нож! Разрезать? Нет!
Есть дети! О, точно!
Дети, а ну-ка дружно дышим на веревку!
Узел почему-то отогрелся, и Лобанов смог поставить парус.
А Батый наконец понимает, что ордынцы такими темпами могут закончиться раньше фисташек, и приказывает закидать рязанцев камнями и фаерболами.
После чего рязанцы кончаются за пять секунд. Все, кроме Евпатия. Ему снова прилетело каменюкой в тыкву, но тыква тренированная, поэтому он поднимается, раздевается до нижнего белья и, взяв в руки золотую пайцзу, подаренную Батыем, спускается к монголам. Но, несмотря на то, что склон ледяной, не на заднице, а на своих двоих, красиво пошатыаясь.
Батый же, волоча за собой длиииинный шлейф халата, подходит к наконец упавшему полуголому Евпатию и опускается на колено.
Евпатий трагично хрипит: Вот ты и встал на колени...
Батый: Кто ты?
Я: В каком смысле, кто? Ты с ним пару дней назад заигрывал, бороду ему крутил, пайцзу золотую подарил! Что с памятью? Беременный, что ли? Поэтому на фисташки соленые потянуло?
Евпатий представился, сунул Батыю в руки пайцзу и помер. А расстроенный до соплей Батый женским голосом девушки-переводчицы (*кстати, да, весь фильм всех монголов переводила девушка) сообщил ордынцам: "Если бы этот воин был моим, я держал бы его у самого сердца!"
После чего приказывает монголам похоронить этого мелированного героя. И монголы, наплевав на "Повесть о разорении Рязани Батыем", где тело Евпатия отдали оставшимся в живых рязанцам для погребения по православному обряду, забрасывают Евпатия камнями, хороня по монгольским традициям.
А интерн Лобанов, потеряв в дороге свою модную гульку и патриотично перекрасившийся в блондина, добирается на своей лодке до светлого будущего Чудского озера. А там уже 1242й год и псы-рыцари...
Канетс.