И опять письмо. И опять «в строку».
«Всё, что волнует, – это пустота и нежелание жителей заниматься своей жизнью вокруг себя. Пофигизм и обреченность – «от меня ничего не зависит». Поэтому помойки везде, отсутствие не только эмпатии, но симпатии ко всему. Мы не сильно любим свой город, и от этого у нас непрерывно перекладывается плитка на Ново-Садовой (это прекрасно: зимой будет не так скользко и травмоопасно).
В то же время в этом году в единственной школе Южного города 34 первых класса. При чудовищном дефиците учителей. Почему? Где планирование, предвидение жизни в городе?
Когда вы были последний раз в поликлиниках? Они или забиты под завязку, или пусты. Там нет специалистов.
Молодежь просто не верит в то, что это их дом – Самарская губерния, где всегда встретят, спасут и помогут найти свое место под солнцем. Только из моего дома двое детей уехали учиться в Москву. Вы спрашивали себя, сколько человек остается в городе после выпускного, а не бежит в ту же резиновую Москву за знаниями, которые в Самаре уже не получить: слили в экстазе ужа с ежом и потеряли не только гуманитарное образование, но и бывшее на высоте техническое?
Меня волнует, что обустройство туристического маршрута в Ширяеве стоит столько денег, а на дорогу из Ширяева до Выползова (12 км, одноколейную хотя бы), которая решила бы множество проблем жителей 7 заволжских сел, средств нет. У этих жителей отняли Рождественскую больницу, превратив ее в фельдшерский пункт, а в остальных селах просто нет медпомощи, отняли школу-интернат и даже школьный автобус, собиравший детей в школу. Какое развитие села? Там не люди, им не надо ничего».
***
Нет, я не переквалифицировался в «отдел писем и социальных проблем», но и пройти мимо горьких рассуждений человека, более полувека служившего самарской культуре, я не мог.
В последние год-два мы отдаем столько сил, времени патриотическому воспитанию, но почему-то эта работа ограничивается исключительно вооруженной защитой Родины. Неужели любовь к Родине актуальна только при наличии врага – внешнего или «хулигана Мишки Квакина», а в остальных ситуациях она менее актуальна?
Я люблю свою Родину – и большую, и малую, – потому что она моя Родина. Но, думаю, вам легко представить, что творится у меня в душе, когда этим словом начинают называть себя циничные и вороватые прохиндеи, захватившие кусочек Родины, в котором я вырос, и, насмехаясь, уверенно строят свое благополучие, не обращая внимания на мои аборигеновы мучения.
Поговорим об антропологии нелюбви. Начнем с того, как нелюбовь возникает. Я ничего не понимаю в строительстве дорог, метро и самолетов, а вот «за» культуру и образование готов подискутировать.
Нелюбовь, как и культура, – персонифицирована. Она возникает как реакция, например, на знакомство с канцелярской крысой, которая, не имея ни малейшего представления о художественном анализе текста, сочиняет рекомендации про то, может ли этот текст быть показан другим людям.
Один человек или узкая группа людей берут на себя трусость решать, готовы люди к «правильному» восприятию текста или нет. Как правило, эти «решалы» не только не видят смыслов, заложенных в текст автором (или видят их искаженными в силу ничтожности собственного образования и недоразвитости собственных чувств), им неведомы и психологические механизмы восприятия текста.
И вот здесь начинается нелюбовь. Вначале – у творцов, которых лишили возможности высказаться и донести свое высказывание до тех, кому оно предназначалось, а затем нелюбовью начинают страдать и те, кто высказывания не услышал.
Параллельно канцелярские крысы начинают вмешиваться в процесс воспитания детей; объясняют, можно ли, например, 6-летнему ребенку читать любовную лирику Пушкина – ведь он еще ничего не поймет! Им невдомёк, что кроме «понимаю» есть еще и «чувствую»: у них это рудиментарное чувство отсутствует. И крысы начинают чистить полки библиотек. Школьных библиотек. «Рано!»
Родитель, уже познакомившись с природой крысиного подвида «канцелярские», ждет, что вооружившись поддержкой своих коллег из органов опеки эти «воспитатели» могут последовательно есть его печень, если он станет пренебрегать разработанными ими рекомендациями чтения. И совсем худо, если ребенок в период своего становления позволит себе высказать вслух какие-либо сомнения – один раз, два, три… – тут и до ограждения ребенка от безответственного поведения родителей недалеко.
Оказывается, выбирать книги для чтения самостоятельно можно, но только в возрасте, когда в чтении уже нет заинтересованности и нет привычки читать.
Читать книги, слушать музыку, смотреть кино…
И дом мой – не крепость, и семья – ячейка, только если соответствует…
Так складывается империя тотальной нелюбви.
***
А что, если лишить органы государственного и муниципального управления права заниматься содержательными вопросами развития художественной культуры и образования? А задачи эти возложить на профессиональные экспертные сообщества, а «органы культуры» пусть блюдут вопросы, способствующие реализации целей содержательных. Только эксперты – это те, кто обладает широким и глубоким пониманием и компетентностью с точки зрения знаний, навыков и опыта благодаря практике и образованию в некоторой области. Все слова в определении важные!
Тоже утопия, конечно: сколько раз на наших глазах «эксперты» прогибались «под изменчивый мир», но всё-таки в этом случае (только в этом!) есть шанс вырастить поколение смелых, ответственных людей, занимающихся своим делом. А как только люди начнут заниматься своим делом, нас не нужно будет учить патриотизму на специальных уроках.
Ну, а жуликов от власти нужно сажать по действующим схемам.
* Доктор Стив Мараболи