Учёные разделяют коррупцию на рыночную и сетевую. Один из механизмов рыночной коррупции — взятки. А вот сетевая основана на связях. Вознаграждением за услугу в ней может быть другая услуга, возможная помощь в будущем или просто хорошее расположение, дружба. Исследователи из НИУ ВШЭ Мария Кравцова и Алексей Ощепков обнаружили, что сетевая коррупция связана с культурно-историческими характеристиками стран, а по своему влиянию на экономику оказывается опаснее рыночной. Как минимум, она наносит больший ущерб инвестиционной активности.
Привычным атрибутом коррупции считается взятка — неформальная плата за услугу, которое оказывает должностное лицо. Потенциально этим «механизмом» может пользоваться неограниченный круг лиц. Такая коррупция в научном дискурсе называется рыночной.
В то время как рыночная коррупция — популярная тема исследований, сетевой коррупции учёные уделяют гораздо меньше внимания. И это несмотря на то, что впервые дифференцировать виды коррупции было предложено ещё в конце 1970-х годов прошлого века.
Основа сетевой коррупции — связи и стремление помочь людям из близкого круга — родственного, дружеского. Этот феномен не так просто поддаётся изучению в отличие от взяточничества.
Одной из главных особенностей сетевой коррупции является то, что услугу могут получить лишь те лица или фирмы, которые имеют какое-либо родство, дружбу или деловые связи с чиновниками. Социальная сеть, как отмечают авторы иссследования, может быть большой и объединять десятки госслужащих, их родственников, друзей, одноклассников и т.д., или же включать только чиновника и кого-то одного из его близкого круга.
Сетевая коррупция более устойчива, чем рыночная и более безопасна для её участников. Социальные сети и структуры развиваются медленно во времени и имеют тенденцию воспроизводиться. Исследователи также обращают внимание на то, что членов неформальных сетей часто объединяет сильный «корпоративный дух», что усложняет любые судебные расследования против них.
Рыночная и сетевая коррупция, конечно же, взаимосвязаны друг с другом. «Везде, где есть место для обезличенных рыночных неформальных сделок, должно быть место и для взаимовыгодного обмена между родственниками, друзьями или деловыми партнёрами», — пишут авторы.
Рыночная коррупция имеет тенденцию со временем перерастать в сетевую и наоборот. Это хорошо иллюстрирует опыт постсоветских стран, где в 1990-е на смену сетевой коррупции — «блату» — пришла рыночная. Это связано с тем, что отношения между предприятиями и властью были сломаны. А общество при этом охватила аномия, уровень внутригруппового доверия сильно снизился. В результате взятки, главным образом психологически, стали более приемлемы. А что такое «блат» сегодня объяснит уже далеко не каждый человек, родившийся или выросший уже после распада СССР.
Во многих научных работах говорится о том, что коррупция имеет глубокие исторические корни. Однако исследований, изучающих связи сетевой коррупции с историческим и культурным прошлым стран, до сих пор не было. Мария Кравцова и Алексей Ощепков предполагают, что как рыночная, так и сетевая коррупция должны быть связаны с историей и культурой стран. Но, по их мнению, эта связь должна быть сильнее в случае сетевой коррупции, поскольку она укоренена в устойчивых социальных сетях и структурах, в то время как рыночная коррупция такой основы не имеет.
В целом в ряде научных работ говорится, что коррупция сильнее распространена в странах с более крепкими семейными связями. «Эти связи имеют тенденцию подрывать беспристрастность бюрократии и государственных институтов, поскольку государственные чиновники чувствуют себя обязанными предоставлять неофициальные или незаконные преференции своим родственникам», — поясняют авторы. Логично, что это более весомый фактор в ситуации сетевой коррупции, чем рыночной.
Что касается религии, то многие исследователи утверждают, что коррупции тем меньше в разных обществах, чем выше в них доля протестантов. «Поскольку протестантизм является индивидуалистической и эгалитарной религией, бросающей вызов святости властной иерархии и поддерживающей разделение церкви и государства, он явно подрывает предпосылки коррупции», — отмечают авторы.
Правовые традиции также имеют своё влияние на коррупцию. Так, в исследованиях говорится о том, что ограничительное воздействие на злоупотребления властями должно иметь английское общее право. Эта правовая традиция была сформирована парламентом и аристократией, чтобы ограничить влияние короны. «Немецкие и скандинавские правовые традиции также способствуют повышению качества государственного управления, поскольку этим странам удалось создать профессиональную бюрократию», — пишут авторы. А вот французское гражданское право было относительно слабым в сдерживании государственных чиновников от нарушения правил, поэтому оно должно быть менее ограничительным в отношении коррупции.
Чтобы проверить свои предположения и восполнить существующие пробелы в научной литературе, Мария Кравцова и Алексей Ощепков проанализировали связи обоих видов коррупции с тремя культурно-историческими характеристиками стран: семейными ценностями, долей протестантов и типом правовой системы.
В ходе исследования авторы также попытались проверить гипотезу о том, что рыночная коррупция, по сравнению с сетевой, более чувствительна к социально-экономическому развитию. Кроме того, один из важных вопросов исследования заключался в том, какая коррупция более вредна для инвестиционного развития? Исследователи предположили, что сетевая, поскольку рыночная, являясь той самой «смазкой экономики переходного периода», в условиях плохо работающих институтов обеспечивает более открытый доступ к неформальным/нелегальным государственным услугам и меньше ограничивает конкуренцию.
Для измерения уровня сетевой и рыночной коррупции исследователи использовали данные опросов мнений менеджеров высшего звена (Executive Opinion Survey, EOS), проводимых Всемирным экономическим форумом (ВЭФ) за период с 2006 по 2017 годы. Данные охватывают более 150 стран.
В результате анализа подтвердилась гипотеза о специфике влияния на разные виды коррупции отдельных исторических и культурных факторов. Сетевая коррупция оказалась более сильно связана с индексом семейных связей, чем рыночная. «Предварительное объяснение может заключаться в том, что взяточничество в чистом виде несовместимо с прочными семейными узами и давними межличностными отношениями», — поясняют авторы.
Что касается роли протестантизма, то чем больше доля протестантов в стране, тем меньше уровень обоих типов коррупции. Однако, как и ожидалось, связь этого фактора с сетевой коррупцией всё-таки выше.
Верной оказалась и гипотеза о влиянии правовой системы. Британская правовая традиция, как отмечают исследователи, в целом оказывает наиболее ограничительное воздействие на оба типа коррупции, в то время как французская — наоборот. «Но очевидно, что сетевая коррупция более тесно связана с правовыми традициями стран, чем рыночная», — комментируют авторы. В то же время большую чувствительность к экономической ситуации в стране показала рыночная коррупция. Она имеет сильную отрицательную связь с Индексом человеческого развития.
Также, наконец, подтвердилось, что сетевая коррупция оказывает негативное влияние на инвестиционную активность, в то время как влияние рыночной в этом плане оказалось незначительным. Группа стран с высоким уровнем взяточничества и низким уровнем сетевой коррупции продемонстрировала самые высокие показатели инвестиционной активности. Исследователи отмечают, что, акцентируя внимание на этих результатах, стоит учитывать, что в выборке преобладали в основном развивающиеся экономики.
Эти результаты позволяют предположить, что рыночная коррупция оказывает менее пагубное влияние на инвестиции и в условиях развивающихся экономик действительно может быть той самой «смазкой» для плохо работающих государственных институтов. «Таким образом, можно говорить о том, что сетевая коррупция более вредна для инвестиций, чем рыночная», — заключают авторы.
Они обращают внимание на то, что в странах с умеренным уровнем рыночной коррупции, как правило, высок уровень сетевой. Поэтому сосредоточение внимания исключительно на взяточничестве и игнорирование сетевой коррупции может привести к недооценке общих масштабов проблемы и искажению соответствующих национальных рейтингов.
В топ-10 стран, чистых от рыночной коррупции, входят Новая Зеландия, Финляндия, Сингапур, Дания, Исландия, Норвегия, Люксембург, Объединенные Арабские Эмираты, Швейцария и Швеция. Топ-10 стран, чистых от сетевой коррупции, аналогичен — за некоторыми редкими исключениями, включая Катар, Нидерланды, Руанду. Хотя эти три страны не входят в топ-10 по рыночной коррупции, они все же имеют относительно высокий рейтинг (14, 15 и 22 места соответственно), что подтверждает общее правило, согласно которому большинство стран с самым низким уровнем рыночной коррупции также имеют и самый низкий уровень сетевой коррупции.
Это правило однако менее очевидно на другом конце рейтинга. Среди 10 стран с самым высоким уровнем рыночной коррупции только две (Венесуэла и Йемен) входят в топ-10 стран с самым высоким уровнем сетевой коррупции. А во многих странах с умеренной распространенностью взяточничества наблюдается относительно высокий уровень сетевой коррупции. То есть, если брать во внимание только взяточничество, то относительное положение стран во многих рейтингах коррупции может быть чрезмерно оптимистичным, поясняют авторы.
В качестве примера они приводят Италию, печально известную своими криминальными сетями (мафией). В рейтинге рыночной коррупции она занимает 65-е место, однако по сетевой она находится намного ниже — 138 место из 150. Другой пример стран со средним уровнем рыночной коррупции и высоким сетевой — группа постсоциалистических стран — Сербия, Болгария, Словакия, Словения, Румыния, Венгрия, Хорватия и Чехия.
Что касается России, то соотношение рыночной и сетевой коррупции примерно одинаковое — 120 и 110 места соответственно. В своей прошлой работе Мария Кравцова показывала, что с начала 2000-х годов рыночная коррупция в России опять начала эволюционировать в сетевую. «Я думаю эта тенденция может продолжаться», — комментирует она.
Авторы также обращают внимание на политическую роль сетевой коррупции. Можно ожидать, что она менее вредна для политической стабильности, так как в случае с рыночной — каждый у кого есть деньги (например, олигархи), может повернуть политику в свою пользу. Сетевая же коррупция должна поддерживать политическую стабильность, поскольку предполагает, что власть и бизнес образуют неформальную коалицию, основанную на партнёрстве, дружбе или семейных отношениях.