Продолжая рубрику "Круг Чтения ОС" я хочу поделиться коротенькой 16-ой главой из автобиографического романа Л. Н. Толстого Детство. Я привожу ее по многим причинам - для наслаждения, для понимания самого себя, для новых горизонтов духовного развития, радости, близости с Богом. Этим коротеньким гениальным отрывочком перед нами ставится выбор, который так и не смог сделать Лев Николаевич - между прошлым и будущим. И жил в прекрасной, но бессильной и грустной ностальгии по прошлому. Как и большинство наших сограждан сегодня, Толстой застрял в своем детстве - и это не самое плохое место, чтобы застрять. И все же и его творчество, и его поиски, и его уход в Никуда перед смертью, неожиданный отъезд из Ясной Поляны - это расписка гения в полном духовном банкротстве в конце жизни.
Это я не к тому, чтобы осудить Льва Николаевича, моего драгоценного земляка. Он честно и горячо искал счастья, искал ту "Зеленую палочку", которая осчастливит его и людей. Вы знаете, наверное, эту легенду о Зеленой палочке в жизни Льва Толстого.
Мое детство прошло тоже в Ясной Поляне, в тех же местах - и, о, благодарю Господа, это было прекрасное детство! Детство в СССР! Детство в 70-х и 80-х. И у меня было искушение - застрять там. Как застряли там все, наверное, мои сверстники, которых я знаю. Они наизусть повторяют советские фильмы, особенно мультфильмы, они напиваются вечерами, чтобы "транспортироваться" в детский СССР. Они счастливы только там.
По моим наблюдениям за комментариями на ОС явствует, что мы сегодня переживаем самый пик ностальгии по СССР. На это есть ряд субъективных и объективных причин, не буду их здесь разбирать. Вместо этого хочу предложить вам отрывок из произведения другого "застрявшего в детстве", Он застрял совсем в другом детстве - в детстве той эпохи, которую у нас было принято хаять. А ему там было хорошо. Хорошо и грустно. Я позволю себе некоторые краткие выводы ОС по прочтении этой главки:
"Счастливая, счастливая, невозвратимая пора детства! Как не любить, не лелеять воспоминаний о ней? Воспоминания эти освежают, возвышают мою душу и служат для меня источником лучших наслаждений.
Набегавшись досыта, сидишь, бывало, за чайным столом, на своем высоком креслице; уже поздно, давно выпил свою чашку молока с сахаром, сон смыкает глаза, но не трогаешься с места, сидишь и слушаешь. И как не слушать? Maman говорит с кем-нибудь, и звуки голоса ее так сладки, так приветливы. Одни звуки эти так много говорят моему сердцу! Отуманенными дремотой глазами я пристально смотрю на ее лицо, и вдруг она сделалась вся маленькая, маленькая — лицо ее не больше пуговки; но оно мне все так же ясно видно: вижу, как она взглянула на меня и как улыбнулась. Мне нравится видеть ее такой крошечной. Я прищуриваю глаза еще больше, и она делается не больше тех мальчиков, которые бывают в зрачках; но я пошевелился — и очарование разрушилось; я суживаю глаза, поворачиваюсь, всячески стараюсь возобновить его, но напрасно.
Я встаю, с ногами забираюсь и уютно укладываюсь на кресло.
— Ты опять заснешь, Николенька, — говорит мне maman, — ты бы лучше шел на верх.
— Я не хочу спать, мамаша, — ответишь ей, и неясные, но сладкие грезы наполняют воображение, здоровый детский сон смыкает веки, и через минуту забудешься и спишь до тех пор, пока не разбудят. Чувствуешь, бывало, впросонках, что чья-то нежная рука трогает тебя; по одному прикосновению узнаешь ее и еще во сне невольно схватишь эту руку и крепко, крепко прижмешь ее к губам.
Все уже разошлись; одна свеча горит в гостиной: maman сказала, что она сама разбудит меня; это она присела на кресло, на котором я сплю, своей чудесной нежной ручкой провела по моим волосам, и над ухом моим звучит милый знакомый голос:
— Вставай, моя душечка: пора идти спать.
Ничьи равнодушные взоры не стесняют ее: она не боится излить на меня всю свою нежность и любовь. Я не шевелюсь, но еще крепче целую ее руку.
— Вставай же, мой ангел.
Она другой рукой берет меня за шею, и пальчики ее быстро шевелятся и щекотят меня. В комнате тихо, полутемно; нервы мои возбуждены щекоткой и пробуждением; мамаша сидит подле самого меня; она трогает меня; я слышу ее запах и голос. Все это заставляет меня вскочить, обвить руками ее шею, прижать голову к ее груди и, задыхаясь, сказать:
— Ах, милая, милая мамаша, как я тебя люблю!
Она улыбается своей грустной, очаровательной улыбкой, берет обеими руками мою голову, целует меня в лоб и кладет к себе на колени.
— Так ты меня очень любишь? — Она молчит с минуту, потом говорит: — Смотри, всегда люби меня, никогда не забывай. Если не будет твоей мамаши, ты не забудешь ее? не забудешь, Николенька?
Она еще нежнее целует меня.
— Полно! и не говори этого, голубчик мой, душечка моя! — вскрикиваю я, целуя ее колени, и слезы ручьями льются из моих глаз — слезы любви и восторга.
После этого, как, бывало, придешь на верх и станешь перед иконами, в своем ваточном халатце, какое чудесное чувство испытываешь, говоря: «Спаси, Господи, папеньку и маменьку». Повторяя молитвы, которые в первый раз лепетали детские уста мои за любимой матерью, любовь к ней и любовь к Богу как-то странно сливались в одно чувство.
После молитвы завернешься, бывало, в одеяльце; на душе легко, светло и отрадно; одни мечты гонят другие, — но о чем они? Они неуловимы, но исполнены чистой любовью и надеждами на светлое счастие. Вспомнишь, бывало, о Карле Иваныче и его горькой участи — единственном человеке, которого я знал несчастливым, — и так жалко станет, так полюбишь его, что слезы потекут из глаз, и думаешь: «Дай Бог ему счастия, дай мне возможность помочь ему, облегчить его горе; я всем готов для него пожертвовать». Потом любимую фарфоровую игрушку — зайчика или собачку — уткнешь в угол пуховой подушки и любуешься, как хорошо, тепло и уютно ей там лежать. Еще помолишься о том, чтобы дал Бог счастия всем, чтобы все были довольны и чтобы завтра была хорошая погода для гулянья, повернешься на другой бок, мысли и мечты перепутаются, смешаются, и уснешь тихо, спокойно, еще с мокрым от слез лицом.
Вернутся ли когда-нибудь та свежесть, беззаботность, потребность любви и сила веры, которыми обладаешь в детстве? Какое время может быть лучше того, когда две лучшие добродетели — невинная веселость и беспредельная потребность любви — были единственными побуждениями в жизни?
Где те горячие молитвы? где лучший дар — те чистые слезы умиления? Прилетал ангел-утешитель, с улыбкой утирал слезы эти и навевал сладкие грезы неиспорченному детскому воображению.
Неужели жизнь оставила такие тяжелые следы в моем сердце, что навеки отошли от меня слезы и восторги эти? Неужели остались одни воспоминания?
Выводы ОС
Все тут ясно, в комментариях не нуждается. Нам хорошо в нашем детстве, потому что мы маленькие, потому что нас кто-то любит безусловною любовью, кто-то большой и сильный - Отец, Мать. Если есть, конечно. И все вокруг нас - в розовом свете. И октябрятские звездочки, и пионерские галстуки. И все-все-все. И это было прекрасно - не спорю. Хотя те, кто придут после нас, будут иметь все основания поспорить. Но не об этом я хочу сказать - самое главное это то, что Детство призвано быть для нас подсказкой, детоводителем (как апостол Павел говорит) к большей, осознанной радости, к большей любви и близости. На этот раз - с Богом. Богом, Который есть Отец и Мать наша. С Богом, Который так же, и даже несравненно более любит нас, как любили нас, деток, наши родители. Бог может и хочет приходить к тебе в комнату и сидеть вот так на твоей кровати, и гладить твои волосы, и любить тебя, и наполнять тебя несказанной радостью и благодарением.
Поймите, для таких счастливчиков, как Лева, как я, как вы, возможно, у кого были (может и есть еще) любящие родители - это Божий урок к осознанию того, что когда вы вырастете, то окружающая вас Любовь выростет с вами! Она выростет в Бога! Бог везде, всегда, повсюду говорит нам, что Он - наш Отец, наша Мать, что мы - его возлюбленные дети. Что Он может и хочет, и превыше всего желает - посидеть вот так с вами, как мама с сыночком, с дочкой. Посидеть с вами вечерком, и весь день окружать вас любовью и заботой. В этом - главный Урок Детства, любого детства, вашего и моего.
Люди думают, им так внушила матрица духовной культуры, что выростая они будут терять все самое лучшее и светлое. Но взамен приобретать игрушки жизни. И так и происходит. И мое поколение ностальгирующих окружило себя прекрасными, дорогими игрушками. Но они мало радуют. Потому что самого главного не хватает - духовной близости с Папой, с Мамой. Ведь ее, как нам говорят фильмы, книги, примеры людей вокруг нас - быть уже не может!
Врут нам! Врут! Толстой чувствовал, что что-то не так - и даже вышел из Православной церкви. Но вышел он недалеко, и вышедши выхода так и не нашел. А выход был всегда рядом. А выход этот был в том, чтобы, не обращая внимания на религиозные догмы, споры, внушалки и страшилки быть уверенным в одном: я - сын Божий, я - дочь Божия, Отец меня любит, Мать (как Святой Дух нежная) хочет и может посидеть со мной, поговорить тихо. Погладить меня. Наполнить Своей Любовью. Успокоить, развеселить. Пообщаться. Бог - Личность. Ему НЕ жалко времени на вас. У Него есть все время во Вселенной.
Но никто не призывает Его как Отца, как любящую Мать. Люди отделываются от Бога своими официальными молитвами, службами, дарами. А потом - сидят одни. А потом - утопают в прошлом и в пиве с водярой. Потому что никто им не скажет, никто не покажет - кто они?? Никто им не скажет, что Отец и Мать ваши очень, очень скучают - Бог не навязывается людям, Он приходит туда и тогда, где Его ожидают так (и даже больше - ибо достоин), как ожидали в детстве маму, чтобы она пришла и почитала вам сказочку перед сном.
Милые друзья, вы можете забыть, если хотите, все, что я сказал вам на ОС до сих пор, но не пройдите мимо этого: Бог придет к вам, Он только того и хочет, только позовите, только ожидайте Его не как начальничка, не как судью, не как ритуально-религиозное божество, но как безмерно, до смерти, любящего Отца и Мать. И Он придет. И вы почувствуете Его присутствие. И будете плакать и радоваться, будете светиться изнутри, будете исцеляться, будете укрепляться, умудряться, набираться новых, неслыханных сил. Вы станете не застрявшими в детстве, прекрасном детстве, милыми чебурашками, но воинами Света. У вас впереди будет лучшее - не позади. Детство ставило своей целью поднять нас в нашей радости и счастье выше Небес. Не стоит предавать эту Цель!