По дороге из Пинакотеки на автобусную станцию Мюнхена, думал я вот о чем: бытовое восприятие Запада в советское время было не "враждебным".
Советский человек видел в кино жизнь "за бугром" - как люди одеты, как они ходят, как они сидят в барах - и казалось бы должно быть "отторжение", неприятие "буржуазности". Но этого не было. Было другое: советский человек смотрел на всю эту современную ему жизнь стран за железным занавесом как на какое-то стилевое единство, которое: "а, вот оно как там!", но вопрос о том, чтобы самому "жить там", воспринимался примерно как если бы человеку предложили переселиться в костюмированный мир эпохи Ренессанса или на "дикий Запад США XIX века".
Советский человек смотрел вестерны, видел там шляпы, кожаные штаны, лошадей - все это не вызывало отторжения, это просто "другая планета".
Советский человек думал, что жить на Западе можно только в режиме "космонавт на орбитальной станции" (если пошлют, то можно какое-то время).
И действительно на Запад ездили только "специально подготовленные люди". И вот эти люди бывали в мюнхенской пинакотеке и в Прадо в Мадриде. Они возвращались обратно в мир людей, которые всю эту живопись знали со школьной скамьи, как составную часть "советского универсализма", но они знали, что никогда ее не увидят.
Травма "железного занавеса", на мой взгляд, оказалась настолько глубока, что даже когда он рухнул и началось "освоение Запада", то это приняло такой двойственный характер: Запад делался все понятнее, но при этом он оставался как бы "другой планетой".
Оснований для этого уже не было никаких, но инерция восприятия "инаковости" уклада другой страны воспринимается постсоветским человеком как какой-то брошенный лично ему вызов, как нечто, что требует постоянной рефлексии. Хотя никакого вызова нет, можно просто жить.
Василий КОЗЛОВ