Начало повести читайте здесь.
Глава 9. Допрос.
Лязгнул отодвигаемый засов, и дверь распахнулась. В глаза ударил яркий свет.
– Отвагин, на допрос!
Иду за сержантом по узкому коридору, сзади скрипит сапогами солдатик с автоматом. Заходим в кабинет. Пожилой полковник небрежным жестом отпускает конвой, и мы остаемся одни. Тяжелые гардины не пропускают дневного света, горит лишь настольная лампа.
– Садитесь. Жалобы, претензии есть?
– Нет.
– Что ж, приступим к беседе. Советую всем отвечать правдиво на мои вопросы.
– Я постараюсь.
– Итак, каким образом вы очутились в двух милях западнее мыса Святой Нос на спасательном плоту?
Пока я собираюсь с мыслями, как ответить на такой непростой вопрос исчерпывающе, полковник проницательно смотрит мне в глаза, мешая сосредоточиться.
– Мне трудно сразу ответить вам, лучше начать по порядку.
– Что ж, времени у нас достаточно.
Судя по всему, офицер мало представляет себе, кто мы и зачем оказались в море. Видимо, он располагает только фактами. А они таковы: в Баренцевом море с атомной подводной лодки, возвращающейся на базу, видели небольшой плот с андреевским флагом на мачте. Через сутки, благодаря усилиям авиации, ВМФ и пограничников, удалось задержать трех человек и доставить в мурманскую комендатуру. Капитан-владелец этого плота находится перед ним.
С чего начать? Как объяснить, почему мы пошли в море не с целью убежать в Норвегию или сфотографировать военно-морскую базу, а просто так? Поймет ли он, что суровый скалистый берег, не знающий снега только три месяца в году, может быть не каторгой или местом вынужденной службы, а мечтой, ради которой мы и рисковали?
Рассказываю офицеру о том, что с детства занимался туризмом и мечтал увидеть Север. Объяснил конструкцию плота. Описал весь наш путь от Беломорска.
Полковник слушал меня внимательно, казалось, он все понимает, но его вопросы опять ставили меня в тупик.
– Хорошо. Допустим, вы – туристы, но зачем вы попали в Святоносский залив? Здесь туристов никогда еще не было. Что это за туризм на спасательном плоту?
– Плот мы использовали как более надежное и мореходное судно. Он был переделан в яхту. Свяжитесь с моряками, они Вам расскажут.
– А кто из вас махал андреевским флагом перед подводной лодкой? Что вы имели в виду? Кто вам дал этот флаг?
– Он висел на мачте, зачем нам им махать? Наоборот, мы старались не привлекать внимания, уйти как можно быстрее. Сшил его я сам.
– В какой политической организации вы состоите? Почему у вас был этот флаг?
Этот вопрос меня удивил, но впоследствии я узнал, что в Москве в это время проходил какой-то съезд и всех держали в состоянии повышенной готовности. Видимо, нас приняли за каких-то отчаянных демократов, которые демонстрировали свой протест, махая флагом перед атомной подводной лодкой. Но все это я узнал потом, а тогда никак не мог понять, чего они так привязались к этому флагу.
– Кроме пионерской, ни в каких больше организациях не состоял. А флаг этот мне просто нравится.
– Мне не понятно, как это – просто нравится? Мало ли что вам еще понравится?
Через год ВМФ торжественно поднимет на своих мачтах андреевский флаг. Интересно, нравится ли он теперь полковнику?
– Вот Вам бумага, изложите еще раз все с начала и как можно подробнее. Не забудьте указать к каким кораблям вы подходили по пути следования, и с какими целями?
Беседа шла второй час. Я порядком устал, отвечая на вопросы. Видимо, здесь уже была заготовлена своя версия, и все, что я говорил, было впустую. Только то, что работало против меня, тщательно фиксировалось. Меня прошиб пот при мысли, какую историю можно составить из моих показаний, если брать информацию выборочно. Получается, что мы специально, планомерно шли в этот залив дразнить пограничников. Я стал обдумывать каждое слово, чтобы не подписать себе приговор.
Исписав два листа бумаги, подаю их полковнику. Он берет и пробегает глазами. Лоб его неожиданно хмурится, он что-то подчеркивает в тексте и кладет бумаги на стол.
– Так, а теперь еще раз напишите и поподробнее. С момента выхода из Беломорска. Кстати, кто вас выпустил из порта?
– Никто, но никто и не задерживал. Можно мне написать в камере?
– Нет, пишите здесь.
Слово в слово повторяю то, что написал пять минут назад.
Полковник снова изучает, водя ручкой по строчкам, вдруг лицо его расплывается в улыбке.
– Ну вот. Видите, другое дело. Сразу бы так.
Тогда я еще не привык к методике ведения допросов, и это замечание меня здорово напугало. Писал то-я тоже самое, что и раньше, что ж он увидел? Может, я где-то ошибся? Или ребята написали что-то не так?
– Идите отдыхать, увидимся утром.
Провожаемый солдатом, я иду обратно. Захлопывается дверь камеры. Я опускаюсь на койку и стараюсь вспомнить весь разговор, но в памяти только обрывки фраз. Никогда раньше я не думал, что, говоря правду, можно запутаться и начать бояться собственных слов. Да, такими вопросами хоть кого собьешь с толку. Стучу в дверь. Окошко открывается, и чей-то внимательный глаз осматривает мое помещение.
– Чего надо?
– Выводи, курить хочу!
Окошко закрывается, за дверью кто-то долго совещается. Опять лязг засова и мы идем к туалету. Мне выдают сигареты и спички. Курю и разглядываю моего охранника. А он меня. Подворотничок на проволочке, гнутая бляха ремня, потертый АКС. Несколько лет назад я сам был таким же.
***
Этот солдат, который так бдительно сторожит меня возле двери, наверное, напишет домой, как ему доверили стеречь матерого шпиона, пойманного при попытке перехода границы. Невольно вспоминаю моряков с «Рубина». Наверное, действительно, море очищает людей от всего лишнего, напускного. Кроме замполита, никто нас врагами не считал.
Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, вспоминаю место нашего старта, Беломорск.
Белая ночь, сонные птицы на мокрых камнях, деревянный баркас, стоящий на якоре, ведет течением. Над морем туманная дымка, как бы скрывающая от нас весь будущий путь. Может быть в недалеком будущем, присев на бревно на лесоповале, я буду вспоминать, как страдал за андреевский флаг. Все. Пора идти спать.
Свет в камере горит всю ночь. Светильник забран решеткой. Долго ворочаюсь на койке, прежде чем уснуть. За последние три дня я сменил жесткие пайолы плота на диван в кают-компании "Рубина" и в итоге получил тюремную койку. Где я буду спать завтра? Никогда еще в моей жизни не происходило таких быстрых перемен. Окна в камере нет, и о том, что пришло утро, я узнал от солдата, который принес завтрак. Опять иду на допрос. Та же комната, те же тяжелые занавеси. В пепельнице гора окурков. Офицер как-то постарел за одну ночь. Под красными глазами мешки, взгляд усталый.
– Алексей Михайлович, что же вы сразу не сказали нам, что вы – турист?
Слово "турист" он произнес таким тоном, как будто оно означает: душевно больной человек, склонный к бродяжничеству. Использование плавсредств и особенно спасплотов – последняя стадия болезни. Наверное, связались все-таки с моряками, и те объяснили, что к чему.
– Да, – радуюсь я, – конечно, турист, я же говорил вам вчера
– У вас такая хорошая семья: жена, сын. Работа тоже неплохая. Хвалит вас ваш начальник.
Вот это да, уже связались с Москвой! Представляю, какой там переполох! Но к чему он клонит?
– Да, – соглашаюсь я, – все у меня в порядке и дома и на работе
– А зачем же вы, имея такую хорошую семью, квартиру, решили бежать за границу, в Норвегию?
Видимо, удивление от этого вопроса было столь явно написано на моем лице, что дознаватель опустил глаза и стал перебирать какие-то бумаги.
– Зачем же мне надо было такой тернистый путь проделывать? Идти от самого Беломорска? Я бы мог и поближе начать.
– А кто из ваших друзей может подтвердить, какие вы имели намерения?
Я мгновенно представил, как моих друзей будут допрашивать, вызывать с работы, приходить к ним домой. Мне стало неловко.
– А вы спросите у остальных, кто со мной был, у экипажа.
– Хорошо, перейдите в другую комнату, там в вашем присутствии произведут досмотр вещей.
Все еще находясь под впечатлением от беседы, выхожу в коридор, солдат провожает меня. Надо снять напряжение и думать о чем-то хорошем. Необходимо подготовиться к этому досмотру. Прошу разрешения покурить и, присев на корточки на кафельном полу, растягивая удовольствие, вспоминаю Кольский: залитые солнечным светом горы с ярко-белыми пятнами снежников, тишину, нарушаемую только плеском волн и журчанием ручьев, бегущих вниз по склонам. На прозрачной океанской воде качается мой плот, высоко парят птицы.
– Все, я готов. Эй, служба, идем!
Служба делает серьезное лицо и провожает меня до двери.
Трагедия кончилась. Начинается фарс. Я почувствовал это сразу. В комнате трое молодых ребят в одинаковых строгих костюмах. Один из них, я буду условного называть его «начальник», сразу делает несколько шагов мне навстречу. Если нас отдают потренироваться этим ребятам, значит, поверили, что мы не шпионы.
– Это вы главный?
Теперь можно расслабиться.
– Нет, – говорю, – я – капитан.
– Покажите, где чьи вещи.
Я растерялся.
– Все эти вещи, вообще, мои.
– Нет, вы покажите конкретно, кто нес какой рюкзак.
– Вы что же, полагаете, что мы полмесяца, сидя в лодке, рюкзаки не снимали?
На лице одного из офицеров мелькает улыбка, и он отворачивается к окну.
– Рюкзаки мои, плот мой, снаряжение тоже мое. Личные вещи: спальники, полотенца, зубные щетки лежат вперемешку с другими вещами.
Начальник озадачен, видимо, он никак не может понять, что столько огромных мокрых рюкзаков могут принадлежать только мне.
– Хорошо. Что лежит в этом?
– Понятия не имею.
– Как так?
– Собирались под дождем, в тумане, с помощью моряков. Как же я запомню, где что лежит?
– Открывайте!
– Есть!
Извлекаю из рюкзака мокрые, уже начавшие пахнуть плесенью вещи и громко объявляю: "Брюки спортивные, полушерстяные, красного цвета – одна штука". Один из офицеров берет бумагу и садится за стол. Через некоторое время, утомив всех переписыванием предметов одежды, я достаю радиоприемник. Как у любого гражданского человека, этот предмет не вызывает у меня каких-либо эмоций. Обыкновенный радиоприемник, поэтому я очень удивился, когда начальник схватил меня за руку и заглянул мне в глаза.
– Что это?
В его глазах я увидел занесенные снегом бараки и два ряда колючей проволоки, еще там светились новые погоны капитана. "Бараки – мне, погоны – ему", – промелькнула мысль.
– Предмет черного цвета, со шкалой настройки и выдвижной телескопической антенной – это я перехожу на шепот, делая тоже страшные глаза.
Офицер у окна прыскает от смеха и, чтобы скрыть это старательно кашляет. Офицер за столом усердно, но почему-то очень размашисто водит ручкой по бумаге.
– Хорошо. Включайте!
Я молю бога, чтобы мне удалось поймать гимн Советского Союза, но кроме хрипов и морзянки, как назло, ничего из приемника выжать не удается.
– Дальше. Открывайте второй!
Но тут взмолились остальные.
– Женя! Время уже два! Ты что же, не видишь сам, чем мы занимаемся?
Но начальник непреклонен, обведя всех строгим взглядом, он командует:
- Хорошо, я буду называть вещи, а вы будете их искать и давать мне.
– Где ваши навигационные приборы?
– Сейчас будут приборы.
Я протягиваю ему компас.
– Это все?
Начальник явно огорчен, но тут он замечает среди вещей нож. Небольшой нож, купленный в магазине. Мы открывали им консервы. "Нож самодельный! " – радуется он.
Я мысленно благодарю штурмана за предупреждение. Если бы не моряки, нам пришлось бы несладко. "А как же, – говорю ему, – видите, я даже слово "нерж" сам на лезвии написал, чтобы он не ржавел, и еще на ручке цену выбил – 5 рублей".
Пока он изучает нож, я заглядываю через плечо на стол, где офицер еще пишет на листе бумаги какие-то вензеля и геометрические фигуры. Увидев, что я смотрю, офицер переворачивает лист и, положив ручку, встает.
– Ну что ж, вроде, все досмотрели, а?
– Хорошо, идите к себе.
Я ухожу, но солдатика возле двери нет. "Вдруг, – думаю я, – он ушел, и теперь ему попадет, что не углядел за диверсантом.
Потоптавшись в коридоре, иду к себе в "номер". Дверь открыта, на койке лежат мои шнурки, ремень, зажигалка и сигареты. Значит, все кончилось. Еще до осмотра вещей они уже знали, что искать нечего. Из соседней общей камеры слышится дружное пение моей команды: "По приютам я с детства скитался, не имея родного угла... "
Неожиданно я понял, что все, что было у меня с командой в море, что недавно казалось таким важным, теперь забыто. Вместе мы пережили что-то большое, гораздо большее, чем просто шторм. Мне захотелось увидеть их, пожать руки, поговорить, вместе посмеяться над всеми этими досмотрами и допросами.
Наши вещи отвезли на патрульной машине на вокзал. Даже взяли билеты до Москвы, в купе. За окном Хибины, временами проглядывает море. От отпуска осталось десять дней. Может, сойти в Беломорске и начать сначала?
Глава 10 (короткая). Посылка.
Январь 1991 г. Полным ходом идет подготовка к новому плаванию. Занятый изготовлением очередной лодки, я уже стал забывать о недавнем приключении, когда неожиданно получил уведомление о посылке. На почте мне выдали объемный ящик и картонный тубус. Дома, вскрыв упаковку, я обнаружил следующее: полный набор карт Белого моря с указанием рекомендованных (именно для меня) курсов, лоцию, атлас приливов, книги по мореходной астрономии и справочники по огням и знакам, два шлюпочных компаса, барограф, часы. На самом дне лежал непромоканец, куда были завернуты оба моих ножа, и коротенькая записочка с пожеланием больше не попадаться.
Моряки, пославшие мне такой подарок, здорово рисковали, они ведь не знали, дома ли я или осужден за побег. Но, видимо, они верили, что наступит время, когда для того, чтобы выйти в море, достаточно будет иметь только желание.
Алексей Отвагин. Редактировал Сергей И. и Bond Voyage.
Все рассказы автора читайте здесь:
======================================================
Дамы и Господа! Если публикация понравилась, не забудьте поставить автору лайк, написать комментарий. Он старался для вас, порадуйте его тоже. Если есть друг или знакомый, не забудьте ему отправить ссылку. Спасибо за внимание.
======================================================
От Сергея И: Земля пухом тебе, мой дорогой товарищ! Жил ярко, умер быстро…